спокойно смотреть, что будет дальше. Причем спокойно в полном смысле этих слов. Хотя вокруг и бушевал, разгораясь, новый бой ни малейшего волнения девушка не испытывала.
Во-первых, бой уже давно не бушевал. Марисабель догадалась, что непонятный паралич охватил не только ее с магом, но и всех остальных (иначе дали бы они, все остальные, им со д'Аранжем, возможность прохлаждаться, как же), а раз так то все в полном порядке. Во-вторых, насколько она понимала, битва целиком перешла в сферу магии, а это значит что, тем более, тревожиться ей больше не о чем. Теперь уже пусть остальные тревожатся. Кто тут самый крутой волшебник, в конце то концов?
Если не знаете, то спросите у Слэга. Или у того бедняги Слэга-штрих, которого сейчас можно через марлю процедить.
Потом что-то дернулось. Сперва ей показалось что это начал шевелиться д'Аранж (пора бы уже, вон с колом в груди и то быстрее поправился, а тут что-то резину тянет. Нехорошо.) однако, оказалось что движение которое уловила девушка, это не самого мага, а эмблемы у него на груди. Золотой дракон, словно набрав от солнечных лучей достаточное количество энергии и забыв, что он не настоящий, решил вдруг ожить.
'А почему бы и нет?' — подумала Марисабель спокойно, так будто почти каждый день видела оживающих златотканых нитяных драконов.
Она с любопытством наблюдала, как дракон приподнялся, обретая объем и возносясь над волшебником. Вдохнул, разом увеличиваясь почти вдвое, потом еще раз и еще. Вскоре он стал с самого д'Аранжа размером, а потом и еще больше, и уже непонятно было, как это худощавый чародей его выдерживает. А дракон с удивительной грацией для такого большого существа балансировал на своем «помосте» и похоже, останавливаться в росте не собирался. Марисабель смотрела, как он разбухает и разбухает, набирая вес со скоростью раздуваемого мыльного пузыря. Вот только пузырь, достигнув определенных размеров, лопается, а дракон этих пределов, похоже, не знал. Рос себе и рос.
Вот он вымахал уже примерно на тонну, потом еще на парочку тонн, потом чародей совсем пропал под его огромной тушей, и бедному монстру пришлось скорчиться в очень неудобной позе. Марисабель подумала, почему это он не спрыгнет наземь, так же будет легче и ему и д'Аранжу, но потом решила что, без сомнения, какой то резон в этом все же есть.
Возможно, он просто не хотел помять траву, ведь маг наверняка на этот счет строго его предупредил. Конечно, и солдаты и дикари уже успели порядком натоптать, на газонах, но что они все вместе значили по сравнению с таким то вот чудищем? Да он, одним ударом хвоста, выроет ров и поглубже и подлиньше чем они все вместе за сутки. Вон как извивается, яростно хлещет по чешуйчатым бронированным бокам, помогая с равновесием. Поэтому то волшебник, очевидно, и терпел такую тушу, что понимал какой огромный ущерб, причинит его газону ящер.
'Интересно, а он до каких пор будет расти'? — подумала Марисабель с отстраненным любопытством. — 'Так ведь, точно, скоро свалиться. Или он улетит? Крылья то, хоть и маленькие, но на месте, а драконы, говорят не столько с их помощью, сколько на магической тяге летают. Эх, надо было спросить у волшебника, он то должен знать'.
Гранде отметила что ход ее мыслей принял странное направление, но в чем именно заключается странность определить не смогла. Что еще примечательно, она по-прежнему не испытывала страха. Или перегорело все внутри, столько всего случилось, что бояться чего-то там еще, стало сложно, или просто уже выработалась привычка на всякие чудеса. Да, так, наверное, и есть.
Дракон, не обращая ни на что внимания, становился все больше и больше. Чародея из-под него давно и не видать… что чародея — не видать деревьев обступающих поляну с той стороны. Да и самой поляны тоже. Глаз уже не охватывал стремительно грузнеющего монстра, Марисабель едва успевала следить за самым интересным, головой.
