полотна. 'Не уставай!' — сказала она по-русски графу Разумовскому и тотчас очутилась вместе с ним на холму.»
Секрет искренней, вызывающей зависть и ненависть многих любви императрицы к бывшему пастуху таился не только в плотской страсти Елизаветы к этому красавцу, но и в его несокрушимой надежности, верности и доброте. В придворном мире интриг, подлости и коварства Разумовский выделялся тем, что, обладая безграничными возможностями фаворита, никогда и ни в чем не посягнул на власть государыни, не дал повода даже заподозрить себя в интригах за ее спиной. И она ценила в Олеше это бескорыстие, называла его в письмах «Друг мой нелицемерный!». При этом Разумовский не был наивен или излишне прост. Наоборот, он был умен и всю свою благополучную — через край — жизнь помнил, откуда он, кто он и в чем секрет его необыкновенного счастия. Он знал цену и людям, и самому себе и не обольщался, слыша над головой звуки медных труб. Не раз с присущим украинскому народу мягким юмором граф подшучивал над той волшебной историей, которая началась в рождественские праздники в сельской церкви Чемар…
Но оказалось, что, попав в императорские чертоги, Разумовский вытащил еще не все золотые яблоки из корзины судьбы. Осенью 1742 года «раб Божий Алексей» и «раба Божия Елизавета» в глубокой тайне венчались в маленькой сельской церкви подмосковного села Перова. Рядом стояли самые близкие и доверенные люди. Произошло невероятное — украинский пастух стал мужем российской императрицы! Такова была воля Елизаветы — женщины набожной и не чуждой благочестивых порывов. Она тяготилась «блудной связью» с Разумовским, и церковный брак с возлюбленным был для нее естественным и желанным.
Венчание мало изменило Алексея Григорьевича. Ленивый, вальяжный, в парчовом шлафроке, он вместе с одетой по-домашнему Елизаветой обедал в кругу ближних людей за столом, который с помощью подъемного механизма поднимался с нижнего этажа, полностью сервированный и уставленный то дивными заморскими яствами, то тарелками с наваристым украинским борщом, изумительный запах которого (а варили его шесть часов!), а также пампушек с чесноком побеждал все другие ароматы дворца.
Благодушие Алексея Разумовского вошло в поговорку. Он не был безмерно честолюбив, не мечтал покрыть себя славой полководца на поле сражения, не желал прослыть и мудрецом — он попросту наслаждался жизнью. Сладости власти он предпочитал покой и волю. Впрочем, в двух случаях он утрачивал благодушие. Это бывало, когда рюмка горилки оказывалась лишней для его могучего организма. Тогда дух старого пьяницы и драчуна Гришки Розума просыпался в новоявленном графе. Говорили, что жена влиятельного сановника графа Петра Шувалова всякий раз ставила свечку, когда муж, бывший на охоте с фаворитом, возвращался с непобитой физиономией — уж очень тяжелы были оплеухи Разумовского. Алексей Григорьевич терял привычный покой и тогда, когда заходила речь о его матери, о рiдной Украiне. Все годы, проведенные в столицах, он тосковал по родине, родне, не оставляя ее вниманием. Благодаря Разумовскому все его родственники были устроены хорошо, «вышли в люди», а на Украину посыпался град милостивейших указов государыни, значительно ослабивших гнет «москалей».
