мыльный пузырь навсегда.
Я был арестован в июне тридцать девятого года.
Что произошло за это время наверху? По-прежнему царит мир или над ним пронесся огненный всеуничтожающий вихрь войны? Честно говоря, мне не верится, что две противоположные по своему значению европейские силы не схлестнулись в смертельной схватке. Германия Гитлера и Советский Союз Сталина слишком антагонистичны друг другу, чтобы мирно ужиться на одном континенте. Но если война все-таки случилась, то кто победил в ней? Ответ на этот вопрос получить было бы крайне несложно, находись я в лагере. Тогда из фактов поставки продовольствия легко можно было сделать вывод — если оно поставляется, то либо войны не было, либо в ней победил Сталин. А если поставки продовольствия прекращены, то ничего хорошего нас в Большом мире не ждет. Увы, но дело обстоит именно таким образом — расчлененная страна, самодовольные победители, угрюмое население, находящееся в фактическом рабстве.
Ответа на мои вопросы нет, и в ближайшее время я их, наверное, не получу.
— Ты смотри, о чем он думал! — Староверов бережно положил листок назад. — А нам задумываться не приходилось, тогда на всю страну один лозунг был — «Все для Родины, все дли Победы!». Стало быть, и для нас он был обязателен. Площадку аэродрома видел? Она не всегда ведь взлетной полосой была, поначалу ее сделали для грузов. Там дальше длинный барак был, его уже в пятьдесят седьмом снесли. И вот с Большой земли приходили грузы, а мы их здесь сортировали и из поставленных частей собирали радиовзрыватели Термена, а позже — электронную начинку для ракет. Иногда устраняли микротечи в топливных баках, Простому человеку они ведь не видны, а микрику вполне доступны. Тогда мы уже перестали именоваться зоной, мы стали колонией. Смешно, правда? Я колонию как себе представлял? Вроде это как острова в океане, а на них туземное население и белые плантаторы. Нас ведь именно так все тогда понимать учили. А тут сами стали колонией…
— А вот посмотрите, — сказал Крикунов, протягивая старику новый листок.
Вчера бродил по песчаному берегу озера. Хотя слово «бродить» здесь совершенно не подходит, я ковылял по каменным осыпям, лавируя между огромных валунов. Среди камней можно было найти все, что угодно, — золотой самородок величиной с мой кулак, драгоценные и полудрагоценные камни. Одно время я их собирал, потом отказался от этого безумного занятия. В моем мире им нет цены, а в Большом мире это всего лишь крошечные крупицы, стоимость которых ничтожно мала.
Тем не менее иногда я любовался своей коллекцией. Особенно хороши были кристаллы розового кварца. Энергия их наполняет меня и устанавливает покой и мир в моей душе.
Идет пятый год моего одинокого пребывания в лауне. Иногда меня угнетает бессмысленность моего существования. Выход из этого положения прост и однозначен, но это будет означать, что я сдался и обстоятельства оказались выше меня.
Я все потерял.
Сначала я потерял свободу, а с ней — всех своих друзей и родных, но что самое печальное — Ирину. Потом я потерял мир, в котором счастливо жил. Теперь постепенно я теряю себя. Все чаще меня охватывают приступы безумной ярости, хочется все крушить и ломать, хочется разрушать. Я сдерживаю эти разрушительные инстинкты, но надолго ли мне хватит воли? Стоит ли сопротивляться разрушительным желаниям? Ведь впереди нет ничего. Там только черная пустота.
Вокруг пещеры снуют пауки. От скуки я присматриваюсь к их повадкам.
Рядом со мной находится логово погребного паука. Это бастион, сооруженный настоящим инженерным мастером. Но для сооружения своей крепости паук не оторвал ни единой травинки от земли — он сцепил, спутал их кроны и переплел их паутиной. Паутиной он стянул сучья и, притаившись в своей крепости, ждет жертву или врага, о появлении которых он узнает по биению паутины. Мудра природа, хитроумен многовековой инстинкт, выработавшийся у паука!
Вчера в сумерках наблюдал странную, но весьма поучительную картину.
Сначала показалось, что я вижу перед собой большой круглый с покатыми боками стол. Только ножек у него было восемь. Стол медленно двигался. На нем шевелились, двигались маленькие столики. Галлюцинация! — решил я. А чего еще ожидать от сознания человека, пробывшего пять лет в одиночестве? За это время можно десяток раз сойти с ума.
Большой стол остановился. Маленькие столики покинули его и побежали по земле. Словно делена спала с моих глаз. Мне все стало ясно — паук вывел на ночную прогулку своих паучат. Спустившись с него на землю, паучата держались за паука, пользуясь для этого паутинками. Я неосторожно пошевелился, захрустел сухой листвой. Паучата бросились к пауку, вскарабкались на него, и паук исчез в лауне. Гигантские стволы медленно поколыхались и замерли в неподвижности.
