— Это ужасно! — горячился Рост. — Я должен отыграться!
Незаметно подходил вечер, и Рост с сожалением покидал крепость.
Иногда царевич брался за перо и писал письма своему родственнику, императору Карлу, с жалобами на отца.
В доказательство своей правоты Алексей ссылался на иностранные газеты, в которых сообщалось о волнениях, якобы происходивших в русских войсках.[185]
Алексей торжествовал, читая газеты.
— Видишь, Фрося, бог за меня. Авось приведет он нам случай с радостью возвратиться.
Газеты принесли весть о болезни младшего брата, Петра Петровича. Опять суеверный Алексей увидел в этом руку божию, поддерживающую его на пути сопротивления отцу.
— Вот оно как, Фрося! — в восторге восклицал царевич. — Маленький Петруша тяжко болен. Видишь, что бог-то делает! Батюшка делает свое, а бог — свое! А ведь бог-то посильнее батюшки!
Афросинья слушала, молчала и все прятала в своей цепкой памяти.
Недолго тянулась мирная жизнь Алексея. Веселовский, резидент русского царя в Вене, неустанно вел розыски. Ему удалось прослышать, что в начале зимы 1716 года из Риги в Вену ехал знатный русский, который на станциях прописывался офицером Коханским, Кохановским, кавалером Кременецким.
«Это он!» — решил Веселовский. Резидент отправил лакея на почтовый двор заказать лошадей и выехал с небольшим багажом, но с достаточным запасом золота.
Веселовский вернулся не скоро, усталый, с красными от бессонницы глазами, но довольный собой. Он убедился, что царевич действительно проехал в Вену. Резидент узнал об этом достоверно от хозяев гостиниц «Черный орел» во Франкфурте на Одере и «Золотая гора» в Праге, где люди царевича, напившись, распустили языки.
В Вене след царевича затерялся. Веселовский повел розыски дальше. Не полагаясь на наемных сыщиков, сам ходил по рынкам, гостиницам и почтовым дворам, разговаривал с лакеями знатных господ. Он добрался и до таможни, где узнал о хвастливой болтовне Ивана Федорова.
Подкупив секретаря имперской канцелярии, Веселовский узнал, что царевич скрыт в Эренберге.
Царю тотчас было отправлено подробное донесение, в котором Веселовский рассказывал, как он, не жалея трудов, разыскивал по огромному пространству Австрийской империи убежище «утеклеца» Алексея.
Веселовский, по наказу Петра, повел с австрийским двором переговоры о выдаче Алексея. Он явился к принцу Евгению Савойскому, имевшему огромное влияние при дворе:
— В цесарских владениях живет бежавший из Российского государства царевич Алексей. Его скрыли ваши министры в Тироле под чужим именем. Государь Петр Алексеевич укрывательство сына может почесть знаком неприязни.
— Я ничего не знаю, — отвечал принц Евгений. — Может быть, вы и правы. Однако если цесарь дал в своих землях убежище русскому царевичу, то лишь для его безопасности. Совесть не допустит цесаря возбуждать сына против отца и раздувать ссору.
Первое свидание кончилось ничем. Веселовский добился второго. Но Евгений Савойский заявил, что цесарь ничего не знает об Алексее. У изворотливых австрийцев трудно было выпытать правду.
Царь Петр прислал Веселовскому помощника в щекотливом деле; это был гвардии капитан Румянцев, силач огромного роста, красавец и щеголь, человек настойчивый и ни перед чем не останавливающийся для достижения своих целей.
Румянцев явился в сопровождении трех офицеров, с царским наказом: схватить Алексея силой, если удастся, и отвезти в Мекленбург, где находился царь. Лучшего посланца для такого дела Петру вряд ли бы удалось найти.
Румянцев немедленно представился Веселовскому и доложил, с какими инструкциями прислал его царь.
— Так… — Веселовский задумался. — Смею полагать, господин капитан, что таковым способом мы предприятие погубим. Австрияки зело хитры, господин Румянцев, и всякое наше насильственное действие так повернут, что мы станем посмешищем в глазах целой Европы… Не возьмете же вы вчетвером Эренберг?
— Не могу знать, не видал сию крепость, господин резидент! — гаркнул Румянцев, выпячивая грудь.
Веселовский добродушно усмехнулся:
— Меньше отваги, больше благоразумия, господин капитан. Я тебе дам пас[186] на чужое имя. Проедешь в Тироль и лично убедишься, там ли царевич. Проклятые австрияки могли его перепрятать. Повторяю: будь осторожен!
— Слушаю, господин резидент!
— Да! Еще одно! Будешь писать мне, помни: австрияки — мастера распечатывать чужие письма. Посему ни одного лишнего слова!
