растения, которые служат оленьим кормом.
Вэкэт уже слушал с интересом и только дивился; когда это она все успела — и собрать гербарий, и начертить точную схему кочевого каравана и даже яранги. Одну за другой Агнес вешала на карту начерченные таблицы, а когда дело дошло до яранги, Вэкэт узнал родное жилище.
Агнес говорила увлеченно, и публике, по всему видать, тоже было интересно, потому что она слушала очень внимательно.
Закончив доклад, Агнес тут же объявила, что покажет несколько диапозитивов.
Озеро Иони. Низкие лохматые тучи нависли над водой. Птицы, собирающиеся отлетать в теплые края. Диапозитивы были цветные и очень хорошо сделаны. 'Так вот какая ты, Агнес!' — уважительно подумал Вэкэт, вглядываясь в знакомый пейзаж. Сменилась картина, и показалось оленье стадо. И вдруг Вэкэт увидел себя. Он стоял чуть в сторонке, перекинув через плечо аркан. Это было так неожиданно, что он чуть не вскрикнул.
— А это вы, я знаю, — шепнул Георг Юханович. Агнес обернулась и подмигнула Вэкэту.
Оленьему стаду была посвящена добрая половина диапозитивов. Вэкэт увидел всю свою бригаду. Вот Ачитагин накидывает аркан на бегущего оленя, валит его и вонзает нож. А вот и мама. Она свежует оленя, а Вэкэт держит под струей крови таз.
Общий вид стойбища. Сзади садится солнце. Вэкэт отлично помнит день, когда был сделан этот снимок. Они стояли с Агнес на высоком холме, на древнем ритуальном кладбище павших ездовых оленей. А вот и само кладбище — целый курган побелевших от времени ветвистых оленьих рогов.
Все диапозитивы Агнес сопровождала обстоятельными объяснениями. Иногда она произносила какое-нибудь слово, явно рассчитанное на Вэкэта, как бы напоминая: 'Я помню, что ты здесь, что слушаешь меня'.
Почти во всех диапозитивах в том или ином виде присутствовал Вэкэт.
Вот отцова яранга. Вэкэт запрягает ездовых оленей. Вэкэт тащит на себе тушу оленя. Вот он выхаживает больного теленка, собирает сухой кустарник для костра, потом разжигает костер и вешает над ним котелок.
Вездеход возле яранг. Вертолет санитарной авиации. Доктор делает укол Ачиргину… Вот бы показать ему!
Мама Туар кроит пыжик, сучит нитки из оленьих жил, шьет. И вот уже готова кухлянка. Это кухлянка Агнес… Красная палатка. Оленеводы получили газеты и журналы. Читают…
Показ диапозитивов длился примерно час.
Вэкэт сам себе примелькался. Но смотреть было интересно, и картинки эти волновали его. Он в душе гордился, что весь этот битком набитый класс высшего учебного заведения с таким интересом смотрит на жизнь, которая казалась ему обыкновенной, ничем не примечательной.
Диапозитивы кончились, в аудитории зажгли полный свет. Раздались аплодисменты, но Агнес, повернувшись к слушателям, подняла руку и попросила тишины. Она вставила еще один диапозитив. Вэкэт в полном пастушеском облачении — в легкой кухлянке, в коротких торбасах с орнаментом по голенищу, в малахае. В одной руке — аркан, в другой — карабин.
— Вы, наверно, запомнили этого молодого человека. Он часто попадался на экране, — торжественно произнесла Агнес. — Это пастух оленеводческого совхоза, мой хороший знакомый, — Агнес сделала паузу, — и друг… Так вот я хочу сказать, что он находится в нашей аудитории…
Что тут началось! Все повскакали с мест и стали оглядываться во все стороны. Наконец кто-то увидел Вэкэта и закричал:
— Вот он!
