— Да, — твердо ответил Кравченко.
Джон почувствовал некоторое разочарование. Представитель легендарной революционной партии, свергнувшей в России власть самодержавия, а потом и правительство буржуазной республики, по мнению Джона Макленнана, совершенно не походил на революционера. Таких ребят полным-полно в Торонтском университете. Бычков же похож на обыкновенного молодого рабочего. Может быть, все дело было в том, что они и впрямь самые обычные ребята? Ведь вся причина огромного влияния Тэгрынкеу на земляков была в том, что он был таким, как все.
— Но мне не удалось закончить курса, — пояснил Кравченко.
— Вы намереваетесь возвратиться в университет? — вежливо спросил Джон.
— Разумеется, — сразу ответил Кравченко. — Коммунисту, как никому другому, нужны знания.
— И вы думаете, что знания, получаемые вами в университете, пригодятся вам здесь? — спросил Джон.
— Еще как! — воскликнул Кравченко. — Я уже сейчас ощущаю их недостаток. А ведь пока мы организовали всего два Совета.
— Ну, разве только в таком смысле, — заметил Джон. — Надеюсь, что ваши знания будут служить улучшению жизни моих земляков.
Разговаривая с Джоном, Антон Кравченко все время чувствовал какую-то невидимую преграду, мешающую обыкновенному человеческому разговору. Может быть, виной этому облик самого Джона Макленнана, одетого в плащ из моржовых кишок, в торбаса и… разговаривающего на прекрасном английском языке.
Кравченко заговорил медленно, подбирая слова:
— Я много слышал о вас и каждый раз очень разное. Роберт Карпенгер, которого мы выслали из-за его контрреволюционной агитации, предупреждал, что уж если кого высылать, так это вас. Однако здешние люди в один голос хвалят вас и утверждают, что, кроме пользы, от вашего пребывания среди них они ничего от вас не видели… Так где же правда?
— А это уж вам решать, — уклончиво ответил Джон. — Смотря что считать правдой и кого слушать.
— Наверное, довольно разговаривать, — вмешался Орво, который отлично чувствовал, какая огромная опасность таится в этом на первый взгляд дружелюбном разговоре. Из их разговора он понимал столько же, сколько и Тэгрынкеу, но он хорошо знал игру глаз своего друга Джона Макленнана. Орво отлично знал, что Джон не одобряет поведения новых пришельцев, он против того, чтобы большевики входили в жизнь чукотского народа. Конечно, с точки зрения извечного соперничества белых людей и не стоило бы Орво вмешиваться в разговор, но сердцем он почувствовал, что пора…
Когда Орво и Джон вышли из дома, Алексей Бычков тут же метнулся к товарищу:
— О чем вы толковали?
— О разном, — махнул рукой Кравченко. — Пожалуй, с ним будет куда труднее, чем с Робертом Карпентером. Там хоть все было ясно, а тут…
— Враг он? — напрямик спросил Алексей.
— В том-то и дело, черт его знает! — Кравченко обратился к Тэгрынкеу: — А как ты думаешь?
— Он не хитрый, только слишком добрый, — немного подумав, ответил Тэгрынкеу. — Слишком добрые люди другим всегда кажутся немного сумасшедшими.
— Черт вас всех разберет! — сердито сказал Бычков. — И того не понять, и тебя, Тэгрынкеу, и даже Антон заговорил с сомнением. Эх, жаль, не знаю языка, а то бы с ним потолковал!
— Вот что я тебе всегда и говорил! — подхватил Кравченко. — Знание языка необходимо в первую очередь. И не одного чукотского. Неплохо бы тебе и английский подучить.
— Погоди, и до изучения иностранных языков дойдем! — бодро заявил Бычков. — А пока положение такое: пограничную охрану на постоянное жительство нам пока не дают и посылают только одного милиционера. Он едет с семьей на пароходе. И еще — сообщают, что военное судно будет время от времени в течение всей навигации проходить Беринговым проливом на север столько, сколько будет позволять открытая вода… И последнее: бензина и патронов у наших охотников нет. Выгнали мы торговца и не подумали, на чем и чем будем охотиться на весеннего моржа, — сказал Бычков.
— Что же делать? — Тэгрынкеу с надеждой посмотрел на Кравченко, а тот вскинул глаза на Бычкова.
— Есть два выхода, — немного подумав, сказал Кравченко. — Первое: вспомнить древние способы добычи зверя или же… обратиться за помощью к американским торговцам. Придется сделать так. Посудите сами: кто теперь помнит древние способы лова моржей? Да и в то время моржа было куда больше, и он не был так пуглив… Да никто всерьез и не захочет сейчас охотиться по-старинному.
— Но как можно обращаться к помощи американского капитала? — пожал плечами Бычков.
— А если спросить Сона? — воскликнул Тэгрынкеу. — Мы же не собираемся брать патроны и горючее задаром. За все будет платить Гэмауге из запасов пушнины. А Сона пошлем в Ном.
— Удерет этот Макленнан вместе с пушниной, — проворчал Бычков.
— Этого никак не может быть, — уверенно сказал Тэгрынкеу. — Всякое можно про него сказать, но так плохо — нельзя!
— А почему? — возразил Бычков. — Капиталисты — это такой народ! Родную мать не пожалеют, чтобы урвать копейку. — Алексей остановился передохнуть и уже спокойнее сказал: — Ну ладно, я согласен, пусть едет. Но только как вы его уговорите? Для революции он, по роже видно, ничего делать не будет.
В знакомой комнатке, кроме Тэгрынкеу, Бычкова и Кравченко, находился и новый торговец Гэмауге с конторской книгой в зеленом переплете.
