И Буравин решительно направился в ванную — бриться.
У Самойлова это же утро было совсем другим. Он проснулся в одиночестве. Долго рассматривал потолок, потом подушку рядом. Он даже погладил эту подушку, словно она была живой.
— Эх, Полина, Полина… — сказал он подушке, аккуратно поправил ее и, наконец, встал с постели.
Он бесцельно побродил по комнате, рассматривая вещи так, как будто он видел их в первый раз, потом открыл шкаф и потрогал рукой пустые плечики. В углу шкафа сиротливо стояли туфли Полины.
— И туфли оставила… — вздохнул Самойлов. — Прямо как Золушка!
В душе у Самойлова образовалась пустота, которую невероятно трудно было выносить. Он ходил, прислушиваясь к этой пустоте, ощущая, что неожиданно куда-то исчез целый мир, который был рядом, но он в суете даже не понимал, что этот мир так важен для него. Потеря потрясла Самойлова. Он осознал, что такое настоящая боль. Было так пусто и тихо, что казалось: мир рухнул и его надо строить заново. Но сил на это не было совершенно.
Для Алеши утро тоже было неспокойным. Он проснулся и почему-то сразу обратил внимание на свою инвалидную коляску — как напоминание о прошлом. Он решил ее разобрать и убрать подальше с глаз.
За этим занятием его и застал Костя.
— Леха, ты пойдешь со мной к матери? — спросил, он. — Она нас обоих пригласила.
— Не знаю, что-то не хочется. Честно говоря, не могу видеть рядом с мамой Буравина. Все никак не привыкну, что она теперь живет не с отцом…
— Брось. Нужно смотреть на жизнь проще. Тем более что ни ты, ни я изменить ничего не можем.
— Теоретически я с тобой согласен. А вот практически… Ладно, хватит об этом. Помоги мне лучше кресло разобрать, — попросил Алеша — у него что-то не ладилось.
— Зачем?
— Чтобы выбросить.
— Да ты подожди выбрасывать, оно ведь новое совсем. Может, кому-нибудь еще пригодится, — уже договаривая эту фразу, Костя почувствовал, что сглупил.
— Нет, видеть это кресло не могу. Во-первых, мне его купил Буравин. А во-вторых, — эти колеса напоминают мне о том, о чем хочется забыть.
— А во мне будят чувство вины… — тихо добавил Костя.
— Ты опять за свое? Ну разве ты виноват в том, что я чуть не стал инвалидом?
— Понимаешь, тогда, после аварии, все желали тебе как можно быстрее выздороветь. А я… — Костя запнулся, но все-таки продолжил: — Я тогда так сильно ревновал тебя к Кате, что меня посещали только черные мысли…
И только-то? А я-то подумал, что ты испортил тормоза на моей машине или сделал еще что-то в этом духе! — засмеялся Алеша, не понимая, что попал в самую точку. — Мысли — это просто мысли, и ничего больше. Я прощаю тебя раз и навсегда. И давай не будем больше возвращаться к этой теме.
— Как скажешь, — быстро согласился Костя.
— Вот и хорошо. Предлагаю сделать еще один шаг ко всеобщему прощению и примирению.
— Какой?
— Давай наших невест помирим, — заговорщицки предложил Алеша. — И вы с Катей, и мы с Машей решили пожениться. Девчонки скоро станут родственницами — зачем им ссориться?
— Мысль хорошая. А вот над ее реализацией нужно крепко подумать.
— Главное — правильно выбрать время и место. Может быть, у Левы в ресторане? — Алеше нравилась мысль о примирении, и он уже планировал, как ее реализовать.
— Хорошо, — согласился Костя, — а кресло я пока перенесу в свою комнату. А потом мы его выбросим.
Пока братья возились с инвалидной коляской, Самойлов нашел сумку, аккуратно сложил в нее все случайно оставленные Полиной вещи, поставил сумку на тумбочку у кровати и снова лег. Он стал задумчиво рассматривать потолок. За этим философским занятием и застал его вошедший в спальню Алеша.
