Гуревич - не Спаде и даже не Бобков, и все же мысль, что Вебер тоже пришел на некую встречу, считая себя в полной безопасности, и получил там порцию штрика, нет-нет да и напоминала о себе.
- По правде говоря, я пришел сюда говорить, а не обедать, - прокряхтел Гуревич. - Я, конечно, знаю, о чем вы сейчас подумали: 'вот оно, юдское гостеприимство!' Но, видите ли, обычай вести переговоры за едой - это глупый обычай. Пищеварение мешает мышлению. И наоборот, представьте себе, и наоборот тоже. Вы зря смотрите на меня скептически. Видите ли, молодой человек, когда вы доживете...
Фридрих почувствовал, как в нем поднимается раздражение. Мало ему мюллеровских 'мальчиков'...
- Можете называть меня просто 'господин полковник', - язвительно перебил он.
- Как вам будет угодно, мо... господин полковник, но я только хочу сказать, что вы таки зря обижаетесь. Когда вы доживете до моих лет, вы поймете, что 'молодой человек' - это комплимент, а не оскорбление. Немного найдется того, чего бы я не отдал сейчас, чтобы меня снова так называли... А что касается гостеприимства, то вы можете заказать обед после того, как мы закончим. Здесь действительно хорошо готовят, и поверьте мне, если вы хоть раз попробуете, как здесь подают фаршированную рыбу, вам будет очень трудно остаться патриотом германской кухни.
- И многих вы уже завербовали подобным способом? - мило улыбаясь, поддержал светскую беседу Фридрих.
- Какая такая вербовка? Вот ведь, скверная у нас с вами работа, господин полковник - слова нельзя сказать в простоте, сразу начинается поиск намеков... Я говорю о вопросах сугубо гастрономических.
- Вопросы гастрономические порой становятся вопросами жизни и смерти, - возразил Фридрих, пристально глядя на собеседника.
- Мы знаем о смерти вашего коллеги, - не обманул его ожиданий Гуревич, лицо которого как-то вдруг подобралось, а из голоса ушли ворчливые нотки. - К сожалению, здесь ничем не можем вам помочь. У нас не было контактов с ним, и мы ничего не знаем об этом деле.
- В таком случае, где вы можете нам помочь? - спросил Власов. Похоже, собеседник наконец переходил к делу.
- Скорее это вы можете нам помочь. Впрочем, тут как кому повезет. Мы с вами гоняемся за одной дичью, но здесь, в России, у вас больше шансов.
- И имя этой дичи?..
- Зайн. Он нам нужен, - маска брюзгливого старика окончательно исчезла, и Фридрих увидел истинное лицо этого человека. Лицо офицера разведки, во время Войны Судного Дня принявшего командование над танковой бригадой Варака, потерявшей 90% личного состава - и сумевшего сдержать натиск двадцатикратно превосходящего врага до подхода подкрепления. Гуревич был одним из восьми бойцов бригады, выживших в том бою.
- Я уже рассказал вашему человеку, что я знаю о Зайне, - заметил Власов.
- Да. Но речь не о прошлом, речь о будущем. Мы хотим получить его. Живым. Но, как я уже сказал, у вас больше шансов. Русские, при всех оговорках, ваши союзники и, по крайней мере, в открытую мешать не будут. А наши оперативники вынуждены действовать здесь нелегально. По местным законам, они такие же террористы, как и сам Зайн. Им, конечно, не привыкать, но... Короче, суть нашего предложения. Нас вполне устроит, если вы его казните. Мы даже готовы специально выдать его вам с этой целью, ибо в Израиле он, скорее всего, отделался бы пожизненным. В нашей стране очень сильны предрассудки насчет того, что иехудим не должны убивать других иехудим, даже если те сами по горло в крови соотечественников... Так что, если его возьмем мы, то готовы отдать его вам - разумеется, после того, как выкачаем из него все, что он знает. Но, если его возьмете вы - одолжите его нам. На несколько дней, не больше. Потом делайте с ним все, что хотите.
- Вы хотите, чтобы мы отдали его вам после допроса? - Власов чувствовал изрядный скепсис относительно такой идеи.
