чего группа Рауля отступила. Она не потеряла ни одного человека.
Для прикрытия отхода бойцов основной группы оставалась группа снайперов в составе 6 человек во главе с Педро Миретом. Большая часть людей смогла возвратиться к оставленным автомашинам и направилась на ферму «Сибоней». Туда же прибыл вскоре и Фидель Кастро, которого забрала одна из последних групп отступавших. Всего на ферме собралось 40 человек. Настроение было подавленное. Но Фидель оставался Фиделем. Герберт Мэтьюс, американский журналист, посвятивший значительную часть своей жизни изучению Кубы и Кубинской революции, правильно уловил одну характерную черту Фиделя Кастро. Он писал: «Его главная черта состоит в том, что он никогда не считает себя побежденным. Он отвергает идею поражения как таковую». В другом месте он говорил, что Фидель обладает иммунитетом против чувства упадка и деморализации. И это наблюдение совершенно точно. И в школьные годы, и в период студенчества он никогда не оставался битым. Бывали в его жизни неудачи, но он всегда считал их обязательной прелюдией победы. Так было и на этот раз. Казалось бы, обрушившаяся катастрофа должна была раздавить волю человека, взявшего на себя ответственность за жизни стольких людей и так, казалось, просчитавшегося. Поражение всегда порождает уныние, но Фидель тут же, на ферме «Сибоней», предложил продолжать борьбу с оружием в руках. 18 человек последовали за Фиделем в горный кряж, известный под названием Гран-Пьедра. Почти все, кто пошел с Фиделем, остались в конце концов живы, а имена тех, кто предпочел остаться, через некоторое время появились в списках «убитых в бою». Они были зверски расстреляны после захвата их на ферме «Сибоней» и в ее окрестностях [Всего в бою у крепости Монкада погибло 6 человек, а еще 55 было убито в последующие дни].
В тот же день и в тот же час окончилось неудачей и вспомогательное военное выступление, которое осуществили члены Движения в г. Байямо. По плану Фиделя была сформирована еще одна штурмовая группа в составе 25 человек, которой поручалось осуществить синхронизированную по времени с нападением на Монкаду атаку казарм в Байямо. В случае успеха операции предполагалось, так же как и в Сантьяго, вооружить народ, призвать его к общему выступлению против тирании и, главное, плотно блокировать шоссейную дорогу, ведущую в Сантьяго. Байямо должен был сыграть роль форпоста. К сожалению, выступление там также окончилось неудачей, опять-таки из-за потери фактора внезапности.
На участников героического штурма Монкады было вылито море лжи и клеветы. Фидель не раз говорил вообще о годах диктатуры: «Нас женили на лжи и заставляли все время жить с нею». Почти два месяца, пока не начался суд над Фиделем и его товарищами, правительство изощрялось, чтобы настроить общественное мнение против бойцов Монкады.
В первые же часы после отступления повстанцев от Монкады озверевшая военщина организовала самую настоящую охоту за патриотами, над которыми организовывались зверские расправы. Чтобы представить себе мучения, пережитые героями-монкадистами, попавшими в руки батистовских палачей, достаточно привести заявление врача судебной медицины Мануэля Приэто Арагона, который осматривал трупы убитых. Вот его слова: «Осмотр трупов врачом судебной медицины был ужасным делом... Все фиделисты были одеты в мундиры цвета желтоватого хаки, под которыми были рубашки и брюки, а у некоторых только брюки. Все мундиры оказались целыми. Никаких следов пуль на них не обнаружено. На некоторых трупах мундиры были надеты наизнанку. Когда их раздели, то стала видна вся жестокость, садизм, жертвой которых они стали. У одного под мундиром оказалась пижама пациента гражданского госпиталя. Они были одеты в мундиры после их задержания.
У большого числа трупов голова была раздроблена автоматной очередью, выпущенной в упор. У многих были изуродованы половые органы. У других были выбиты зубы. У троих были вырваны глаза. Не было ни одного, кто бы не был подвергнут страшным пыткам, прежде чем быть приконченным».
