- Именно, - серьёзно ответила девушка. - Ваша духовная ситуация соответствует двадцать девятой гексаграмме Книги Перемен, она называется Си Кань, Двойная Бездна, или Двойная Опасность. В греческой мифологии ей соответствует Сцилла и Харибда, два морских чудовища, живущие по сторонам узкого пролива, между которыми нужно провести свой корабль. Другими словами, пройти по лезвию бритвы. Согласно стратагемам, это ситуация благородного мужа, попавшего в окружение низких людей, причём они таковы и сверху, и снизу... Заметьте, некоторые черты проявились на бумаге сильнее, некоторые слабее. Самая яркая черта - пятая... Давайте теперь рассмотрим составляющие. Си Кань состоит из двух триграмм, каждая обозначает воду. Это две водяные бездны. В Торе сказано...
- Простите, - Власов поднял бровь, - Тора - это ведь, кажется, юдская мистика?
- Все мистические традиции имеют свои соответствия, - заявила китаянка. Её голос стал чуть твёрже: как будто внутрь горлышка попала сухая горошинка. - Бог начал материальное творение с того, что отделил воду от воды. Это был второй день творения, и в этот день возникли раздоры. Поэтому Бог не сказал об этом дне - 'и увидел он, что это хорошо'... Вы - тот, кто должен предотвратить раздор...
Фридриха все больше раздражала вся эта цветистая чепуха. В конце концов, его, очевидно, позвали сюда не для разговоров о боге и предначертании. Разумеется, за словами об исходящей с двух сторон опасности и раздоре могли скрываться вполне конкретные намеки на ничуть не мистические обстоятельства. Но, в конце концов, он и без странной китаянки знал и о борьбе партийных фракций, и о трениях между членами Райхсраума, и о внешних угрозах... И предпочел бы получить более конкретную информацию.
- Знаете что, - решительно перебил он, почему-то догадываясь, что китаянка не обидится, - я думаю, что мы сэкономим время, если перейдем сразу к делу. Чай, конечно, превосходен, а все эти восточные учения интересны... с культурологической точки зрения, но я пришел сюда для серьезного разговора. С называнием вещей своими именами, насколько это возможно. Я должен говорить с вами? Или с кем-то еще?
- Знаменитая дойчская прямота, - улыбнулась девушка, и улыбка эта была куда более жесткой, чем можно ожидать от служительницы китайского чайного клуба. - Хорошо. Я израильский офицер. Меня зовут Эстер Шляйм.
Власов, наконец, сообразил, что за акцент звучит в её речи.
- Шляйм, да, - продолжала она. - По-русски будет 'слизь'. Мне нравится, как это звучит по-русски, это выразительнее. Потешная фамилия, правда? Когда-то ваш император, Иосиф...
- Император Остеррайха, - машинально поправил девушку Фридрих. - Тогда это была ещё не Германия.
Женщина впервые посмотрела ему в лицо, и Власов увидел, что разрез глаз у неё не совсем не азиатский, а сами глаза - карие, с поволокой. Лицо оказалось тоже не девичьим: Власов понял, что женщина намного старше, чем ему показалось сначала.
- Император Остеррайха, - продолжила та после крохотной паузы, - приказал дать всем юде, проживающим на его землях, фамилии. Этим занимались специальные комиссии. Комиссии брали взятки, и если деньги были хорошие, то юде получал хорошую фамилию. А если денег было мало или совсем не было, фамилию давали смешную. Или оскорбительную. Это было всего лишь вымогательство. Но фамилии с тех пор остались. Когда моего отца завербовали визенталевцы, они с ним подробно поговорили и об этом тоже. Они хорошие психологи, - последние слова она произнесла с нескрываемой ненавистью. - Вот только они ему не сказали, что, по их мнению, его дочь не юде, а шикса. Этого они ему решили не говорить. Очень тактично, не правда ли?
- Простите, - решился Власов, - но по вас не скажешь, что вы юде.