Олеша с таким смаком рассказывал своей панночке о прекрасной Украине, что когда он как-то раз запросился на время «до мамы», императрица бросила все свои балы и маскарады и поехала с ним. Официально же движимая благочестием государыня — глава Русской православной церкви — отправилась в Киев, к угодникам в Печерский монастырь. Поездка эта была организована с необычайным размахом: 23 тысячи лошадей, сотни слуг, золоченые кареты. Да и украинцы лицом в грязь не ударили: встретили государыню роскошью церемоний, ее любимыми театральными спектаклями и фейерверками. Но больше всего ее поразили искренность и теплота оказанного ей приема, радушное украинское хлебосольство и удалой гопак. Непрерывно вдоль всей дороги, по которой двигался кортеж, нарядными толпами стоял украинский народ. Он хотел бачить красавицу-государыню и Разумовского, чтобы воочию убедиться, как сбывается сказка о простом казаке, ставшем мужем самой царицы…
Конечно, глядя на эту прекрасную пару, трудно было не подумать о том, какие же красивые дети должны у них быть! Слухи о тайных детях Елизаветы и Разумовского волнами расходились по стране, будоража умы всех российских и зарубежных сплетников. Говорили, что эти дети получали образование за границей, в Швейцарии, под фамилией Таракановы, что одна из дочерей окончила свою жизнь в монастырском заточении. Но все это легенды, хотя дыма без огня не бывает. Точно известно, что в Швейцарии учились дети старшей сестры Алексея Разумовского, носившей по мужу фамилию Дараган, которую досужие немецкие газетчики переделали в Таракановы. Потом, уже при Екатерине II, за эту легенду ухватилась безвестная самозванка, о которой пойдет речь ниже. Допускаю, что дети в этом браке все-таки были. Но в те времена дети не были такой драгоценностью, как ныне. Обычно новорожденных бастардов стремились убрать с глаз подальше, передавали за умеренное вознаграждение в семьи придворных слуг, местных жителей, причем приемные родители не всегда и знали, чей это ребенок. Ползают трое, пусть ползает и четвертый — авось выживет!
Но все когда-то кончается, даже счастье и любовь. Прожив вместе почти двадцать лет, супруги расстались. Это произошло по воле Елизаветы, у которой появился новый фаворит: молодой, образованный и красивый Иван Иванович Шувалов. Без скандалов и ссор Разумовский съехал с императрицына двора, поселился в подаренном ему государыней Аничковом дворце и зажил барином в покое и неге, оставшись по-прежнему добродушным и ленивым…
Много лет спустя, уже во времена Екатерины II, полузабытая история его необыкновенного брака всплыла вновь. Однажды покой отставного вельможи, в то время жившего в Москве, потревожил прибывший из Петербурга генерал-прокурор Вяземский. Он внезапно явился к Разумовскому и именем государыни потребовал подтвердить или опровергнуть факт заключения брака с императрицей Елизаветой. В то время фаворит Екатерины II Григорий Орлов рвался под венец с государыней, ссылаясь при этом на брак Елизаветы Петровны с Разумовским. Говорят, что в ответ на требования генерал-прокурора Алексей Григорьевич достал из драгоценного ларца заветную грамоту, дал прочитать ее гостю, а потом… бросил бесценный документ в горящий камин. Так он подтвердил и одновременно уничтожил прецедент. Предъявив генерал-прокурору грамоту, он доказал, что он не обманщик и не самозванец, а уничтожив документ, развязал тем самым Екатерине руки. Ведь с первых слов высокопоставленного посланника он понял: если самовластная государыня всея России, которая вправе делать все, что ей заблагорассудится, не идет под венец с Орловым, а посылает в Москву за подтверждением прецедента брака императрицы с ее подданным, значит… брак этот ей не нужен, и она ищет способа уклониться от него! Годы сделали бывшего украинского пастуха мудрецом и тонким царедворцем… Таким он и остался в памяти современников и потомков. А умер он в северной столице в 1771 году, и земля Александро-Невского монастыря приняла тело этого неисправимого и добродушного лентяя и эпикурейца.