— Мы пригласили вас, мистер Макленнан, чтобы попросить съездить в Ном и привезти нашей фактории товары, — торжественно начал Кравченко. — Вы видите, в каком положении оказались охотники: без патронов и без бензина. Если так будет продолжаться, то людей ожидает голодное лето. А пароход, по нашим сведениям, доберется до Уэлена не раньше конца августа. У нас есть достаточно пушнины, кроме того, некоторое количество валюты в английских фунтах и американских долларах. Уэленский Совет выдаст вам соответствующие документы…
Джон не ожидал такого предложения. С одной стороны, он не видел другого выхода, а с другой — это был удобный случай показать чукчам, чего стоят широковещательные посулы представителей новой власти. Но Джон быстро подавил в себе растущее чувство раздражения. Он только сказал:
— Прежде чем экспериментировать с людьми, надо было подумать наперед о том, что они будут есть.
— Я не хочу сейчас вступать с вами в спор. Я просто спрашиваю: согласны ли вы помочь людям, которых считаете своими братьями?
— Вы ставите вопрос так остро, потому что знаете, что я никогда не откажусь от малейшей возможности помочь своим братьям, чем бы мне это ни грозило, — с достоинством ответил Джон.
— На этот раз вам ничего не грозит, кроме приятного свидания со старым знакомым, — с улыбкой заметил Кравченко.
Кроме Джона и Гэмауге с его запасом пушнины, аккуратно упакованной в полотняные мешки, и нерпичьим портфелем с валютой, в Ном отправлялись Орво, Тнарат, Гуват и Тэгрынкеу.
В дорогу Уэленский Совет выдал из остатков товаров немного сахару и чаю, чтобы не приезжать в Ном с пустыми руками.
Отчалили от берега ранним утром, когда над проливом стоял прозрачный весенний туман. То и дело попадались стада моржей.
За островом Малый Диомид стали встречаться вельботы американских эскимосов. Они плыли в отдалении и были заняты промыслом.
К исходу долгого весеннего дня показались низкие дома столицы прибрежной Аляски и множество судов, стоящих в обширном, плохо защищенном от ветров заливе Нортон.
Джон держал под мышкой румпель и с нарастающим волнением всматривался в силуэты корабля. Вдруг что-то знакомое появилось в поле зрения. Да никак это «Белинда»? Впрочем, «Белинда» — ведь это типовая двухмачтовая шхуна. Но рука сама невольно направила вельбот так, что корабль оказался довольно близко по правому борту. Да, теперь никаких сомнений не было. Это та самая «Белинда», которая привезла Джона Макленнана на берег Чукотского полуострова. Она была подлатана и походила на постаревшую красавицу, которая с помощью обильной косметики пыталась еще держаться в поле зрения внимательных глаз… Совсем молодой, полный надежд Джон Макленнан поднимался на борт этого корабля более десяти лет назад. А потом вспышка полярного сияния перед глазами… Боже, да было ли все это на самом деле?
— Орво, помнишь этот корабль? — Джон показал глазами на «Белинду», которая уже оставалась за кормой.
Старик пристально всмотрелся и кивнул Джону. Может, сделал вид, что узнал, а может, и просто равнодушно отнесся к старой знакомой — ведь между прошлым и настоящим уже нет никакой связи, кроме воспоминаний. «Даже то, что только что произошло, это уже прошлое», — вспомнил Джон любимую присказку Орво.
Джон направил вельбот в ту часть гавани, где обычно высаживались туземные вельботы и байдары. На прибрежном галечнике белели две палатки и рядом — подоткнутые кольями два вельбота.
Джон опасался придирок со стороны таможенных властен. Но пока все было спокойно. Вельбот тихо причалил к берегу, где собрались лишь обитатели этих двух эскимосских палаток: ни один человек не вышел из домов, где шла своя цивилизованная жизнь.
Вельбот закрепили специальными подпорками и поставили палатки. На большом костре сварили чайник крепкого чая и позвали соседей.
Американские эскимосы по сравнению с азиатскими были одеты несравненно лучше. Но это превосходство было скорее кажущимся и объяснялось пестротой одежды. Почти каждый носил на голове яркий светозащитный козырек, несмотря на довольно пасмурную погоду. Вместо нерпичьих штанов, приличных в эту пору, почти все, за исключением старика Аюка, натянули на себя грубые матерчатые брюки с таким количеством карманов, что штаны были уже не штаны, а карманы, налепленные на ноги. С обувью было то же самое — резиновые высокие башмаки вместо традиционных камиков, и трудно было решить, хорошо это или плохо… Во всяком случае, по своему опыту Джон знал, что нет ничего лучше для охоты и жизни в этих широтах, как та одежда, которую носило местное население, и именно из тех материалов, которые были испытаны веками.
Разговор за чаем шел вокруг моржового промысла в проливе. Вельботы пришли из залива Коцебу продать часть свежих клыков и кое-что купить — главным образом боеприпасов и горючего.
— Сейчас торговля хорошая, — объяснял Джону по-английски Аюк. — Торговцы не хотят ездить на вашу сторону, боятся большевиков. Говорят, появился у чукчей сильный новый вождь Ленин, то ли русский, то ли якут. Никто его не видел, но власть у него великая, даже больше, чем у Солнечного Владыки.
Джон хорошо помнил Ном, да и городок остался совсем таким же, каким увидел его Джон одиннадцать лет назад, когда впервые поднялся на борт той самой «Белинды», которая стояла на рейде Номского залива. Разве что городок немного постарел. Постарел как-то по-человечески: расшатались деревянные тротуары, дома давно как следует не ремонтировались, хотя и поддерживались в приличном состоянии. Ном был похож на человека, который сознавал свой