Эстер оскалила зубки. Фридрих заметил, как во рту собеседницы блеснула старомодная металлическая пломба.
- Я знаю, да. Китайцы сразу видят, что я нечистокровная, но для остальных я схожу за китайскую куколку. Моя мать была родом из Гуаньчжоу... Я говорю вам всё это затем, - оборвала себя она, - чтобы вы понимали: у меня есть личные счёты к визенталевцам. Я ненавижу этих скотов. Поэтому я делаю то, что я делаю.
Фридрих понял. Израильское расовое законодательство, скопированное с дойчских Нюрнбергских законов и Уложения о расовой чистоте от 1943 года, исходило из того, что любой потомок отца-юде или матери-юде признаётся юде. Визенталевцы же исходили из каких-то древних талмудических правил, согласно которым полноценными юде признаются только рождённые от матери-юде. Для таких полукровок предусматривался один выход - формальное принятие иудаизма, но и после этого на них всё равно смотрели косо. Власов мог себе представить, как визенталевцы относятся к людям с неполноценным, с их точки зрения, происхождением, да ещё и с такой экзотической внешностью, как у Эстер.
- Я их ненавижу, - повторила молодая женщина. - Их всех. И особенно этого... - она сказала что-то непонятное на иврите.
- Простите? - не понял Власов.
- Я назвала его - 'бен зона'. Сын шлюхи. Вы знаете, о ком я. Кажется, вы знаете о нем не так уж мало... особенно для человека, до сих пор остающегося в живых, - она снова улыбнулась своей недоброй улыбкой. - И я хочу расспросить вас об этом. Потом я расскажу то, что знаю я.
Фридрих выразительно повёл бровью в сторону старой Берты, которая откровенно вглядывалась в лица говорящих.
Девушка что-то сказала старухе на иврите. Та сделала недовольное лицо, но встала, отошла на два шага от столика и демонстративно уселась на оранжевый пуфик спиной к собеседникам.
- Она работает и на ваших тоже? - на всякий случай поинтересовался Власов.
Китаянка кивнула.
- Старая Берта работает на всех, кто ей платит... Давайте, наконец, о Зайне. И о Борисове. Борисов был на мне.
Власову потребовалось секунды полторы, чтобы понять фразу.
- Значит, это вы за него отвечали. И вы... - он не закончил фразу.
- Да. Я его упустила, - признала Эстер. - Я глупо, бездарно упустила его. А ведь я была уверена, что рано или поздно Зайн к нему придёт. Я была уверена, да. Эти шлимазлы из АМАН, эти тупые вояки - что они умеют? Они много лет держали его в тюрьме, и что же?
- А кого представляете вы? - решил внести ясность Фридрих.
- МОССАД. Это такая маленькая служба, её создали недавно. Может быть, вы знаете.
Власов подумал и вспомнил про какую-то израильскую 'службу информации и особых операций', или что-то вроде этого. По сравнению со знаменитой на весь мир 'Агаф Модиин', израильской военной разведкой, эта организация ничем особенным не прославилась. Впрочем, на сей счёт не стоило заблуждаться: юде, даже израильские, просто обожали всё запутывать и прятать концы в воду. Но, во всяком случае, в сферу профессиональных интересов Власова эта контора пока не попадала.
- МОССАД был создан во время Фолшпиля, - пояснила израильтянка. - Для самых... как это сказать по-русски? Деликатных заданий, - вспомнила она.
- Вы очень хорошо говорите по-русски, - заметил Власов.
- Нет, всё ещё плохо, - безапелляционно заявила женщина. - Я иногда забываю слова. Я полиглот, но некоторые слова я иногда забываю. Но тот клуц из АМАН, что допрашивал Борисова, знал русский ещё хуже меня. Тогда бы он понял... - она замолчала.
- Что именно? - Фридрих опять почувствовал, что ноги затекают.