А голова у дракона была, что надо: огромная морда с тяжелой тупой челюстью, усеянной клыками, острым гребнем от кончика носа и по всей голове с переходом за спину, пылающими углями глаз в глубине надбровий и длинные подвижные хлысты, напоминающие бакенбарды у людей. Одним словом, вестник апокалипсиса, во всей, если так можно выразиться, красе.
Но, вместе с тем, чувствовалась в драконе и какая то иная, не демоническая суть. Интеллект что ли? Или интеллигентность? При внешности, способной ввергнуть в клинический ступор любого демона, он производил впечатление совсем не пугающее, скорее наоборот. Марисабель и умом и сердцем понимала, что ящер не желает ей зла, вон как умно смотрит, будто хочет что-то сказать. Предупредить, что ли? А, башкой, здоровенной как венец у арсенальной башни, укоризненно качает, усищами трясет яростно, словно чихающий кот.
Теперь дракон загораживал не только полянку с деревьями, но и всю землю, с небом в придачу. И уже не солнце отражалось в полированной золотой чешуе, а он сам затмевал блеском небесное светило. До тех пор пока вообще не скрыл его из виду и не остался один во всем огромном мире. Только он и девушка перед ним… но он такой большой, а она такая маленькая.
Маленькая и непонятливая. Дракон тяжело вздохнул и пошел вперед, куда-то мимо нее, по своим драконьим делам.
Аккуратно переступил через застывшего человечка, махнул хвостом в сторону, чтобы не задеть ненароком, и уже почти прошел, почти… но тут один ус вильнул зловредным угрем, задрожал, качнулся, словно живой, и полоснул таки по груди рыжеволосой воительницы. Ужалил. Легко так, мимолетно… она даже ничего и не ощутила. Просто перед глазами мелькнуло, что-то, быстрое до полпрозрачности, явилось из бесконечности, мелькнуло и унеслось бесследно, обратно в бесконечность.
Но все вокруг вдруг стало таким нечетким и расплывчатым, что даже невероятный сказочный дракон показался ей всего лишь пятном золотистого света. Протереть бы глаза, однако молодое, сильное тело, хоть и налилось поразительной, неземной легкостью, не слушается. И даже не ощущается; словно его и нет.
Марисабель почувствовала что падает… нет, наоборот, воспаряет над бездонной пропастью и уносится в бескрайнюю даль; в волшебный мир, где нет места злу, и где всем заправляют отважные рыцари и мудрые чародеи. Туда, где на величайшей вершине, в недосягаемой дали, стоит город из белоснежных облаков и разноцветных лучей радуги… Город. Совершенный, небесный прототип ее родного города… ее мечта и ее… но до него было так далеко…
— Хочешь, я донесу тебя туда? — мягким и печальным голосом спросил золотой дракон, откуда-то из небытия за ее спиной. — Мне не трудно.
— Да, — ответила девушка. — Хочу.
Невесомый вихрь, свежий, словно ветер чистых снежных вершин, подхватил Марисабель как пушинку и вознес еще выше. Потом еще и еще. К самым стенам небесного чертога и створки нерушимых врат, с неземной торжественной мелодией раскрылись перед ней.
Если для лейтенанта Гранде время неимоверно растянулось, уместив в краткий миг целую жизнь, всю что ей еще оставалось, то для остальных на площади оно, наоборот, стремительно набрало обороты.
Некоторые из дикарей успели повторить залп, теперь уже неприцельный а, скорей, как жест отчаяния, а потом на них обрушился Страж. По зарослям полоснул сверкающий словно солнце, гибкий, вьющийся, будто живой, раскаленный шнур и всякий, кого он касался, с пронзительным визгом исчезал во вспышке голубого пламени. Еще бы, ведь у варваров не оказалось даже той защиты, что была на смелой девушке.
На то что бы расправиться с предателями волшебник потратил всего несколько мгновений, а потом он про них забыл и обернулся к Марисабель. Как раз что бы увидеть как адъютант, отшатывается от него. Заваливается на спину, но не так как это она делала всегда, с перекатом и выходом в стойку, нет: лейтенант падала плашмя, не заботясь больше о самой себе, и на лице ее застыло выражение сильного и радостного удивления.
