ноги на ногу, хотя, я видела, ему этого хотелось.
Цель! Какая же у меня может быть цель?..
– Найти тебя… – сорвалось у меня с губ прежде, чем я сообразила, что говорю.
– Что? – переспросил он, от удивления даже перестав хмуриться. – Меня?
Перед глазами все померкло, а когда зрение вернулось, я стояла возле гамака моей Эйш-тан.
– Как была дурой, так и осталась, – холодно улыбнулась Великая. – Вот, смотри…
Я вгляделась в нить, которую она мне протянула и склонилась в глубоком поклоне.
– Простите. Я ищу Сегока, не знаете такого? Он – родственник моего мужа… – Я выдержала паузу и решила уточнить: – Погибшего мужа. У мужа не было других родных, кроме него…
– Сегока? – стражник нахмурился вновь, между бровей пролегла глубокая морщинка.
– Нет, не знаю… Простите. Вам нужно заплатить за вход и пройти до таверны 'Серебряное Копытце'. Там спросите, да и переночевать вам где-то надо… Солнце садится.
– У меня нет денег, – призналась я. Вот так всегда – даже перед Княгиней говорю, что думаю, не откладывая в долгий ящик. Чего уж перед человеком изворачиваться?
– Как же вы так? – покачал головой он. Очередь нервничала. Стоявший за мной мужчина ругался, что нечего побродяжку в приличный город пускать. Это я-то побродяжка?! Стражник глянул на хама так, что понятно стало, кого и куда нельзя пускать, а потом вновь обратился ко мне: – Что ж делать-то? Не должен я вас пускать. Давайте-ка так… Вы со мной постойте, пока я не сменюсь, а потом пойдем, я вас накормлю и помогу вашего родственника найти. – Он замялся и вдруг покраснел. – Вы только не подумайте чего такого… Я просто… Не дело это, по такому холоду на улице спать, тем более такой молоденькой девушке, как вы.
С тихим звоном упала на дно ящика медная монетка, которую он достал из кармана.
Улыбнувшись, он подмигнул мне.
– Во всем должен быть порядок.
Покормит… на холоде… Я хотела возразить – зачем мне, баньши, человеческая еда и тепло? Налетел ветер. Холодно. Похожий холод отозвался где-то внутри меня…
Лицу стало непривычно горячо, а мне неловко и стыдно, когда поняла: это не холод, это пустота в желудке. Я голодна. Я мерзну. Я человек.
– Спасибо, – прошептала я и чихнула. Мне очень холодно. И очень хочется есть. – Простите… а вы скоро сменитесь?
– Замерзла? – понимающе спросил он, принимая у грубияна монетку и кивком разрешая ему пройти. Потом оценивающе глянул на меня и в который раз покачал головой. – Напарник мой скоро вернуться должен. Ты уж подожди немного. Не могу я пост оставить, а одну тебя отпускать не хочу.
Помедлив, он бросил очередную монетку в ящик, а потом вдруг начал расстегивать тугие петли на форме, шипя и ругаясь на не поддающиеся его замерзшим пальцам костяные пуговицы.
– Вот, держи, – он накинул нагретую, пахнущую табаком куртку мне на плечи, закутывая меня, словно ребенка. Сам зябко поежился, но тут же, заметив мое невольное движение, твердо произнес: – И не спорь. Нечего тут из себя строить.
Вон, синяя вся…
Хотелось сказать, что и он не лучше, но вместо этого вырвалось неожиданно тихое и беспомощное:
– Спасибо…
Под курткой стало тепло. Вот странно – стражник сам замерз, дальше некуда. Не человек – воплощение холода. А куртка теплая, согретая живым теплом. Мелочь, чепуха, но непонятно. Сам холодный, куртка теплая. Почему? Люди очень странные существа, и в большом, и в малом. Но разве для них не загадка мы, Старшие?
Те из смертных, которые проходили мимо меня в город, поглядывали с недоумением, будто мне не место здесь, на воротах. А потом косились на человека в одной рубашке.