- Давайте так. Вы мне расскажете, что успели накопать. А потом я вам отвечу на вопросы. И расскажу то, чего вы не знаете... Да, - добавила она, уловив колебания Власова, - ваше руководство не удосужилось проинформировать нас, что Зайн в России. Хотя могло бы, учитывая опыт прошлого сотрудничества... Но теперь какие-то полномочия у вас есть? Иначе вы бы не пришли сюда. Я, в свою очередь, получила от своего руководства все полномочия. Можете считать, что инициатива контакта исходит от нас, если вам так проще. В конце концов, это в общих интересах. Ну что, перейдем, наконец, к делу, как вы сказали?
- Хорошо, - кивнул Власов. Напутствие Мюллера оказалось кстати.
Далее последовало то, что Фридрих не мог назвать иначе как допросом - быстрым и профессиональным. Вопросы сыпались один за другим - иногда логичные, иногда совсем непонятные. Фридрих старался отвечать честно и точно, выполняя свою часть соглашения - даже когда вопросы не касались непосредственно Зайна. В частности, Эстер заинтересовалась последней добычей Власова - розовым целленхёрером с записью разговора со Спаде.
- Зайн легко снюхивается с наркоторговцами, - объяснила она. - Этот Спаде вполне может быть связан с некоторыми его делами. Хотя, насколько мне известно, Спаде юдофоб... Хоть что-то в нём осталось нормального, да? Вы ведь так подумали? - израильтянка сделала вид, что шутит, но в глазах блеснула злость.
- У него не было никаких причин быть ещё и юдофилом, - возразил Власов. - Хотя и ярко выраженным юдофобом - тоже.
- Нет, он тяжёлый юдофоб. Однако, если дела идут скверно, можно связаться хоь с чёртом, не говоря уже о юде-террористе...
- Не думаю, что между ними есть связь, - заметил Власов. - Всё, что могло бы связывать эти две фигуры - тема наркотиков. Точнее, штрик. Но Спаде, насколько я знаю, не занимается штриком.
- Не всё так просто. Берта потом вам расскажет кое-что, - туманно заметила Эстер. - Но сначала я вам хочу кое-что рассказать. Кажется, я поняла, почему Зайн убил Борисова.
- Вы уверены?.. - начал было Фридрих, но женщина махнула рукой.
- Не притворяйтесь. И вы, и я - мы оба знаем, кто его убил. И как.
- Я примерно представляю себе 'как'... - начал было Власов.
- А я знаю точно. Я работала со штриком. Скорее всего, - офицер Шляйм опять показала зубы, - Зайн просто отдал ему приказ. Допустим, вывел на крышу, а потом... ну, скажем... велел прочесть длинное стихотворение и после этого спрыгнуть вниз. Даже не так: просто закрыть глаза и пойти вперёд. Подштрикованный человек исполняет такие команды безропотно. А за то время, пока тот читал стихи, Зайн успел скрыться.
- Но почему он в таком случае не приказал ему, скажем, вскрыть себе вены в ванной? - заинтересовался Фридрих. - Тогда бы тело нашли гораздо позже.
- Нет, это могло бы не сработать. Во-первых, человек, даже под препаратами, всё-таки не может убить себя. Такие приказы обычно не срабатывают. Конечно, он мог уложить его в ванну и вскрыть ему вены. Но для того, чтобы жертва вела себя смирно, нужно слишком много наркотика. Он захлебнулся бы в воде. Так или иначе, это было бы обычным убийством. А Зайн не мог убить Борисова.
- Почему? - осведомился Власов.
- Борисов когда-то принадлежал к личной организации Зайна, так называемой Бригаде... Он носил кличку Каф. Это такая буква нашего алфавита. Эти люди были связаны между собой... очень тесно, - последние слова женщина выговорила с видимым усилием, как будто признавалась в чём-то неприятном. - И Зайн когда-то обещал всем своим соратникам, что он никогда сам не пожертвует жизнью любого из них, даже если это будет необходимо для дела. А Зайн