…Д'Аранж еще целую секунду верил, что все обошлось и девушка жива. Она лежала совершенно неподвижно, с застывшим взором и побелевшим, обескровленным лицом, но ни малейших следов повреждений на ней видно не было. Примитивная стрела, конечно же, не пробила лат, заговоренных и от гораздо более мощного оружия, а это могло означать, что не все еще потеряно. Волшебник упал перед Марисабель на колени, творя пассы и нашептывая подряд все известные ему целебные заклинания.
Однако все уже было напрасно. Большой Страж был слишком хорош и прекрасно знал свое дело. Защита на доспехах девушки должна была отвести практически любую угрозу от нее, но угрозу того порядка, который могли организовать их враги. Враги, но не он сам. Против чар ультимативного характера, которые заведомо сильнее всех остальных защитных чар, причем на много порядков, все остальное оказалось бессильно. По сути, Страж даже и не заметил сопротивления, настолько значительно было его превосходство.
Сложись все хоть на чуть-чуть, но по-другому, не окажись Марисабель случайно в эпицентре зарождения 'драконьей тени', не толкни Гранде д'Аранжа в тот самый момент когда он был атакован… Строго говоря, ведь только это ее и погубило. Д'Аранж потому и был спокоен посреди творившегося вокруг ада, что знал, заклинание достаточно совершенно, чтобы защитить от любой опасности и, одновременно, чтобы отличить своего от чужого и не затронуть человека прикрытого рунами Лорда-Протектора. Однако оно оказалось, активировано именно физическим соприкосновением с Марисабель в момент угрозы со стороны, и это сыграло роковую роль. У Стража просто не оставалось времени, что бы отреагировать иначе. Не убить… но ведь на то он и Страж.
Лицо д'Аранжа, когда он поднял голову, было печально.
— Сволочи! — вздохнул он. — Какие же мы сволочи. Погубили девочку.
С грустью волшебник смотрел, как из груди Марисабель выбирается сгусток мягкого, словно пушистого, лилово-желтого света — сперва нехотя и осторожно, но потом все смелее и быстрее. Все, с этого момента любые заклинания бессильны. Можно будет оживить тело, и в этом кстати нет ничего сложного, но это будет не человек… не тот человек, что был прежде. Д'Аранж достаточно поднаторел в искусстве некромантии, что бы знать это наверняка и даже и не пытаться повернуть процесс вспять. В лучшем случае, вернувшийся станет куклой, безвольной и бесчувственной, вроде зомби сорганазельцев, в худшем же… в худшем, Марисабель вернется к жизни, но каждое мгновение такой жизни окажется для девчушки страшной пыткой, а единственным желанием станет ее прекратить. Лорд-Протектор не собирался причинять своему адъютанту такие страдания.
Из чащи доносились теперь уже гораздо более редкие крики, это дух возмездия, отлавливал последних, рассыпавшихся по зарослям дикарей. Кто то из них в суматохе позабыл о способности магии д'Аранжа безошибочно находить противника и теперь пытался спрятаться от возмездия в чаще; кто-то, вообразив, будто человек быстрее смертоносных чар, искал спасения в безоглядном бегстве — пощады не было никому. Мгновенная и ужасная смерть настигала всех, и «белых», и «черных», и «эскортников», и когда заклинание находило человека, оно его безжалостно уничтожало. Страж расправлялся с недругами по-своему, он не бил и не кусал жертву, освобождаемые им радикалы водорода молекул человеческих тел воспламенялись и пожирали сами себя в яростном и неудержимом соитии с изотопами кислорода, извлеченными из этих же тел.
В считанные мгновения Страж подчистил почти все поле боя, включая в него места стычек передовых отрядов. Он не отличал живых и здоровых, от раненых и мертвецов — бесстрастно, с жестокой последовательностью рептилии или насекомого, он набрасывался на всех подряд и отправлял их в совершенное небытие. Даже пролитая и давно свернувшаяся кровь исчезала в очищающем бездымном пламени.
Из всех присутствующих, противостоять заклинанию, более-менее на равных, мог только демон сорганазельских чародеев, до сих пор околачивающийся, где-то поблизости, но и он, то ли испугался подобной эффективности, то ли просто решил не связываться, однако от схватки уклонился. Призыв черных жрецов его больше не удерживал и зловещий призрак, отыскав брешь в листах мироздания, быстро туда нырнул. Он успел аккурат за несколько микросекунд