Даже пауки заботятся о своем потомстве. И я задумался над жестокостью человека. Животное убивает другое животное, потому что нуждается в пище. И только человек делает это из удовольствия.
Хищник, от которого нет спасения даже соплеменнику.
Эта безнадежная и тоскливая мысль удручает меня.
Следователь, который вел мое дело, кажется мне теперь похожим на паука. Он так же терпеливо и неутомимо плел свою паутину, чтобы я в нее попался. Интересно, кого он оплетает своей паутиной теперь? И жив ли сам, не попался ли и он в паутину более большого и потому более всевластного паука? Пауки пожирают друг друга, поймавший в свою паутину муху легко может сам оказаться жертвой. Это закон природы и человеческого общества, в котором все слова о равенстве, братстве и справедливости являются лишь бессмысленным набором пустых звуков, которые служат приманкой для глупых мух.
— Это он с одиночества, не иначе, — сказал Староверов. — Но хитер Серега! Ох хитер! Я тоже обратил внимание на пропуски, но думал, что он просто ничего не писал. Вел дневник от случая к случаю. А оказывается, он все посчитал, крамольные мысли своим соседям паукам оставил.
— Но ведь в чем-то он прав, — задумчиво отозвался Крикунов. — Человек и в самом деле существо крайне жестокое. От него нет спасения даже собратьям. О том времени я вообще ничего не могу сказать. Не был, не знаю.
— Я в том времени жил, но тоже промолчу, — пожал плечами старик. — А насчет человечества… Что ты хочешь, Лева? Человечество еще не вышло из детсадовского возрастай Это кажется, что мы умные и рассудительные, на самом деле — мы юные беззаботные дураки, которых природа будет воспитывать и воспитывать. Я одно время знаешь над чем задумывался? Вот почему человек биологически не совершенствуется? Почему эволюция остановилась? Какими мы были пять тысяч лет назад, такими и остаемся. Знаешь эту историю с Уоллесом? Соратник Дарвина самостоятельно пришел к теории эволюции, а потом от нее отказался, потому что не смог объяснить, откуда с точки зрения эволюции у человека человеческий мозг. И почему этот мозг абсолютно не изменился с древнейших времен. У некоторых питекантропов он даже потяжелее был, чем у многих современных политиков из Большого мира. В науке эту историю не любят вспоминать. А зря. Ведь в самом деле пора задать себе вопрос, как эволюция повлияла на развитие человека? Что в нем изменилось?
— А что-нибудь изменилось? — с жадным любопытством спросил Лев.
— Протезы усовершенствовались, — мрачно сказал Старик. — Слуховые аппараты появились хорошие, приборы инфракрасного зрения изобрели, чтобы видеть в темноте. Механические ноги и руки придумали. Одни протезы. Социум меняется, технические и научные знания растут, а вот биологическая сущность человека не изменилась ни на йоту. — Пожевал синие губы и добавил: — До последнего времени.
— До последнего времени?
— Так точно, — сказал Староверов, и на его лице появилось подобие улыбки. — Появились микрики, и был совершен первый в мире искусственный эволюционный скачок.
— И что это значит?
— А это значит, друг мой, что вслед за эволюционными изменениями человека вновь грядут социальные потрясения.
Глава четырнадцатая
— Доказали? — не глядя на вошедших, сказал Султанов. По круглому и полному лицу его гуляли красные пятна. — Значит, вы спасители, а Султанов — равнодушный к человеческой беде бюрократ, так? А вы, значит, спасители в белых одеждах, да?
Таманцев был готов к любому разносу, поэтому обидные слова не воспринимал — надо было терпеть. Терпеть во что бы то ни стало. Стоявший рядом Глебов обидчиво дернулся, но Андрей успел схватить его за руку.
— И что мне с вами делать? — поинтересовался Султанов. — Выносить ваше поведение на Совет? Не дождетесь, молодые люди. Мне в нынешней ситуации раскол в Совете не нужен. И оставить вас без наказания я не могу, иначе каждый будет считать, что волен поступать так, как ему вздумается. Так?
Он встал, подошел к следопытам, некоторое время задумчиво оглядывал их. Таманцев не сомневался, что решение уже принято, он Только не знал, что с ними решили делать, и надеялся, что наказание не будет излишне суровым. Ну отправят на полгодика в монтажники или строители. Можно и потерпеть.
— Так вот, дорогие мои, — сказал Султанов. — Мы тут посовещались, и я решил. Отправитесь на Материк. Ребята вы неглупые, пора приобретать специальности, которые требуются Району. Спорить не о чем, я своих решений не меняю. В институты вас примут без вступительных экзаменов, все уже
