— Неужели ты веришь во всю эту чепуху? — улыбнувшись, спросил Ушаков.
— Не говори так, — предостерегающе сказала Нанехак. — Ты сам подумай: разве простой человек, будучи слабым и больным, может добыть белого медведя да и еще возвратиться невредимым домой, а потом как ни в чем не бывало поправиться?
— Ну ладно, — махнул рукой Ушаков, — пусть будет так.
— Не надо смеяться, — продолжала Нанехак. — Через тебя действовал другой дух, добрый твой помощник. Все в поселении только и гадают, откуда он у тебя. Может, ты привез его с собой из своей земли, да нам не говоришь?
— Час от часу не легче, — вздохнул Ушаков. — Послушай, Нана. Я считаю тебя разумной. Ты дочь моего лучшего друга, о потере которого я скорблю до сих пор. Вот он хорошо понимал меня и не путал ни с добрыми, ни со злыми духами.
— Ты не прав, — задумчиво произнесла Нанехак. — Мой отец и вправду понимал тебя, любил, верил в тебя, потому не вмешивался в твои дела, зная, что действуешь ты на благо нам всем. А то, что он не верил в Тугныгаков — это неправда. Он их очень хорошо знал. Он был великим шаманом, и это известно каждому, даже ребенку.
— Что ты говоришь?! — в удивлении воскликнул Ушаков. — Иерок был шаманом? Вот уж во что я никогда не поверю!
— Он не был таким шаманом, как Аналько и другие, — терпеливо принялась объяснять Нанехак. — Быть шаманом — это не обязательно быть исцелителем. Хотя, наверное, отец мог бы и лечить. Но он был занят более важными делами.
— Какими же?
— Он думал о благе людей, об их жизни, думал, как облегчить существование человека. Чтобы у него всегда была еда, теплое жилище… Чтобы люди не болели, не страдали, чтобы на земле все было по справедливости…
— В таком случае, — серьезно сказал Ушаков, — твой отец был не великим шаманом, а большевиком, потому что то, о чем заботился Иерок, — наша главная дума. И именно для блага простого человека большевики взяли власть в свои руки и строят новую жизнь…
Нанехак в удивлении посмотрела на Ушакова: какой он все-таки непонятливый! Или не хочет признаваться? То, что он совершил, не под силу обыкновенному человеку. Здесь явно не обошлось без помощи Иных сил, стоящих выше его собственных способностей. Но может быть, так и надо? Ведь и ее отец не любил распространяться о своих отношениях с Высшими силами, одним из проявлений которых и был Тугныгак.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
После вычислений, подкрепленных тщательным исследованием астрономических календарей, Ушаков объявил эскимосам, что солнце покажется над горизонтом шестнадцатого января около одиннадцати утра.
Старый Аналько поднимался на выдающийся в море мыс и проводил там долгие часы, следя за разгорающейся алой полоской.
— Аналько хочет первым увидеть солнце и объявить его своей добычей, — насмешливо сказал Кивьяна.
Ушакова удивляла такая непочтительность к старому шаману. Казалось бы, люди должны относиться к нему с благоговением, но, похоже, ни один человек в поселении не подвергался стольким насмешкам, не слышал столько иронических замечаний в свой адрес, как шаман Аналько. Ушакова поражало то, что терпел он это с необыкновенной стойкостью и даже порой сам беззлобно подтрунивал над собой. Но вместе с тем, несмотря ни на что, люди молчаливо признавали особые шаманские способности Аналько.
В назначенный Ушаковым час все население поселка вышло из жилищ. Погода на редкость была ясной и тихой, словно сама природа приготовилась к этому важному событию.
Обструганные ураганными ветрами сугробы, ропаки казались облитыми розовой краской, которая становилась все ярче по мере того, как разгоралась заря.
У всех в ожидании солнца было приподнятое, радостное настроение, и, глядя на людей, Ушаков мысленно повторял: «Ну вот и позади самое страшное, самое трудное… Дальше будет легче…»
Ярко-алая полоска зари постепенно переходила цветом в раскаленный металл. Через какое-то время над невидимым еще солнцем показалась золотая корона.
Ушаков, чтобы не упустить малейших оттенков редкостного зрелища, тут же, на холоде, писал закоченевшими пальцами:
«Ярко-красная заря и пурпурная корона над невидимым пока еще солнцем выше постепенно переходили в еле уловимые желто-зеленые тона, зенит окрасился нежнейшей лазурью, а северная часть небосклона горела малиновым огнем, который у горизонта принимал ярко-фиолетовые цвета. Перистые облачка, собравшиеся на пурпурной короне, казались причудливыми серебряными накладками. Снег и льды ожили, но глядеть хотелось только на небо. Я ни разу в жизни не видел его таким прекрасным, нигде не наблюдал таких нежных и в то же время ярких красок».[11]
Дальше писать не было никакой возможности. Из-за горизонта хлынули ослепительные лучи солнца, настоящего, живого солнца, так долго скрывавшегося за заснеженным простором.