Что не так?
Перед глазами закачалась в своем гамаке Ткачиха. Нет, она не вызвала меня к себе, просто вспомнилась.
Для меня все было ясно. Он – последний из Рода, человек, благодаря которому я живу. Я нашла его – неправдоподобно быстро нашла! – и теперь должна позаботиться о своем человеке. Продлить его Род. Да не предложи он мне помощь, сама бы ходила за ним по пятам, выслеживая днем и ночью! Остаться с ним – моя цель на всю жизнь.
Всю его жизнь. Нашу. Пока – нашу. Потом придет черед его детей и внуков.
Ради этого я готова мерзнуть, готова голодать, готова терпеть лишения и болезни.
Я снова чихнула.
Готова-то готова, но не хочется. Не заболеть бы… на что моему человеку больная баньши?
На что. Почему, скажите мне, этот человек вдруг проявляет такую заботу? 'Вы только не подумайте чего такого'… Чего? Память о судьбах женщин из Рода представила множество вариантов. Я согласилась на помощь, не раздумывая. Слишком он был мне нужен. Слишком мне было холодно и… одиноко?
Но почему он решил помочь?
И как мне теперь себя вести?
Наверное, честная женщина отдала бы куртку и ушла бы… прочь от ворот, потому что не платила сама за вход. Я закуталась потеплее и снова чихнула. Где его напарник?!
– Марек, фейкино семя, ты где шлялся? – раздраженно рявкнул у меня над ухом мой человек. Одутловатый мужчина, одетый не в пример теплее, подошел к нам. От него пахло хмелем, а серые глаза были мутными, словно грязные зеркала.
– А это кто? – спросил он недовольно, косясь на меня.
– Сестра моя, – ответил мой защитник. – Мне идти надо бы… Полчаса осталось.
Достоишь один?
Тот фыркнул, дескать, знаем таких сестер, но кивнул…
– Идем, – поманил меня человек. – И, забыл спросить, как зовут-то тебя, горемыка?
– Нара… – от холода зуб на зуб не попадал.
Он улыбнулся. Тепло и по-доброму.
– А я – Тиан. Тиан Ничейный.
– Ничейный… – повторила я. – Что же так?
Опять брякнула. Как меня Княгиня терпит?
Он не ответил. Засунул руки в карманы и пошел быстрее…
Что я не так сказала?
Я побежала за ним. Ветер, проклятый ветер как нарочно дул в лицо, забиваясь в горло. Человек шел слишком быстро, а я никогда в жизни не бегала. Как-то не приходилось мне, баньши это не надо…
– Тиан! – позвала я, когда поняла – все. Не могу. На таком ветру даже стоять нельзя, не то чтобы бежать наперекор ему. – Тиан, подожди!
– Что? – резко спросил он тем же тоном, что кричал: 'Следующий!' – Тиан, – закашлялась я. – Прости… забери свою куртку.
Я стянула куртку. Больше всего мне хотелось лечь и умереть. Прямо сейчас. Я обидела его. Последнего из Рода. Он повернулся ко мне спиной. Он уходил. Он сердился на меня. Если б он не был Последним – что мне за дело до чувств человека? Но теперь его жизнь и моя – одно.
Он был одинок, потому что я не знала о его существовании. Потому что я не исполнила долг. Теперь я же попрекала его своей ошибкой. Небрежностью, неаккуратностью, глупостью. Своей – не его.
Как была дурой, так и осталась. Правильно Эйш-тан говорила.
– Забери, – попросила я. – Прости. Я уйду.
Желудок громогласно заурчал. Стихии! Я и не думала, что могу издавать такие звуки. Потом появился кашель. От холода саднило горло. Меня пробирала дрожь.
Сложно было удержаться от того, чтобы не натянуть куртку обратно на себя. Если бы я разгневала свою Эйш-тан, как бы поступила?
Сейчас, пока я не найду ему жену, он – моя жизнь и мой Закон. Важнее самой Эйш-тан.