Последний гетман: Кирилл Разумовский
История Кирилла Разумовского не менее фантастична, чем история его старшего брата Алексея, украинского пастуха, ставшего сначала фаворитом цесаревны Елизаветы Петровны, а после того как она в ноябре 1741 года захватила царский трон, и ее тайным мужем. Все эти головокружительные события, происходившие с Алексеем Разумовским в Петербурге в 1731–1741 годах, не касались его родины, деревни Лемеши. Там по-прежнему жили его мать, сестра и младший брат Кирилл, родившийся в 1728 году. Он, как раньше Олеша, пас скотину в окрестностях деревни…
Но дальше сюжет этой истории стал развиваться, как в сказке Андерсена. Неведомая фея взмахнула палочкой — и вот уже по дороге к Лемешам стремительно мчался экипаж. Сидевший в нем гвардеец-офицер внезапно остановил экипаж у обочины, подозвал пастушка Кирюшу Розума и посадил рядом с собой. Ямщик стегнул лошадей, они разом взяли с места — и… Кирюша оказался в столице. Такова была воля государыни императрицы и судьбы…
В Петербурге четырнадцатилетнего деревенского хлопца умыли, причесали, одели, начали учить грамоте. А в марте 1743 года отправили за море набираться ума-разума, «дабы ученьем наградить пренебреженное поныне время, сделать себя способнее к службе Ея величества, фамилии своей впредь собою и поступками своими проложить честь». Так писал брат Алексей в наставлении Кириллу. Прошло два года… Кирилл с опытными учителями и воспитателем Григорием Тепловым путешествовал по Европе, осматривал старинные города, слушал лекции в университетах Кенигсберга, Берлина, Страсбурга, словом, учился всему понемногу. И вот стало известно, что Кирилл Разумовский возвращается в Петербург после двух лет учения. Придворные кривили рты: чему мог научиться за морем этот пастух… извините, камер-юнкер двора Ея императорского величества и граф (это Алексей в Петербурге времени зря не терял и о статусе младшего братишки позаботился!).
Но произошло второе чудо, к которому феи непричастны. Разумовский-младший поразил всех необыкновенной, как сказали бы в XVIII веке, «метаморфозис, сиречь преображением». Перед императрицей и двором предстал не вчерашний пастушок с соломинками в волосах, а статный молодой вельможа, прекрасно, по последней парижской моде одетый, с драгоценной тростью в руке. А когда он открыл рот (важнейший момент в жизни каждого молодого незнакомца!), то оказалось, что он бегло говорит по-французски и по-немецки, а главное — ни на одном языке не говорит глупостей. Кирилл оказался умен, уживчив, весел и тотчас стал при дворе первым кавалером и женихом. Помнившая это появление Кирилла при дворе Екатерина II, тогда великая княгиня, писала: «Он был хорош собой, оригинального ума, очень приятен в обращении и умом несравненно превосходил своего брата Алексея, который тоже был красив, но был еще великодушнее и добрее. Все красавицы при дворе были от него без ума. Я не знаю другой семьи, которая, будучи в такой отменной милости при дворе, была бы так всеми любима, как эти два брата Разумовских». Восторг Екатерины понять можно — великой княгине, не дурнушке, но и не красавице, льстило, что Кирилл оказывал ей особые знаки внимания и долгие годы тайно любил ее…
Придворная жизнь времен Елизаветы с вереницей празднеств и концертов, балов и маскарадов тотчас увлекла Кирилла. Он купался в этом золотом празднике жизни, стал модником, щеголем-петиметром, настоящим царедворцем и истово нес эту нелегкую и крайне важную службу. Она была ему приятна. У Разумовского появилось много молодых подруг и друзей. Особенно близко он сошелся с графом Иваном Чернышевым, который до кончиков ногтей был светским человеком. Его бойкое письмо к нашему герою, написанное по возвращении из Франции, говорит само за себя и рисует мир, в котором жила тогдашняя придворная «тусовка»: «Сколь же мне прискорбно, что вашего сия тельства я здесь не застал… Сколько бы я вас, по приезде своем из Франции, позабавил. Рассудите, каков я стал: других кафтанов не ношу, как шелинговых, в красных каблуках и все пою песни, да какие — одна другой лучше и навез их столько много, все в том разуме (соображении. —
В 1746 году по воле государыни Кирилл породнился с царской династией — женился на родственнице Елизаветы, Екатерине Нарышкиной. Это был брак не по любви, а по принуждению — Кирюше еще так хотелось погулять! Но волей государыни не пренебрегают, да и приданым в 40 тысяч душ крепостных не бросаются. Свадьбу сыграли в царском дворце. Прелестная невеста млела, глядя на своего суженого…
