что это бутыль необычного дизайна. Смотрелась она в замурзанной квартире так же нелепо, как китайская ваза.
Рядом стоял пустой стакан и открытая трехлитровая банка с солеными огурцами. На полу валялась вилка.
Управдом, выглядывая из-за плеча Власова, оглядел этот натюрморт и без всякого удивления заключил:
- Допился, ханурик. Паленой водки небось у метро купил, и привет.
- Это водка? - решил на всякий случай уточнить Фридрих, показывая на бутылку.
- Н-да, водка, - Эберлинг почему-то смутился. - Элитная. Товар для Тверской.
- Да палёнка это самая обычная, - встрял управдом. - Ханурики водочные бутылки в мусорке ищут и в ларьки сдают у метро. Десять копеек бутылка. А что туда потом наливают, так про это лучше не думать.
- Но ведь таксист понимал, что покупает подделку? - поднял бровь Власов.
- Ну да, ещё бы. Небось, за трояк взял. Зато бутылка красивая. Вот и попил человек водочки...
Фридрих прищурился: по стенке вилась изящая серебристая надпись готическим шрифтом. Слово было знакомое.
- 'Vlasovska', - наконец, разобрал он. - Эта водка называется 'Власовска'?
- 'Власовская', - уточнил Эберлинг.
Он взял бутылку и перевернул её другим боком. Там тоже была надпись 'Власовская', только церковнославянской вязью. Ниже красовался набросанный несколькими штрихами портрет - некий обобщённый бравый военный, ни на кого конкретно не похожий, но не без определённого сходства с основателем РОА.
- Её все 'власовкой' называют, - вмешался управдом. - Хорошая водка. Я пробовал, - не без гордости сообщил он. - Как слеза прямо. Только дорогая, сволочь.
- Такая скляночка стоит сорок пять рублей, - пояснил Эберлинг. - В подарочной упаковке - семьдесят.
- Так, значит, 'Власовка'. Очень интересно. Насколько я понимаю, использование имён и фамилий известных людей в качестве товарных знаков без согласия их самих или членов их семей... - начал было припоминать Власов, но Эберлинг перебил:
- Я интересовался. Владелец предприятия - какой-то Власов. Имеет право на свою марку. Хотя, по слухам, настоящая его фамилия Кауфманн. По тем же слухам - юде.
- Понятно, - только и нашёлся что сказать Фридрих. Настроение, и без того не слишком хорошее, было испорчено окончательно.
Чтобы хоть что-то сделать, он и на всякий случай заглянул в совмещенный с ванной туалет. Там не было ничего интересного.
- Так я это, крипо вызываю? - осведомился околоточный, продолжая стоять на пороге комнаты.
- Исполняйте свои обязанности, - бросил через плечо Эберлинг, рассматривая труп.
- Вот именно, - подхватил Власов, поворачиваясь к обоим представителям местной власти. - Исполняйте свои обязанности! Не только по отношению к трупу, между прочим. В каком состоянии у вас дом? Это же свинарник! Кругом грязь, на стенах - похабщина и большевисткая агитация! И вы еще считаете себя арийцами?! - он понимал, что срывает злость, но не мог и не хотел остановиться. В конце концов, он был в своём праве.
- Так ведь народ тут какой, херр офицер, - начал было оправдываться околоточный, - чай, не профессора живут...
- 'Иностранцы, посещающие Дойчлянд, замечают в самом незначительном чиновнике, в самой простой домохозяйке, в индустриальном рабочем, дворнике или стороже необычайное достоинство, ответственность за своё дело, суровую требовательность к себе, мужество в преодолении трудностей, стремление к совершенству', - процитировал наизусть Фридрих. - Вам, надеюсь, знакома программная речь Дитля?
- Вот и командуйте у себя в Дойчлянде, - неожиданно нагло заявил управдом.
- Что вы сказали? - Фридрих пригвоздил его уничтожающим взглядом сверху вниз.