- Нет. Мы должны допросить его первыми. Во-первых, неизвестно, на что он будет годен после допросов у вас. Во-вторых, если делу будет дан хоть сколь-нибудь официальный ход - а вам придется это сделать, если вы возьмете его в разработку - потом вы уже не сможете передать его нам, и даже пригласить наших следователей в вашу тюрьму. Вам просто не позволят. Те самые люди, которые не хотели сообщать нам, что он здесь.
- А после допроса у вас он, надо полагать, будет в идеальной форме? - усмехнулся Фридрих. - Пока что я не вижу, что мы с этого получим. Вы сами признаете, что шансов взять его у нас больше...
- Кое-что вы уже получили, - возразил Гуревич. - Мы отдаем вам бумаги Эренбурга.
- Так они у вас? - оживился Фридрих.
- Нет. Но если вы их найдете - при нем или еще как-нибудь - забирайте себе.
Власов подумал, что это очень напоминает анекдот про юде в ресторане: 'Официант, я уронил под стол монету, если найдете, отдайте мне, а если не найдете, возьмите себе на чай!' Но не успел он решить, уместно ли будет процитировать этот анекдот, как Гуревич продолжил:
- Если мы найдем их раньше, то готовы отдать их вам.
- Государству Израиль не нужны большевистские сокровища? - иронически приподнял бровь Власов. Про себя же он подумал, что допустил колоссальный просчет: размышляя о Зайне, книге, фракциях в руководстве Райха и России, он совершенно не задумался о том, чего ради израильтяне сообщили ему информацию, потенциально способную представлять огромную материальную и политическую ценность. Шляйм сказала, что бумаги ее мало интересуют, и он принял это за чистую монету - потому лишь, что сам всегда относился к историям о большевистских кладах крайне скептически...
- Государству Израиль, что бы там ни говорили юдофобы, не нужны ворованные деньги, - ворчливо ответил Гуревич, возвращаясь к своему первоначальному образу. - Нас устроит, если эти сокровища, коли они действительно существуют, достанутся вам. Не русским, нет. Мы верим, что люди, которых вы представляете, сумеют с пользой ими распорядиться.
- Откуда вдруг такая трогательная любовь к Райху?
- А кто говорит о любви? О любви надо говорить с девушками, а не со старым толстым иехуди. По правде говоря, я не испытываю никакой любви к вашему, таки да, юдофобскому государству...
- С тем же успехом вы можете назвать его сионистским, - не сдержался Власов. - Переселение в Палестину было вашей мечтой, когда Третьего Райха не было даже в проекте.
- Да, конечно. Но даже очень желающий попасть в некое место, как правило, не хочет, чтобы его притащили туда на аркане. И все, что этому предшествовало... Вы ведь не будете отрицать юдофобский характер Нюрнбергских законов? Не будете отрицать Хрустальную ночь?
- Ваша пропаганда уже пятьдесят лет носится с этой ночью, - поморщился Фридрих. - Во-первых, это было при Хитлере. Партия давно осудила перегибы...
- Да, конечно. Осудила. Но для иехудим по-прежнему почти невозможно получить имперскую въездную визу. Мы для вас - такие же неарийцы, как негры или арабы, если не хуже.
- Воображаю, что началось бы, причисли мы вас к арийцам! - хохотнул Власов. - Так и вижу заголовки израильских газет: 'Спасибо, господин Райхспрезидент, но не засунули бы свою любезность себе в...' Скажете, не так? И это было бы не в каких-то экстремистских листках, а в 'Едиот ахранот'. Прежде, чем обвинять нас в юдофобии, вам бы следовало прекратить делать германофобию своей официальной политикой.
- В какой-то мере вы правы, - согласился Гуревич, - но, видите ли, в Израиле многие считают, что для германофобии есть определенные основания. Может быть, они и неправы, но... Вам знакомо понятие 'холокост'?
- Да, конечно, - ответил Фридрих нарочито нейтральным тоном. - Это греческое слово, означающее 'всесожжение'. С легкой руки кого-то из юдских публицистов так стали называть политику террора, проводимую арабами против юде как нации и Израиля как государства. Сами арабы называют это 'интифадой'. Осужден как форма геноцида 30-й сессией Генассамблеи ООН. Иногда термин употребляют в более широком смысле, для обозначения любой агрессии против юде, но такое употребление представляется спекулятивным.
