Сексуальная революция.

разочарование, заставляя проститься с надеждами.

В июне 1934 г. в Советском Союзе снова был введен параграф уголовного кодекса, предусматривающий наказание за гомосексуализм. Учащаются слухи о преследовании гомосексуалистов. Сторонники сексуальной реформы в Австрии и Германии, ведя на протяжении полутора десятилетий борьбу против параграфов уголовных кодексов своих стран, карающих за гомосексуализм, вновь и вновь указывали на прогрессивный Советский Союз, отменивший это наказание.

С недавних пор стало более трудным прерывание беременности в случае первых родов и для матерей, имеющих только одного ребенка, притом что аборт и так был объектом преследований. Немецкое движение за регулирование рождаемости, борясь против политической реакции, видело мощную опору в первоначальной позиции Советского Союза по этому вопросу (пример — кампания Вольфа — Кинле в 1932 г.). Теперь мы все чаще слышим о торжестве противников свободных абортов. Советский Союз также отворачивается от своих прежних взглядов.

Немецкое издательство 'Ферлаг фюр зексуальпопитик' ('Издательство сексуально-политической литературы'. — Прим. пер.) издало в 1932 г. при участии различных молодежных организаций написанную мной книгу 'Борьба молодежи за свои сексуальные интересы', чтобы показать мои взгляды и результаты практической деятельности в этой области. В работе среди молодежи мы ссылались на свободу в сексуальной сфере, предоставленную в Советском Союзе молодым, что и нашло отражение в моей книге. Коммунистическая партия Германии в 1932 г. запретила распространение книги, а годом позже и нацисты внесли ее в список запрещенных. А теперь мы слышим, что молодежь Советского Союза ведет тяжелую борьбу против старых врачей и некоторых высокопоставленных чиновников, которые вновь и вновь возвращаются к старой теории аскетизма. Мы не можем больше ссылаться на сексуальную свободу советской молодежи и видим смятение, которое охватило западноевропейскую молодежь, не понимающую, что происходит в СССР.

Мы читаем и слышим, что в Советском Союзе снова превозносится и «укрепляется» принудительная семья. Как стало известно во время написания этих строк, планируется отмена брачного законодательства, принятого в 1918 г. В борьбе против законов, являющихся юридической базой принудительного брака, мы всегда успешно опирались на советское брачное законодательство. Мы могли видеть подтверждение слов Маркса о том, что социальная революция 'отменяет принудительную семью', и нам приходилось вести трудную работу, чтобы объяснить людям, связанным семьей, необходимость и полезность этого процесса. Сегодня торжествует реакционная политика в области семьи. Нам говорят: 'Смотрите, с вашими теориями дело дрянь. Даже Советский Союз отказывается от лжеучения о разрушении авторитарной семьи. Принудительная семья была и остается основой общества и государства'.

Мы читаем и слышим, что в связи с решением вопроса о беспризорности на родителей вновь возлагается ответственность за воспитание детей. В своей педагогической и культурной работе мы исходили из того факта, что в Советском Союзе власть над детьми была отобрана у родителей, а заботу об их воспитании передали всему обществу. Коллективизация воспитания детей была для нас, несомненно, одним из основных процессов развития социалистического общества. Каждый прогрессивно настроенный рабочий, любая мать, наделенная ясным умом, признавали и одобряли это направление развития общественной жизни в Советском Союзе. Ведя работу среди масс, мы боролись против собственнического инстинкта и злоупотребления властью со стороны матерей по отношению к детям, применяли все наши знания, чтобы показать матерям, что детей у них не «отнимают», но что общественное воспитание детей должно снять с них тяготы и заботы. Мы добились успеха. Теперь же реакционно настроенные педагоги могут сказать: 'Смотрите, даже в Советском Союзе покончили с глупостями, восстановив естественное право и вечную власть родителей над детьми'.

Я рекомендую читателю достать русскую книгу Есипова-Гончарова 'Я хотел бы быть как Сталин' ('I want to be like Stalin', 1947 г.). Эта книга была издана русским комиссариатом воспитания (Наркомпросом. — Прим. пер.), то есть официально. Она представляет собой самое гнусное изо всех тех злоупотреблений детским характером в соответствии с целями власть предержащих, которые встречались мне за 30 лет работы психиатра.

В советских школах давно отказались от Далтон-плана. Методы обучения приобретают все более авторитарный характер. Мы давно уже не можем опираться на советский опыт в борьбе, которую ведем в сфере педагогики за самоуправление детей и уничтожение авторитарной формы школы.

Борясь за рациональное половое просвещение детей и юношества, мы всегда ссылались на успехи Советского Союза в этой сфере. Но вот уже который год мы ничего не слышим о каких-либо новых достижениях, кроме того разве, что идеология аскетизма принимает все более жесткие формы.

Следовательно, нам приходится констатировать торможение сексуальной революции, более того, возвращение вспять к формам регулирования любовной жизни, основывающимся на авторитарной морали.

Мы узнаем из самых различных источников, что в Советском Союзе сексуальная реакция постоянно берет верх, а прогрессивные круги не в состоянии объяснить эти процессы, пытаются обрести ясность и не находят ее, оказываясь поэтому бессильными перед злоупотреблениями властью со стороны реакции. Замешательство как в Советском Союзе, так и вне его ставит, таким образом, на повестку дня вопрос о советской сексуальной политике. Что случилось? Почему сексуальная реакция берет верх? Из-за чего потерпела крах сексуальная революция? Что следует делать? Это вопросы, которые сегодня должны интересовать каждого воспитателя, любого, кто занимается социальным попечением, и каждого теоретика или практика экономической политики.