- Что слышали, - нимало не смутился плешивый. - Чай, не сорок третий год.
- Я непременно доложу вашему начальству, как вы относитесь к своим обязанностям, - посулил Власов.
- Да сколько угодно. А я посмотрю, как они найдут другого дурака, который делал бы мою работу за мою зарплату.
'И ради таких вот погибли миллионы достойных людей, - подумал Фридрих. - Солдаты Вермахта, солдаты РОА... Чтобы спасти от большевистского рабства тех, кто ничего другого и не заслуживал. И они еще имеют наглость нас этим попрекать! 'Не сорок третий год'...'
- Убирайтесь, - процедил он, полуприкрыв глаза от отвращения.
- С какой это радости? Вы мне не начальство! - мужичонка как будто даже стал выше ростом.
- Убирайтесь, или, как только прибудут крипо, я распоряжусь арестовать вас за препятствование следственным действиям!
- Иди, иди, Лексеич, - повернулся к управдому полицейский, - видишь, господин офицер не в духе...
Мужичонка не стал далее упорствовать и потопал к двери, бормоча под нос: 'Как командовать, так все арийцы...'
Kapitel 17. 7 февраля, четверг, утро. Москва, Трубниковский переулок, 30.
Фридрих придвинул к себе листок бумаги и взял ручку. Подобные инструменты он использовал нечасто, предпочитая работать на рехнере, но японская подушечка была слишком неудобным средством для рисования, в отличие от привычного светового карандаша. А ему захотелось именно нарисовать схему. Практика показывала, что это помогает структурировать информацию. Которой накопилось уже не так уж мало.
Очередную ее порцию он получил, вернувшись накануне из Орехово. Общение с полицейскими, прибывшими на место смерти таксиста, оказалось, вопреки ожиданиям, не столь уж неприятным. Очевидно, потому, что дело, по причине запущенной Эберлингом легенды о наркокурьере, из заурядной 'бытовухи' было сразу же переквалифицировано по ведомству борцов с наркотиками. В прибывшей бригаде не было недавних знакомых Фридриха по подземке, но следователь и его помощники производили вполне благоприятное впечатление. Однако рутинная процедура осмотра тела и заполнения протокола, который пришлось подписывать Власову и Эберлингу, не дала ничего, кроме потерянного времени. Впрочем, криминалисты пообещали германским коллегам ознакомить их с заключением патологоанатома и результатами анализа жидкости в бутылке, когда те будут готовы.
По возвращении же домой Фридрих получил, наконец, ожидаемый подарок от Мюллера - рапорты всех сотрудников Управления, так или иначе работавших с Вебером. Они были разделены на два платтендата - в одном отчеты тех, кто работал с Вебером в России в последнее время, в другом - отзывы прежних его коллег, подчиненных и начальников (тех, конечно, кто еще был в живых) чуть ли не с самого начала карьеры Вебера в РСХА. Видимо, именно на то, чтобы собрать показания последних, и ушло три с половиной дня - впрочем, учитывая, какие архивные дебри ради этого пришлось прошерстить и сколько народу, включая законспирированных в разных частях света нелегалов, опросить, оперативность все равно была весьма похвальной.
Первым делом Фридрих просмотрел именно второй платтендат, который едва ли мог сообщить что-то о расследуемом деле - такая задача перед прежними коллегами Вебера и не ставилась - зато помогал узнать о покойном больше, чем говорило официальное досье. Как знать, может быть, в свете этой информации какая-нибудь непримечательная на первый взгляд деталь из первого платтендата привлечет к себе внимание, словно выбившийся клок волос или фальшивая нота...