После ухода с фермы «Сибоней» ранним утром 26 июля 1953 года Фидель и его группа сначала направились прямо на юг к морскому побережью с целью сбить с толку встревоженных и напуганных соседей фермы. Затем группа круто повернула в горы и в течение суток двигалась по обрывистым лесистым склонам. Ранним утром следующего дня, 27 июля, Фидель и его товарищи наткнулись на убогую крестьянскую хижину, в которой жила 70-летняя негритянка. Она рассказала о том, что в свое время помогала еще мамбисам — солдатам армии X. Марти и Антонио Масео. Она была так бедна, что ничего не могла предложить измученным, голодным бойцам отряда. Зато она отдала им все скудные запасы сигарет, которые имелись в ее доме. Монкадисты впервые ощутили человеческое тепло первого встретившегося им жителя гор. Старушка попросила своего 18-летнего внука проводить Фиделя и его отряд на вершину Гран- Пьедра по самой короткой дороге, и через три часа монкадисты достигли вершины.
Голод становился все нестерпимее. Для многих прошло уже более двух суток с тех пор, как они обедали в последний раз.
Ночи бойцы проводили в горах, чтобы не быть застигнутыми врасплох преследователями. Для ночлега выбирали самые труднодоступные места. Иногда останавливались на склонах такой крутизны, что на ночь надо было привязываться к стволам деревьев, чтобы нечаянно не свалиться вниз. Донимали сырость и холод.
28 июля Фидель вышел на небольшой хутор, где хозяева радушно встретили монкадистов, дали им молока, сигарет, а главное — здесь впервые Фидель послушал радиопередачи, в которых сообщались списки погибших при нападении на казарму Монкада. Среди погибших фигурировала вся группа Абеля Сантамария и даже имена нескольких дезертиров, которые не пошли на штурм, а попробовали с фермы «Сибоней» выйти к морскому побережью. Оказывается, они были обнаружены армейскими патрулями, рыскавшими всюду, и убиты по подозрению в участии в выступлении. Вот уж поистине обидная смерть. Фидель сидел, опустив голову, потом спросил: «А Рауль? Его в списке не было?» «Нет, его не было», — последовал ответ. Фидель встал и, как бы пожалев, что задал вопрос слишком личного характера, сказал: «Ну что ж, все товарищи — мои братья».
Группа продолжала свой путь. Идти становилось с каждым часом все труднее, люди не имели никаких навыков передвижения по горам, все они были горожанами, к тому же обувь была совершенно не приспособлена для трудных походов и расползалась прямо на глазах. Было решено отправить группу больных и раненых в Сантьяго, с тем чтобы они попытались пробиться в одно из иностранных консульств и получить там политическое убежище. Ушло таким образом 6 человек, из которых четверо были схвачены вскоре патрулями, а еще двое долго, более месяца, прятались у местных крестьян, после чего смогли скрыться, воспользовавшись некоторым ослаблением бдительности со стороны армии и полиции.
В оставшейся с Фиделем группе численностью 12 человек настроение было тяжелое. Голод, жажда делали свое дело. Вся зона была плотно блокирована армейскими патрулями.
В этой обстановке Фидель предложил смелый план: вновь спуститься вниз, переплыть ночью на лодке залив Сантьяго, чтобы выйти кратчайшим путем в основной горный массив Сьерра-Маэстра и уже всерьез и надолго развертывать партизанскую борьбу. При обсуждении плана мнения разделились. 7-8 человек поддержали Фиделя, у остальных были опасения, что они не смогут преодолеть тяготы такого прорыва, и они предпочитали остаться на Гран-Пьедре. Таким образом, группа разделилась и основная часть во главе с Фиделем тронулась в путь. (Оставшиеся сохранили жизнь, потому что после ареста Фиделя были прекращены все операции по прочесыванию гор и они смогли незаметно уйти.)
31 июня, на шестой день после неудачного штурма, Фидель прибыл на небольшой горный хутор, принадлежавший крестьянину по фамилии Сотело. Он назвал себя и от крестьянина узнал, что обстановка в городе значительно изменилась за это время.