Аргумент, в соответствии с которым политическая реакция может помешать открытому обсуждению этого вопроса, несостоятелен. Во-первых, политическая реакция никогда не сможет встать на точку зрения научной сексуальной политики, чтобы выступить против нынешних мер, принимаемых в Советском Союзе. Напротив, она торжествует, наблюдая за этими мерами. Во-вторых, прояснение данного вопроса в европейском и американском рабочем движении важнее оглядки на возможный престиж. Замешательство вредит. Во Франции «Юманите» уже провозгласила борьбу за спасение «расы» и 'французской семьи'. Реакционные меры, принимаемые в Советском Союзе, сегодня известны каждому и их нельзя отрицать.

Регресс в сексуальной сфере, наблюдаемый в Советском Союзе, связан с обидами вопросами революционного культурного развития. Мы знаем, что направление движения к самоуправлению в общественной жизни отступили в пользу авторитарного руководства обществом. Регресс, проявляющийся в сексуальной сфере, наиболее четко и яснее всего осознается именно здесь, так как сексуальный процесс в обществе всегда был ядром процессов его культурного развития. Мы видим это на примере политики фашизма по отношению к семье столь же ясно, как и в истории первобытного общества при переходе от матриархата к патриархату. В первые годы существования коммунистического государства коренному изменению экономических отношений сопутствовала революция в сексуальной жизни. Эта сексуальная революция была объективным выражением революционного преобразования культуры. Без понимания сексуального процесса в Советском Союзе нельзя понять и происходящий там процесс культурного развития.

Катастрофичной окажется та ситуация, в которой вожди революционного движения попытаются защищать реакционные, мещанские взгляды, используя ярлык «мелкобуржуазности», наклеиваемый на приверженца сексуальной революции. Возвращение к китчу в различных формах является только выражением неудачи прорыва вперед.

В этой работе мы лишь в самом общем виде намечаем соотношение между торможением сексуальной революции и регрессом в культурно-политической сфере. Может быть, в ближайшее время удастся получить материал, необходимый для уяснения общих вопросов культуры. Полезнее все же исследовать сначала ядро культуры, чем поступать наоборот, запутывая общую дифференцированную проблему культуры без знания ее основы, структурированной в соответствии со структурой человеческой личности.

Глава I. 'Упразднение семьи'

Сексуальная революция в Советском Союзе началась с распадом семьи. Она распадалась самым радикальным образом во всех слоях населения — здесь раньше, там позже. Этот процесс был болезненным и хаотическим. Он вызвал ужас и смятение. Так была в высшей степени недвусмысленно доказана правильность сексуально-экономической теории в части, касающейся сути и функции принудительной семьи. Патриархальная семья является в структурном и идеологическом отношении очагом воспроизводства всех общественных порядков, покоящихся на принципе авторитета. С ликвидацией этого принципа автоматически должна испытать потрясение и сама семья.

В распаде принудительной семьи выражается то обстоятельство, что сексуальные потребности людей взрывают оковы, наложенные на них экономическими и властными связями, существующими в семье. Происходит отделение экономики от сексуальности. Если в условиях первобытно-коммунистического матриархата экономика служила удовлетворению потребностей всего общества (в том числе и половых), если в условиях патриархата сексуальные потребности служили меньшинству, а значит, и подвергались принуждению с его стороны, то настоящая социальная революция, несомненно, направлена на то, чтобы снова поставить экономику на службу удовлетворению потребностей всех членов общества, занятых производительным трудом.

Данный поворот в отношениях между потребностями и экономикой является одной из важнейших характеристик социальной революции. Распад семьи можно понять только с учетом этого общего процесса. Он осуществился бы быстро и радикально, к тому же без помех, если бы речь шла только о том, чтобы устранить бремя, которое означают для членов семьи семейные экономические связи, и высвободить силу половых потребностей, скованных этими связями. Суть проблемы, следовательно, не столько в причинах распада семьи — они очевидны. Гораздо труднее ответить на вопрос о том, почему этот распад представляет собой такое болезненное психическое явление, как ни один другой переворот.

Экспроприация средств производства болезненна только для их прежних владельцев, но отнюдь не для массы, не для носителей революции. Ликвидация же семьи затрагивает как раз тех, кто должен осуществить экономический переворот, — рабочих, служащих, крестьян. Именно здесь с наибольшей четкостью и проявляется консервативная функция семейных связей. Благодаря очень сильным семейным чувствам торможение сказывается именно на носителе революции. Его привязанность к жене и детям, его любовь к сколь угодно убогому дому, его тяга к привычной жизни и т. д. более или менее препятствуют осуществлению главного деяния революции — преобразованию человека. Подобно тому, как, например, в процессе формирования фашистской диктатуры в Германии семейные привязанности оказали тормозящее воздействие на революционные силы, что только и позволило Гитлеру создать империалистическую, националистическую идеологию на прочном фундаменте таких отношений, эти привязанности и во время революции тормозят намеченное изменение жизни. Возникает тяжелое противоречие между распадом основ семьи и структурой человеческого сознания, ориентированной на семью. Люди не так-то легко и быстро поддаются изменениям, они хотят сохранить семью, причем большей частью в силу эмоциональных привязанностей и бессознательных стремлений. Замена патриархальной формы семьи трудовым коллективом, несомненно, представляет собой ядро проблемы культуры в условиях революции. Никто не должен обманываться, слыша зачастую очень громкий бунтарский крик: 'Прочь от семьи!'. Часто как раз тот, кто громче всех требует уничтожения семьи, неосознанно привязан к своему детству, проведенному в семье. Такие глашатаи мало пригодны для теоретического и практического решения сложнейшей из всех проблем — замены семейных связей общественными. Если не удастся одновременно с созданием