Пузырева-мать (
(
Володя Комаров (
Пузырева-мать (
Петя Перов (
Пузырева-мать. Петя ты шутишь? Что ты говоришь?
Пузырев-отец. Он кажется не шутит. Володя Комаров уже умер.
Пузырева-мать. Разве умер.
Пузырев-отец. Да конечно же. Ведь он застрелился.
Дуня Шустрова (
Пузырева-мать. Что она говорит.
Миша Пестров (
Нянька. Детские болезни, детские болезни. Когда только научатся вас побеждать. (
Нина Серова (
Петя Перов (
Пузырев-отец. Двое младших детей у нас еще остались. Петя и Нина. Что ж, проживем как-нибудь.
Пузырева-мать. Меня это не может утешить. Что, за окном солнце?
Пузырев-отец. Откуда же солнце, когда сейчас вечер. Будем елку тушить.
Петя Перов. Умереть до чего хочется. Просто страсть. Умираю. Умираю. Так, умер.
Нина Серова. И я. Ах елка, елка. Ах елка, елка. Ах елка. Ну вот и все. Умерла.
Пузырев-отец. И они тоже умерли. Говорят, что лесоруб Федор выучился и стал учителем латинского языка. Что это со мною. Как кольнуло сердце. Я ничего не вижу. Я умираю.
Пузырева-мать. Что ты говоришь. Вот видишь, человек простонародный, а своего добился. Боже какая печальная у нас елка. (
Игорь Бахтерев
Повествования
В магазине старьевщика
Среди участников здешних происшествий и Введенский, и Левин, и Туфанов, и Хармс, и Заболоцкий, и Ватинов, и Владимиров, и Олейников. Кроме названных, никому неведомые: Гржибайло, Молвок, а еще одноногий, одноглазый, однорукий — хозяин.
У него на прилавке косматые вещи. Одни — утратившие форму, даже назначение, другие — посеревшие от старости.
Какие-то маленькие с круглыми ротиками, с вилками вместо локотков, все кружатся, кружатся…
Ах. идиотики! И зачем только их положили на верхнюю полку! Пусть ум у них разнообразен, мысли устойчивы, желания продолговаты, им все равно не придется управлять судьбами людей, а возможно, и насекомых.
Смотрите, что так закопошилось под самой витриной? И какой отвратительный запах тухлой рыбы. Нет, не будем туда подходить.
— Уберите, доктор, уберите, миленький. Оно губительно отзывается на всеобщем здоровье.
Нужно ли перечислять остальное? На полках ржавые кастрюли, на стенах перевернутые картины. Вокруг всевозможные несообразности. Тут же собраны сувениры исторического и личного употребления. Первым когда-то действительно подчинялись времена и поступки, теперь вот: жалкое подобие предметов.
Сам хозяин приходит в магазин только раз. Пухлый затылок, редкие зубы, на плечах — чужие кудельки, в ушах — нитки. Ни второй руки, ни второй ноги, ни второго глаза. Вот его портрет. До чего же дурен! А какие отвратительные мысли поворачиваются между тех разноцветных, местами позолоченных ниток. Наверное, ему хочется икнуть. Даже противно.
В другой раз с протяжным, мечтательным звуком появился министр просвещения. Он так и не вошел, и до сих пор нельзя понять, куда он девался.
Со мной получилось иначе. Я не раздумывая заглянул в шкаф, где хранилась касса. Там я заметил, во-первых, чьи-то дряблые конечности, во-вторых, древнейшую позолоту на выцветших нитках.
Это был он. Конечно, он! — Где Гржибайло? — строго спросил хозяин. И, не дождавшись ответа, вытянул единственную руку с единственным тонким пальцем, собираясь поймать — я это сразу понял — небольшого комара с красивым красным крылышком, — Где Гржибайло? — снова спросил хозяин, на этот раз сладким тоскующим голосом.
Я действительно не видел человека, которого имел в виду хозяин. Даже не знал: он это или она? И конечно, чем это Гржибайло занимается.
А хозяину я соврал. Каюсь — соврал.
— Вон там, — проговорил я, зеленея от стыда, показывая взмахом руки…
В общем, Гржибайло оказалась женщиной, которая обнаружилась там, куда я показал. Ну а по занятиям она напоминала милицейского работника, только невероятно вытянутого.
Поначалу я и не предполагал заходить в магазин.
И, уж конечно, вглядываться в глубину колодца. Поэтому я и спросил сам себя: — Позволь, может