— Солнце! — закричали эскимосы. — Солнце возвратилось!
Аналько подошел к Ушакову и вежливо осведомился: — Сколько времени?
— Одиннадцать часов две минуты, — ответил русский умилык.
— Ты оказался прав, — сказал Аналько.
— Не я, а природа, солнце оказалось правым, — с улыбкой заметил Ушаков. — Так и должно было быть.
— И так каждый год солнце будет появляться здесь в это же время? — спросил Аналько.
— Всегда, — твердо ответил Ушаков.
— Хорошо, — с удовлетворением произнес Аналько. Ушаков потом видел, как под вечер шаман вышел с деревянным жертвенным блюдом и направился к мысу, на котором он простоял несколько дней в ожидании солнца.
С появлением светила жизнь в поселении разительно переменилась. Каждое утро охотники уходили в тундру и на море, и редко кто возвращался без добычи. Ушакова. однако, не покидала мысль о промысловом освоении северного побережья. Он пошел в ярангу Аналько с надеждой уговорить шамана переселиться туда.
В обыденной жизни Аналько ничем не отличался от остальных эскимосов, и внутреннее убранство его яранги было в точности таким же, как и у других. Не видно было признаков какого-то особого достатка.
Аналько, похоже, удивился визиту русского умилыка и от растерянности не знал, куда усадить гостя. Шаман приказал подать угощение, и Ушаков терпеливо ждал, пока жена Аналько истолчет в каменной ступе замороженную нерпичью печенку и вскипятит чай. Мороженая сырая печень теперь, по настоянию доктора, обязательно входила в рацион всех без исключения жителей поселения как средство против цинги.
— Я хочу тебя попросить переселиться на северный берег острова, — сказал Ушаков, отведав кусочек ледяной печенки.
— Я и сам думал об этом, — степенно ответил Аналько. — С той поры, как ты победил тамошнего Тугныгака, наверно, ничто мне угрожать не будет.
— Почему ты считаешь, что я победил Тугныгака?
— Об этом все знают.
Ушаков был в затруднении: спорить о существовании злого духа, да еще с самим шаманом, — только терять попусту время. Мнение о том, что в мире существуют особые, не контролируемые человеком силы, настолько прочно укоренилось в сознании этих людей, что бороться с подобными суевериями надо долгие и долгие годы. А простым отрицанием можно только, в лучшем случае, вызвать недоумение, подорвать веру в себя.
— Теперь твой черед сразиться с Тугныгаком северного побережья, — сказал Ушаков.
— А смогу ли я? — с сомнением покачал головой Аналько.
— Ну, это тебе лучше знать. Разве ты не уверен в своих силах?
Аналько видел, что Ушаков говорит серьезно, и сам старался отвечать серьезно и убедительно.
— Я поеду туда, но буду надеяться и на твою помощь.
— Я распоряжусь, чтобы тебе выдали дополнительные продукты, боеприпасы, брезент на покрышку яранги. Ведь не потащишь же с собой старые моржовые кожи. Да и не один ты поедешь. К твоей семье присоединятся и другие…
— Спасибо, — осторожно продолжал Аналько, — но главная твоя помощь должна быть другая…
— Какая же? — насторожился Ушаков.
— Ты победил Тугныгака…
— Ну, раз победил, — недовольно прервал шамана Ушаков, — то и не будем больше о нем говорить. Нет его, и все!
— Ты в этом уверен?
— Ты же сам говоришь, что я победил северного Тугныгаки, — с раздражением напомнил Ушаков, ему надоели все эти разговоры о злом духе. — Откуда ему быть?
— Это, конечно, так, — кивнул Аналько. — Однако злые силы имеют множество обличий…
— Пусть это тебя не беспокоит. Против них есть одно верное средство.
— Какое? — оживился Аналько.
— Ни в коем случае не показывать свою слабость, — почти торжественно заявил Ушаков. — Быть уверенным в себе, делать свое дело хорошо и основательно, не поддаваться дурному настроению, дурным мыслям, верить в добро и справедливость… Тогда никакие Тугныгаки не страшны.
— Ты так думаешь?
— Не только думаю, но и знаю по собственному опыту. Когда Тугныгак и любой другой злой дух встречает сильного, умного, уверенного в себе человека, он старается с ним не связываться. Ибо знает, что наверняка потерпит поражение. Потому что настоящий человек по природе своей сильнее всяких Тугныгаков. Запомни это, Аналько!
— Может быть, ты и прав, — растерянно пробормотал Аналько, провожая русского умилыка.
Но Ушаков не сразу пошел к себе. Он вошел в чоттагин яранги Иерока и тут же почувствовал, как многое здесь напоминает еще об ушедшем: его