Ничего сенсационного все эти отзывы и характеристики, впрочем, не содержали. Интеллектуал, обладавший блестящими математическими способностями и памятью; почти никогда не пользовался счетными машинками для арифметических вычислений, ибо с легкостью проделывал их в уме, играл вслепую в шахматы на четырех досках (может быть, мог бы справиться и с большим числом досок, но в компании, где произошел описанный случай, было лишь четверо шахматистов); хорошо разбирался в рехнерах, знал несколько языков программирования; отличался педантизмом и аккуратностью; в эмоциях был сдержан, никогда не действовал под влиянием минуты, не принимал поспешных решений, не собрав всей доступной информации; разумеется, искренний патриот Райха, да и Управления, служивший, впрочем, идеям, а не людям - мог пойти на конфликт с начальством, если считал, что того требуют интересы дела, и пару раз имел из-за этого неприятности, впоследствии замятые, ибо оказывалось, что прав был именно он; конечно же, не щадил и нерадивых подчиненных, добился увольнения в отставку одного из них, впрочем, мелодраматическая версия личной мести не выстраивается - тот человек давно умер; в целом, как пишут в харатеристиках, 'с товарищами поддерживал ровные отношения' - не чурался их, в какие-то моменты мог даже быть душой компании, но и не сходился ни с кем настолько, чтобы это можно было назвать близкой дружбой; не был женат и не был замечен в порочных наклонностях... Фридрих раздраженно поморщился, понимая, что и сам он, как и всякий идейный холостяк, не имеющий любовниц, не избежал в свое время гаденьких подозрений в гомосексуализме и прочих извращениях, а значит, и соответствующих проверок; припомнился смазливый юноша-'стажер', приставленный к нему в свое время в явно провокационных целях... что поделать - большинство людей не могут и не хотят понять, что не испытывать похоти - это столь же нормально, легко и удобно, как не испытывать тяги к любым наркотикам, к тому же табаку, благополучно искорененному в Райхе. А ведь полвека назад курильщиков было большинство, и тоже никто не верил, что может быть иначе...
Ладно, что там дальше по Веберу? Спиртное употреблял, но не так, как другие - имея от природы редкий дар маловосприимчивости к алкоголю, ценил дорогие вина за букет, оставаясь при этом трезвым. 'Сова', предпочитал работать по ночам и вставать поздно... Вот любопытный момент - у Вебера было hobby, и даже не вполне, как сказали бы все те же американцы, 'политкорректное': он собирал марки исчезнувших стран и режимов. Причем интересовали его марки, посвященные конкретным историческим событиям в жизни соответствующих стран; его занимала история глазами тех, кто вот-вот должен был угодить под ее каток. Были в его коллекции и дойчские - кайзеровских и веймарских времен, и австро-венгерские, и польские, и других стран, ныне входящих в Райх; были марки эспанских республиканцев, царской России накануне переворота и, конечно же, советские. Если вдуматься - hobby не только познавательное и поучительное, но и небесполезное для разведчика: позволяющее войти на правах своего в замкнутый филателистический мирок, где порою встречаются очень любопытные личности... особенно среди коллекционеров тех же коммунистических марок...
Что, если именно такой человек пришел к Веберу в субботу 2 февраля? Поводом для визита была покупка или обмен какого-нибудь советского раритета... не исключено, кстати, что ничего другого Вебер и не планировал, это была его личная встреча, а не встреча в интересах Службы, потому он и не включил запись разговора. Хотя, по идее, должен был включить, раз уж пустил гостя на точку А - но использование служебных квартир для личных встреч не одобрялось, так что понять Руди вполне можно. А дальше могло произойти банальное ограбление. Редкие марки - а все большевистские марки ныне большая редкость - очень ценны, тем более для коллекционера. Вполне достаточный повод для убийства. Визитер наставил на хозяина квартиры пистолет и заставил принять штрик, дабы тот отдал все, что имел. Поэтому в протоколе обыска никакие марки не фигурируют. И никакой политики...
Нет, вряд ли. Штрик все же - достаточно экзотический наркотик, который, если верить давешнему бандиту, практически невозможно достать в Москве.