Румянцев получил в посольстве паспорт на имя шведского офицера и вышел от резидента, покручивая ус и весело насвистывая трактирную песенку. Румянцев чувствовал, что перед ним открывается карьера, которой он долго и настойчиво добивался.
«Поймаю зверя, — мечтал капитан по дороге в гостиницу, где ожидали его товарищи, — и царская милость превознесет меня высоко…»
— Еду в Эренберг, господа! — вскричал Румянцев, врываясь в номер, где офицеры, ожидая его, играли в кости.
— А мы?
— Вы останетесь дожидаться моего возвращения. Миссия, возложенная на меня господином резидентом, зело дипломатичная… Многолюдством дело испортим!
— Здесь так здесь! — пробурчали офицеры.
— Будьте осторожны! Неблагоразумным поведением можете возбудить подозрение. Тогда прощай награды и чины!
Румянцев явился к Веселовскому с докладом о своей поездке: он доподлинно убедился, что царевич скрывается в Эренберге.
— Золотой ты человек! — сказал резидент. — Будь спокоен, царь тебя не забудет!
Веселовский отправился к самому императору.
— Сказывали ваши министры, что известной вам особы в цесарских владениях нет и что ваше цесарское величество о том ничего не ведает, а известная вам особа живет в Эренберге на полном вашем содержании. И сие его царскому величеству, государю Петру Алексеевичу, очень чувствительно будет слышать.
Веселовский подал императору письмо Петра с требованием возвращения царевича. Карл прочитал.
— О пребывании в моих землях известной персоны ничего не знаю, — твердо ответил император и посмотрел послу прямо в глаза.
— Так вашему императорскому величеству не угодно будет исполнить требования моего государя?
— Когда мне станет ведомо что-либо об известной персоне, я сам отвечу его царскому величеству, — сказал Карл VI.
И Веселовский откланялся.
Первая неудача не обескуражила русских дипломатов. Веселовский начал готовить новый удар.
Венский двор немедленно послал к царевичу Алексею секретаря Кейля — уведомить беглеца, что его убежище открыто и что русский царь требует выдачи сына.
Кейль поставил перед Алексеем выбор: сдаться на милость отца или укрыться во владениях цесаря еще дальше, например в Неаполе.
Алексей стал готовиться к новому бегству.
Сборы были недолги.
За три дня до отъезда Алексея Румянцев вновь появился в деревушке Рейтте.
Румянцева пригласили к генералу Росту. Старик сурово хмурил клочковатые брови.
— Я знаю, зачем вы явились сюда вторично! — сказал он. — Знаю, какая персона вас посылает. Только из уважения к этой персоне я не применю жестоких мер, каковых заслуживает ваше положение разведчика. Но я арестую вас, господин офицер! Солдаты! Отвести господина офицера в трактир Шульмана… и держать под строгим надзором!
Глава VII
НОВОЕ БЕГСТВО
Царевич Алексей выехал из Эренберга 22 апреля 1717 года. Рано утром его и Афросинью, переодетую в мужское платье, вывели из ворот крепости, посадили в карету. Их сопровождал секретарь Кейль. Иван Федоров и другие слуги должны были приехать позже.
Кучер крикнул, щелкнул бичом, и лошади побежали по каменистой дороге. Когда проезжали через Рейтте, из окна трактира выглянул капитан Румянцев.
Началось путешествие по живописной местности Европы. За окнами кареты развертывались великолепные пейзажи. Но ни тирольские леса, ни величавые снежные вершины Альп, ни плодородные равнины Ломбардии с их живописными садами — ничто не занимало царевича: ему было не до красот природы.
Алексеем снова овладел дикий страх: это был зверь, окруженный загонщиками, которому нет иного выхода, как только идти на рогатину охотника.
Опять ему всюду мерещились царские сыщики; но теперь уже были к тому основания.
Румянцева выпустили через три дня после отъезда царевича. Ему запретили ехать на Инсбрук по дороге, которой увезли царевича Алексея. Капитан помчался через Фезен. День и ночь не слезая с седла, щедро разбрасывая золото, он кружным путем объехал Инсбрук, настиг поезд царевича и следовал за ним в недальнем расстоянии вплоть до самого Неаполя.
От внимания секретаря Кейля не укрылось, что за ними следят. Он донес об этом Шёнборну, но царевичу не сказал ни слова.
Впрочем, Алексей и без того потерял голову. Его преследовали бредовые видения: тюрьмы, палачи, виселицы; неотступно стояли перед ним грозные карие глаза отца с желтоватыми белками, испещренными красными жилками. Глаза смотрели ему в душу, требовали ответа за постыдное бегство, за измену
