вывернул мешок, чтобы убедить всех в своей невиновности. Но оттуда выпала чаша. Видимо, Броко, мерзкий хорек, провел его и подсунул чашу. А он-то решил, что тот намеревается украсть клинок. Как бы то ни было, колдун поплатился головой. А дальше… Что же было дальше? Кто перебил всех этих людей? У кого поднялась рука на старого безобидного мудреца?
Конан встал и пошел, пошатываясь и волоча за собой меч, который не выпускал из руки даже во сне. Кром, ну и бойня… Может, эти люди взбесились и перерезали друг друга? Но ведь кто-то должен был уцелеть… Варвар спугнул стервятника, клевавшего глаз мертвеца. Аримиум… И его тоже… Умер, сражаясь… Славная гибель.
Киммериец обошел всю стоянку, но не отыскал никого, в ком бы еще теплилась жизнь. Даже верблюды и те мертвы. Кто-то разошелся не на шутку. Но кто же запятнал свои руки кровью беспомощных стариков и бессловесных тварей? Он не мог уйти, не оставив следов. Но следов нет. Значит… Значит, этот человек… Этот человек — он сам. Он убил всех этих людей, расправился с Аримиумом, обезглавил вендийца…
Уже трижды солнце садилось и вставало, а варвар шагал и шагал, сам не зная куда. Он задержался на стоянке только для того, чтобы предать земле тела Чиндары и Аримиума. До остальных ему не было дела. Он ничего не взял с собой, кроме своего собранного дорожного мешка. Не тронул даже тех сокровищ, что лежали в сундуке Ульфиуса.
Неясные обрывки мыслей проносились в голове Конана. «Меч… Спящее Зло… Золото… У нас будет много золота… Много золота… Ты пойдешь со мной… Зачем ты пришел, старик?… Беги!.. Спасайся!.. Он убьет тебя… Этот дракон сожрет тебя… Дракон… Или волк… Беги!.. Я задержу его… Спящее Зло проснулось… Скорее же!.. Ты еще успеешь… А мне нужно спешить… Меня ждет войско… Утром мы выступаем в поход… Весь мир… Весь мир будет лежать в пыли у наших ног… Но сейчас тебе надо отдохнуть… Ты устал, очень устал… Глаза твои слипаются…»
Конан растянулся на земле прямо там, где эти мысли настигли его. Глаза его и в самом деле слипались. Кто-то склонился над ним и прохладной рукой отвел мокрые от пота пряди волос со лба.
— Старик, ты жив? Как хорошо… А я-то думал, что убил тебя.
— Т-ш-ш… Успокойся… Я пришел потому, что не успел сказать тебе кое-что… Но ты устал и хочешь пить. Сейчас, сынок, потерпи.
Мягкая рука приподняла налитую свинцовой тяжестью голову, чаша с водой оказалась у пересохших губ.
— Вот так, хорошо. А теперь мы поговорим. Не поднимайся, тебе нужен отдых.
— Старик, послушай… Я не хотел… Я не виноват…
— Знаю, знаю. Успокойся. Я должен был предвидеть. Но теперь это уже не важно. Только одно важно — меч. Он подчинил тебя. Это началось, когда тебя укусила змея и ты дал ему отведать твоей плоти, как тот, другой, сам принес свое тело в жертву демону. Он снова почуял вкус крови и захотел еще. Но до поры до времени ты был в безопасности. Пока ты владел собой, Зло не смело поднять голову, оно выжидало. Только гнев, слепая, безумная ярость могла освободить его. Так случилось и с тем, у кого ты отобрал меч. Он был зачат в ненависти и вскормлен ею. Волчья кровь, которая текла в его жилах, требовала отмщения. И он отдал себя Злу. Зло вознесло его — сначала к вершинам деревьев, потом к вершинам Могущества. А за это забрало самое дорогое — единственного сына и наследника, единственное существо, которое он любил. Ты должен избавиться от меча.
— Хорошо. Но как? Похоронить в земле?
— Нет. Ты отдашь его тому, кто назовет мое имя. — Старик посмотрел на него пристально и, как почудилось Конану, даже ласково, и предложил:
— Давай поговорим, пока мы не расстались, я могу еще кое о чем тебе поведать.
Они разожгли костер, и под легкое потрескивание горящего дерева и шуршание осыпающихся угольков старик рассказал киммерийцу множество чарующих и загадочных историй из жизни людей и вещей, и варвар понял: в мире есть еще много такого, о чем он и не знал прежде.
Особенно запомнился варвару удивительный рассказ о Синем Сапфире, таинственном камне, который возникал и опускался на дно реки времени в течение долгих веков, словно обломок погибшего корабля в пене морской волны.
Конан и не заметил, как прошла ночь. Только угольки угасающего костра в неярком предутреннем свете напомнили о наступающем новом дне.
— А теперь мне пора… — с легкой печалью в голосе поднялся старик. — Прощай…
— Постой, куда же ты? Я еще не успел спросить тебя…
Но вендиец исчез так же внезапно, как и появился. Его образ растаял, рассеялся. А вместе с ним рассеялось и наваждение, терзавшее Конана, словно его исцелил глоток призрачной влаги. Тьма еще не отступила, но рассвет уже брезжил впереди.