Через минуту Вэкэт был взят в плотное кольцо. Его почему-то и с чем-то поздравляли, спрашивали, как ему понравился Таллин, задавали еще какие-то вопросы. Растерянный и оглушенный, Вэкэт не знал, куда деться. Но тут на помощь явилась Агнес и строго сказала:
— Если есть вопросы — пожалуйста, задавайте. Мы с Романом Вэкэтом постараемся на них ответить.
Аудитория ощетинилась лесом поднятых рук. Были очень серьезные вопросы о производстве, о том, почему чукотские колхозы преобразованы в совхозы, не сокращается ли морской зверобойный промысел, как мирятся родители с тем, что их дети чуть ли не с самого рождения находятся на попечении государства и с ними можно общаться лить несколько раз в году. Но задавали и вопросы, которые заставляли Вэкэта краснеть за спрашивающих, а Агнес смущаться и извиняться перед Вэкэтом. Так, один высокий даже среди рослых эстонцев парень с длинными светлыми волосами и большими белыми ресницами что-то спросил по-эстонски. Агнес тут же бойко перевела его:
— Правда ли, существует у чукчей такой обычай: приезжает гость — и муж уступает ему свою жену на ночь? Спрашивающий говорит, что он читал об этом в книгах, переведенных на эстонский язык и посвященных Чукотке.
По мере того как Агнес переводила, лицо ее покрывалось краской. Она тут же ответила сама, энергично произнеся слова. Но парень не садился. Он вежливо выслушал Агнес и уставился белесыми глазами на Вэкэта.
— Я отвечу, — сказал Вэкэт растерявшейся Агнес. Ему показалось, что на него здесь смотрят как на оживший музейный экспонат, и некоторые вопросы, обращенные к нему, задавались не столько с целью получить информацию, сколько для того, чтобы убедиться, что этот экспонат умеет говорить и имеет, как ни странно, даже человеческие черты. — Я хочу ответить на этот вопрос, — медленно продолжал Вэкэт. — У каждого народа в прошлом был этот обычай. Был он и у предков эстонцев. Это называется пережиток первобытно-общинного строя. Я читал это у Энгельса.
Профессор зааплодировал, к нему присоединились и остальные. Парень сконфуженно потоптался и уселся на место, однако продолжал возвышаться над всей остальной публикой.
Над Таллином опустилась темная теплая ночь. Тянуло запахом цветов, смешанным с влажным морским ветром.
Вэкэт был грустен и растерян. И, хотя простоял всю вторую половину вечера рядом с Агнес, отвечая вместе с ней на вопросы, он чувствовал себя как никогда далеко. Здесь Агнес была совсем другая. Да, она сохранила чувство к Вэкэту, но сам Вэкэт не мог бы сказать, что все осталось так, как в тундре. Здесь Агнес была сама собой, такой, какой она будет всю жизнь. В тундре она ходила в полумужской одежде, в ее речи часто упоминались места и вещи, о которых Вэкэт не имел понятия. Вэкэт любил ту Агнес, тосковал по ней, а эта… К этой надо еще привыкнуть… Ну почему он такой? Вэкэт злился на себя, но не мог ничего поделать. Он вспоминал, как ребята ему завидовали в тундре. Даже в геологической партии откровенно признавались ему: 'Повезло тебе, парень, на такую дивчину. За ней можно хоть на край света'. И вот Вэкэт почти на другом краю страны. Рядом Агнес. Машина мчится между деревьев по улице, которая называется Пильвику. Девушка сидит, прижавшись к нему, а Вэкэт видит тундру. Перед его глазами тот самый диапозитив, где они стоят на высоком холме. Снимал пастух Ачиргин. Агнес его долго инструктировала, а солнце садилось. Наконец Ачиргин понял, что к чему, какую нажимать кнопку. Конечно, парень притворялся, потому что Ачиргин сообразителен и схватывает все на лету. Ему просто хотелось немного подразнить и Агнес, и Вэкэта. А фотография получилась отличная.
— Устал? — заботливо спросила Агнес.
