ничего. Осталось только впечатление чего-то смутного, отрывчатого.
Но встающее, еще не видное ему солнце, птичьи переливы и перестуки, кое-где, под первыми косыми лучами, розово просвечивающие на стебельках трав капли росы…
Нет, не это. Иное прогнало ночную сумятицу, отозвалось короткой радостью: ему предстоит работа.
Мил сравнительно быстро обработал ветку, продел ее сквозь оба отверстия, а что было лишнее, слишком удлинявшее концы, срезал.
И вот оно — созданное им самим приспособление. Он использует его позже, а сейчас испытывает совершенно бескорыстный восторг оттого, что сделал это сам.
Мозг и мышцы просят еще какой-нибудь работы. Какая это, оказывается, могучая, необходимая и (удивительно!) доселе незнакомая ему потребность!
В нем уже властно говорила воля к осмысленному труду, стремление вырваться из этого непонятного, нелепого плена.
Уйти! Но куда? Страшно покинуть это место, где есть по крайней мере минимально необходимое для жизни.
Надо все же пытаться…
Пошел по произвольно взятому направлению. Не прошел и трехсот метров, как увидел большое красивое животное. По телепутешествиям в заповедниках узнал лося. Зверь стоял, низко опустив голову, и что-то ел с земли. Это показалось странным: ведь лоси обычно едят зеленые ветви с деревьев, а что же за пища на земле?
Подойдя ближе, всмотревшись попристальнее, Мил увидел, что зверь не ест, а лижет край большого красноватого камня, высовывающегося из-под густого хвойного ковра.
Мил с любопытством стал следить за ним. Лось лизал долго.
Наконец поднял голову. Весь его облик выражал удовлетворение. Он увидел человека и не проявил ни малейшего удивления, подошел к Милу. Тот хотел похлопать его по спине, но не дотянулся. Похлопал по крутому боку. Ему показалось, что в больших выпуклых глазах животного выразилась благодарность за ласку. Затем лось повернулся и удалился в чащу, шурша и треща раздвигаемым и ломаемым кустарником.
Мил подошел к красноватому камню, лег наземь и лизнул его — соль! То, чего так не хватало его пище.
Однако он долго здесь задерживается. Решил на следующее утро, в самую рань пойти вдаль, искать путь к подлинной жизни.
Что ему нужно для таких поисков?
Отломил большой кусок соли и вернулся на свое прежнее место.
Завтра! Надо будет взять с собой хотя бы небольшой запас еды и питья, да вот и эта соль, конечно, понадобится.
Как долго придется путешествовать? Об этом и приблизительно невозможно судить. На длительное время не напасешься. Но могут же и дальше найтись еда и питье. Без риска ничего не добьешься. Стал готовиться в путь. Сборы, казалось бы, несложны. Поймал трех непуганых птиц, как раньше ловил, ощипал, выпотрошил. Теперь уже можно по-настоящему варить пищу.
Сварил мясо, положив в сосуд несколько кусочков соляного камня. Недосолил, боясь пересолить. Все же пища получилась несравненно вкуснее прежнего — подсоленная и горячая (так что пришлось дать ей немного остыть) и более мягкая. В сосуде осталось немного насыщенного отвара, и Мил с удовольствием выпил его.
Оставшиеся куски мяса еще присолил: вспомнил, что соль предохраняет от порчи. Но надо их во что- то завернуть. Во что же?
Оказывается, не так просто собраться в путь. Это и огорчило, и в то же время наполнило веселым предчувствием новой деятельности.
Солнце приблизилось к зениту. Веял прохладный ветерок, но день был теплым, как и предыдущие, кроме самого первого.
Мил положил мясо в тень толстого ствола. Но не стащат ли его, как тогда зайчатину?
С опаской бродил вокруг да около, оглядываясь на свой запас, насколько видно было за кустами. В конце концов набрел на высокую траву с очень широкими листьями. Некоторые листья были продырявлены слизняками, уцепившимися за их изнанку. Набрал целых листьев, вернулся к своему запасу, завернул в них мясо.
Но теперь хорошо бы перевязать эти листья.
Чем же?
Тут ему опять довелось испытать радость открытия. Взяв один из широких листьев, вырвал мякоть и попробовал прожилки на разрыв. Они оказались очень прочными. Годятся!
Но слишком коротки.
Подумав, стал связывать их, затягивая на концах крепкими узлами. Сначала не получалось, потом пошло на лад. Времени было потрачено немало, но зато получилась довольно длинная и прочная, хотя очень тонкая связка наподобие веревки. Бремя он определял приблизительно, разумеется, по солнцу.
На веревку пошло несколько десятков листьев.
Что еще нужно в дорогу?
Подумал о воде, но тут же отбросил эту мысль: сколько возьмешь ее в сосуд с такими невысокими краями? И свяжет такая ноша: нести осторожно, чтобы не расплескать. Придется рискнуть. Да и риск невелик: лес населен животными. А не могут же они жить без воды.
Но сосуд взять с собой надо.
Сходил на то место, где выломал кусок соли. Разгреб хвою, обнаружил несколько красных, с оранжевыми просверками соляных камней, сложенных из крепких, часто неправильных параллелепипедных кристаллов. Отбил топором еще несколько кусков.
Ну, а теперь надо подумать, во что же положить все, чтобы удобнее было нести.
Тут пришлось крепко призадуматься. Положить все, включая пищевой запас, в сосуд, перекрыть сверху широкими листьями, перевязать накрест веревками?
Примерился.
Слишком низки края сосуда. Все не помещается. Ручка молотка высовывается. Это, положим, не беда. Ну, а дальше?
Наполнив сосуд вещами, держать его в вертикальном положении за торчащие с двух сторон рукоятки обеими руками? Но идти, имея обе руки занятыми, очень неудобно.
Вот какой сложной проблемой оборачиваются самые, казалось бы, пустяковые детали.
Но все это не обескураживало Мила.
С первого дня своего дикого, страшного приключения он страдал оттого, что не делал телесных упражнений и не мылся. Но это страдание было не полностью осознанным — столь необходимые и привычные потребности отодвигались, заслонялись нагрянувшим на него и ошеломившим его бедствием и связанными с этим заботами. Теперь наконец он полностью осознал такие столь необходимые для него потребности и впервые за все эти дни, раздевшись, выполнил простейшие упражнения.
А вымыться наконец?
Ну, что же! Горячая вода есть, и холодная. Освободив пока сосуд, окунул в горячую и набрал половину его. Опустил в ручей сосуд с кипятком и набрал холодной. Взболтал. Получилась теплая. Мало ее, правда. Несколько раз придется набирать. И экономно придется мыться.
Широкие травяные листья послужили вместо мочалки. Насухо потом растерся ладонями.
С аппетитом поел. Еда доставила удовлетворение, но не удовольствие. Однообразна, невкусна. И ужасно, что убоина уже почти не вызывает отвращения. Вспомнил, в ручье заметил довольно крупных рыб. Вот бы их употребить в еду — когда-то ели. Не так однообразно было бы.
А запас-то еды кончился. Как он наивен был, полагая, что уже обеспечил себе первые дни дороги. А еще не трогался с места.
Увязал вещи. Это с непривычки тоже было непросто, да и не такие уж удобные веревки.
Вот теперь уж, кажется, готов в дорогу.