Уже с 28 июля со всех сторон Кубы стали поступать в адрес правительства и духовных властей требования и просьбы прекратить позорную охоту за беззащитными людьми. Симпатия и сочувствие к монкадистам захватили не только молодежь, но и часть влиятельных представителей общественности, которые также ставили вопрос о недопустимости расправ для удовлетворения чувства мести. Много таких просьб получил кардинал Кубы Артеага, который связался по телефону с архиепископом Сантьяго Пересом Серантесом и попросил его принять участие в гуманной миссии прекращения истребления молодых людей. 30 июля Серантес договорился с полковником Рио Чавиано о том, что он со своей стороны постарается убедить скрывающихся монкадистов не продолжать бессмысленное сопротивление, а власти гарантируют им личную безопасность. Архиепископ один в черной сутане выезжал за рулем джипа на горные дороги и через усилитель кричал, что жизнь тех, кто сдастся, гарантирована под честное слово церкви.
Фидель, узнавший об этом, проинформировал товарищей и добавил, что они могут теперь воспользоваться представившейся возможностью, а на прорыв пойдут только трое — он, Фидель, Хосе Суарес и Оскар Алькальде. Голод и усталость настолько измотали людей, что было решено отложить обсуждение этого вопроса до утра 1 августа. Но именно в 2 часа ночи армейский патруль под командованием лейтенанта Педро Саррия получил приказ прочесать зону, где находился хутор с расположившимися на нем измученными монкадистами.
Саррия был своего рода белой вороной среди офицеров батистовской армии. Он был, во-первых, негром, во-вторых, ему было уже 53 года, а он все оставался лейтенантом. Он самоучкой получил образование, был теснейшим образом связан с простым народом окраин города, где он жил. Саррия был высокого роста, отличался огромной физической силой и от природы был человеком добрым и благородным.
На рассвете 1 августа солдаты патруля полукольцом оцепили постройку, в которой спали Фидель и его товарищи. Солдаты ворвались внутрь, и кто-то из них дал очередь из автомата. Полдюжины стволов уперлись в Фиделя и двух его товарищей. Жизнь монкадистов повисла на волоске. Но в этот момент вошел лейтенант Саррия, который приказал: «Не стрелять, я хочу доставить их живыми!»
Трое задержанных в окружении солдат двинулись к шоссе, когда внезапно со стороны дороги раздалась частая стрельба. Лейтенант приказал всем лечь, опасаясь, что в суматохе, так сказать, под шумок, озлобленные солдаты могут убить Фиделя. Вся группа легла на землю, но Фидель остался стоять, Саррия был потрясен. Он подошел к Фиделю, и между ними состоялся такой краткий разговор. Начал его Фидель:
— Лейтенант, я как раз тот человек, которого ты подозревал сразу же. Мое имя Фидель Кастро.
— Да, но ты знаешь, что уже объявлено о твоей смерти?
— Поспешили. Послушай, лейтенант, если ты меня убьешь, то станешь капитаном.
— Я не из такой породы.
— Тогда убьют тебя.
— Ну и пусть! Каждый решает дела по своей совести!
Группа вышла на шоссе. Всех арестованных погрузили на открытую платформу грузовика, Фиделя посадили в кабину между водителем и лейтенантом Саррия для большей безопасности.
По дороге в Сантьяго их остановил сильный армейский отряд во главе с самым кровожадным человеком, майором Пересом Чаумонтом. Он узнал Фиделя и стал требовать его выдачи, но Саррия наотрез отказался подчиниться.
Грузовик долго кружил по улицам Сантьяго, чтобы не попасть в близкие к казарме Монкада районы. Несмотря на приказ передавать всех арестованных в Монкаду, Саррия вез своих пленников в гражданскую тюрьму. Он отдавал себе отчет, что в Монкаде их прикончат в любом случае. Когда грузовик въехал во двор тюрьмы и лейтенант Саррия сдал под расписку своих подопечных тюремным властям, можно было вздохнуть чуть свободнее. Теперь, когда факт передачи Фиделя в добром здравии в руки официальной юстиции был документально оформлен, палачи Батисты не могли уже так просто свести с ним счеты. Прощаясь, Саррия [Саррия вскоре был арестован властями за неповиновение и осужден. Лишь за три месяца до бегства Батисты с Кубы в ночь на новый 1959 год он вышел из тюрьмы, но продолжал оставаться под домашним арестом. После революции он стал адъютантом президента Кубы и умер в 1972 году. В числе провожавших его в последний путь был и Фидель Кастро.] положил руку на плечо Фиделя и сказал: «Ну что ж! Нам повезло. Всего тебе хорошего, парень!»