'Черт возьми, — подумал про себя Вэкэт. — Почему устал? Что я, бегал, собирая отбившихся оленей, или брел по колено в снегу с теленком на плечах? Странные понятия об усталости у этих людей…'
— Нет, — ответил Вэкэт.
— А я устала, — вздохнула Агнес.
И тут Вэкэт почувствовал, что ему надо немедленно уезжать. Надо уезжать, пока не померк и не потускнел тот образ, который остался в тундре. Надо уехать к той, которая присутствовала в каждой кочке, в каждом большом и малом тундровом озере, где тень ее он видел при закатах и рассветах, днюя и ночуя в оленьем стаде.
Георг Юханович предложил выпить за удачный доклад Агнес.
Откупорили бутылку шампанского. Агнес наклонилась к Вэкэту:
— Я устала, но счастлива.
Втроем уговаривали Вэкэта остаться ночевать, но он был непреклонен. Тогда Георг Юханович вызвал по телефону такси. По темной узкой тропинке Агнес и Вэкэт шли к машине.
— Я, наверное, скоро улечу, — осторожно произнес Вэкэт. — Может быть, завтра, может, послезавтра. Как только достану билет…
От неожиданности Агнес даже отстранилась.
— Что случилось?
— Ничего, — ответил Вэкэт. — Просто мне пора лететь. Я еще не был в Армении. Никогда. А всю жизнь мечтал. Государство Урарту. Древнейшее в нашей стране.
— Ты что-то не то говоришь, Рома, — сказала Агнес — Я хотела показать тебе Таллин, мой Таллин, а не экскурсионный… Ты ведь знаешь, как я ждала тебя, как я счастлива, что ты приехал. Я вижу, что ты никак не можешь найти себя здесь, но я молчу.
— Да, мы ведь договорились: об этом ни слова, — заметил Вэкэт.
— Но зачем говорить о том, что и так ясно? — сказала Агнес.
— А мне все время хотелось поговорить. Потому что такого у меня никогда не было. Очень хотелось сказать тебе: я люблю тебя и боюсь этой любви, потому что ты очень далека от меня. Но мы преодолели эти расстояния, как видишь, даже физически. А ты вдруг отдалилась от меня.
— О, милый мой, я же говорила — лучше молчать! — со слезами в голосе произнесла Агнес. — Я надеюсь — все будет хорошо. Хочешь — поезжай в Армению, а потом возвращайся. Ты знаешь, что я тебя люблю и всегда буду ждать. Всегда буду ждать…
Из-за деревьев, окаймляющих шоссе, послышался нетерпеливый гудок. Агнес молча, рывком притянула Вэкэта и поцеловала его.
Через день Вэкэт улетел в Москву.
Провожала его Агнес. Ее длинные глаза были полны слез. Сердце Вэкэта разрывалось от любви и жалости к ней, но он был уверен, что поступает правильно.
В Москве Вэкэт раздумал лететь в Армению и взял билет в Анадырь. Из Москвы он написал Агнес. Письмо было короткое и кончалось так: 'Я еще многого и многого не знаю о себе. Я должен разобраться. Не сердись на меня. Я крепко, на всю жизнь запомнил тундру с тобой…'
Вэкэт еще раз сходил на набережную, к английскому посольству, и долго стоял, любуясь Кремлем.
Денег оставалось порядочно. На них можно было проделать еще раз такое же путешествие, одеть несколько человек с ног до головы, но удовольствие от сознания, что он мог купить все, давно улетучилось, и Вэкэт обнаружил, что стал очень скромно жить. Его уже больше не тянуло в шумные рестораны, и вечером он искал какое-нибудь кафе, чтобы остаться наедине со своими мыслями и просто посидеть в тишине, отдыхая от городского шума.
Самолет уходил с Внуковского аэродрома.
Испещренная желтыми пятнами зелень простиралась по обе стороны шоссе.
В самолете Вэкэт познакомился с Иваном Яковлевичем Окуловым, начальником полярной станции острова В. Они подружились, вместе ходили в буфеты