- Верно, - кивнул Гуревич. - Но, видите ли, многие верят, что это слово могло получить иное значение, по сравнению с которым нынешняя 'интифада' - просто мелкая неприятность. Что изначально понятие 'окончательное решение юдского вопроса' имело другой смысл, и, если бы не смерть Хитлера...
Смысла изображать демонстративное непонимание больше не было, и Власов позволил себе дать волю раздражению:
- Послушайте, господин Гуревич, вы же умный человек, и вы не на митинге. Зачем вы тратите свое и мое время на повторение дешевых мифов британской пропаганды? Не можете же вы в самом деле верить в эту чушь? Да, Хитлер был юдофобом, этого никто не отрицает, и его ближайшие сподвижники тоже. И, кстати, нельзя сказать, что у них для этого вовсе не было оснований... Но физическое истребление юде как нации? Прежде всего, дойчи - цивилизованный европейский народ, а не какие-нибудь азиатские дикари. Но даже если предположить, что кому-то в высшем руководстве пришла такая идея, как вы представляете ее реализацию? Можно вырезать компактно проживающее племя, как поступали американцы с индейцами. Но как уничтожить народ, рассеянный по всему миру? Причем отнюдь не беспомощный народ. Да, своего государства и армии у юде тогда не было. Зато было серьезное лобби в финансовых и политических кругах Запада, не говоря уже о СМИ. Какой смысл уничтожать германских юде, если в это время американские, британские и прочие бросят все усилия, чтобы умножить число и непримиримость врагов Германии? Вы же сами всегда гордитесь своей солидарностью... В политическом плане это был бы просто самоубийственный шаг. Или вы полагаете, что уничтожение миллионов человек - и не где-нибудь в сибирских лагерях, а в центре Европы - возможно скрыть? Далее, допустим, подобное идиотское решение все-таки принято. Как его реализовать чисто технически? Вы представляете себе, что это такое - убить несколько миллионов человек? Повторяю, я не об этике, я о технологии. Допустим, вместо пересыльных лагерей у нас лагеря уничтожения, и допустим, мы удачно запудрили мозги всем, кого туда везут, так что сопротивление незначительно. Что дальше? Расстреливать их? Оцените расход боеприпасов и количество солдат, которых придется для этого привлечь. Во время тяжелой войны, замечу, когда все это необходимо на фронте. Загружать в баржи и топить, как это делали большевики во время Первой гражданской? Барж не хватит. Морить жаждой и голодом? Слишком долго, и опять же потребуется целая армия для охраны - обреченные поймут, что обречены, раньше, чем у них иссякнут силы для бунта...
- Газ, - негромко сказал Гуревич. - Например, цианид. В Германии промышленно производились специальные гранулы, выделяющие его в воздух, это называлось 'Циклон Б'. И мощностей для его производства в нужном количестве вполне хватало.
- Да, да, - кивнул Власов. - 'Циклон Б' даже применялся в пересыльных лагерях. Как инсектицид. По-русски говоря - клопомор. Но юде не клоп, не так ли? Отравить таким образом человека можно, но для этого нужно время. Как минимум минут десять. Далее необходимо проветрить помещение, забрать тела и загнать внутрь новую партию. Если охрана будет работать в противогазах, обреченные опять же все поймут раньше времени. Значит, придется потратить еще по меньшей мере полчаса - если помещение и партии небольшие, плюс имеется хорошая вытяжка. Далее вам надо что-то делать с трупами. Закапывать такие количества - нереально. Значит, сжигать. Обратитесь к любому оператору крематория, и он вам скажет, что один труп полностью сгорает за два часа... И, кстати говоря, пепел потом тоже надо куда-то девать. Вы когда-нибудь видели урну с прахом? Представьте себе пять миллионов таких урн...
- Да, я слышал обо всех этих проблемах, - смиренно подтвердил Гуревич. - Но, знаете ли, я верю в германский гений. Дойчи - очень талантливая нация, они бы справились.
- Да ведь нет ни единого документа, подтверждающего эту чепуху! - потерял терпение Власов. - Ни одной бумаги за подписью Хитлера или других