— Пап, ты все еще лежишь? Смотри, какое утро солнечное!
— А почему ты завтракать не идешь? Мы тебя так и не дождались, — поддержал брата зашедший следом Костя.
— Спасибо, не хочется, — отрешенно ответил Самойлов.
— Слушай, а ты на работу не опоздаешь? — заволновался Алеша.
— Какая работа, ты что, забыл? У меня теперь нет ни фирмы, ни жены, ни друга…
— Зачем ты так, — остановил его сын.
— Папа, ты не грусти, — добавил Костя. — У тебя же есть мы. И вместе мы обязательно прорвемся!
— Только не надо меня утешать, — грустно сказал Самойлов. — Со мной все в порядке. Я найду, чем себя занять. А у вас какие планы на сегодня?
— Мы с Костей хотели встретиться со своими невестами. С Катей и Машей.
— А, ну да. Вы же у меня оба — без пяти минут молодожены. — Самойлов немного помолчал, а потом спросил: — А к другим молодоженам тоже зайдете?
Сыновья переглянулись.
— Да, мама нас приглашала… Мы не хотели тебе говорить, чтобы не расстраивать… — сказал Костя.
— Да ладно, я все понимаю, — кивнул Самойлов и протянул Алеше сумку с Полиниными вещами. — Возьми. Будете в гостях у… этих… отдашь сумку матери. Она тут в спешке кое-какие вещи забыла.
— Пап, я, наверное, не пойду к маме. Пусть лучше Костя передаст.
— Иди-иди. Я знаю, она будет рада тебя видеть. Алеша взял сумку и сочувственно посмотрел на отца.
Братья решили сходить к матери. Алеша понимал, что маме тоже непросто без них, а Костя хотел подружиться с влиятельным тестем — Буравиным.
Дети ушли, и Самойлов продолжил свое бесцельное хождение по квартире. Он пытался занять себя чем-то, но безуспешно. Наконец, Самойлов подошел к телефону и набрал номер.
— Алло, Григорий Тимофеевич? Привет, Гриша. Самойлов беспокоит.
— А, Борис, привет, — ответили в трубке. — Как дела? Да все как обычно — работаю. Встретиться и пообщаться я не против, но сейчас для этого неподходящий момент. Я занят сейчас. Будь другом, перезвони позже.
— Хорошо, я позвоню попозже, — грустно вздохнул Самойлов.
Он положил трубку. Долго рассматривал телефон, а потом набрал очередной номер. Услышав родной голос, он замер.
— Алло, слушаю вас. Алло, говорите, вас не слышно, — Полина прислушалась и догадалась: — Боря, это ты?
Самойлов вздрогнул, как от удара, и быстро положил трубку. Не в силах отвести от этой трубки взгляд, он тихо сказал:
— Да, Полина, это был я…
Полина все еще прислушивалась к гудкам в трубке и не решалась ее положить.
— Кто звонил? — бодро спросил Буравин.
— Не знаю. Какой-то странный звонок. Позвонили, помолчали… и мне показалось, что я узнала дыхание Бориса.
— Дыхание Бориса, говоришь? Ты скучаешь по его дыханию? — Буравин изобразил шутливую угрозу на лице.
— Витя, ну что ты говоришь! Как ты мог так подумать! — сказала Полина и нежно обняла его.
— А разве ты не знаешь, что я уж-ж-жасно ревнив? — продолжал играть свою роль Буравин. — Что я невероятный собственник?
— А брился ли ты поутру, Отелло? — поддержала его актерский этюд Полина.
— А как же! Только что! — Буравин с гордостью предъявил Полине бритву, с которой пришел из ванной. Он осторожно положил бритву на столик и повернулся к Полине.
— И теперь я намерен исполнить свою угрозу. Берегись, Полина! — он оценил глазами расстояние до желанного дивана.