Где-то после 1917 года до зажиточной Америки наконец дошло ощущение опасности от стремительного вала коммунистических идей из Европы. Особенно страшила русская революция. Определенные социальные силы она вдохновляла на выступления. А это страшило еще больше. Но в отличие от русской буржуазии американские буржуа и истеблишмент действовали предметно и быстро, без интеллигентских размышлений.
Уже в мае 1918 года закон о шпионаже пополнился поправкой, благодаря которой можно было упечь в тюрьму того, кто «высказывается устно или письменно в нелояльном, ругательном, грубом или оскорбительном тоне о форме государственного устройства, или в отношении конституции Соединенных Штатов, или в отношении вооруженных сил»2. А следом Конгресс принял новый закон об иммигрантах. Согласно ему в страну запрещался въезд иммигрантов, «помышляющих о насильственном свержении правительства США», и предусматривалась принудительная высылка, если они к моменту вхождения закона в силу проживали на территории Соединенных Штатов3.
Гувер в то время уже вырос до начальника общего сыскного отдела при Бюро. И он тогда избрал объектом первого удара Федерацию союзов русских рабочих. 500 человек — членов этой Федерации были арестованы. Подготовку вооруженного восстания доказать не удалось. Самой страшной уликой оказались собрания, разговоры и дискуссии о социализме, идеях марксизма и ситуации в коммунистической России. Поэтому Гувер вместо тюрьмы скоро организовал пароход, на который посадили 250 самых ярких активистов и ораторов и отправили за пределы США. Было это в конце 1919 года. Пароход назывался «Баффорд», и путь ему определили в Ригу, а оттуда его пассажиры двинулись к советской границе. Москва их приняла. А через два года Ленин ответил Западу тремя пароходами. На них «погрузили» около пятисот интеллигентов, не принявших советскую власть. И путь их лежал в Гамбург. Оттуда российские интеллектуалы рассосались по Европе, а кто-то, как Питирим Сорокин, обосновался в США. Валить, конечно, местное правительство он не собирался и прожил в Штатах достойную жизнь, в конце которой стал выдающимся социологом.
А Гувер в те сумбурные двадцатые годы точил мастерство. Он воистину, как молодой кабан, рыл землю под дубом, именуемым «подрывная деятельность». Уже тогда он смотрелся не «узким», а идейным профессионалом. Идеи его восходили к традиционным американским добродетелям: обожествление собственности и свободы в сумме с крайним индивидуализмом и энергией в продвижении своего дела. Свободу он, конечно, понимал по-своему. И как-то в 1940 году выразился довольно ясно: «Интеллектуальная свобода является нашим величайшим достоянием. Интеллектуальная вольность и дебоширство являются чертой антиамериканской. Пришло время, дав выход справедливому негодованию, разоблачить дебоширов»4. Ну а отличать дебоширство от свободы должно было, по его разумению, ФБР. И он даже задал некие критерии этого отличия.
Еще он чтил как святую ценность приверженность американской цивилизации, по его мнению, высшей форме развития человечества. А злейшим врагом ее считал коммунистов и радикалов. Ненавидел их почти на бессознательном уровне. Может, повлияло и то, что вырос он в пуританской строгости немецко-ирландской семьи, глава которой был потомственным вашингтонским чиновником. Но при всей обязательности моральных принципов Гувер выступал как истинный прагматик — во имя достижения целей годится все, что выгодно: интрига, коварство, двуличие. Эта помесь принципиальных добродетелей и жизненной беспринципности надежно обеспечивала карьерное восхождение.
В своем деле он действительно слыл новатором. На каждом витке карьеры он обогащал теорию и практику политического сыска. Сильны его достижения в бытность начальником особого сыскного отдела в двадцатые годы.
Им была создана особая картотека, куда стекались данные о политических организациях, землячествах и отдельных лицах. Он спроектировал огромный архив и насытил его конфискованной литературой, которая помогла в составлении политических приговоров. Благодаря ему в те годы появилась служба анализа, которая занималась исследованием информации из открытых источников, прежде всего из прессы. «В течение трех с половиной месяцев своего существования особый сыскной отдел собрал и обработал биографические данные более чем на 600 тысяч лиц и получил из различных источников массу сведений об известных преподавателях и писателях. В его штате состояли 40 переводчиков и референтов, которые просматривали ежедневно около 500 газет, издаваемых на иностранных языках в США и за рубежом, и составляли на этой основе доклады о характере и размахе пропаганды»5. Каждую неделю Бюро направляло правительству доклады о состоянии рабочего движения в стране и действиях левых. Доклады готовились аналитиками Гувера.
Но главным своим достижением Гувер тогда считал разработку системы компрометирующих данных на подозрительных и неблагонадежных лиц, коих он считал интеллектуальными дебоширами. В основу этой системы были положены данные слежки, сообщения агентов, мнения сослуживцев и соседей, публикации прессы.
10 мая 1924 года начальника особого сыскного отдела пригласил к себе министр юстиции Стоун. Минуту он сверлил взглядом Гувера, а затем сказал:
— Вам предлагается должность исполняющего обязанности директора Бюро расследований.
И по тому, как он это сказал, чувствовалось, что это предложение обговаривалось выше. По ответу Гувера тоже чувствовалось, что он допускал такую возможность и уже обдумал, что сказать:
— Согласен, но на определенных условиях.
— Каких?
— У меня должна быть вся власть в вопросах приема на службу и увольнений. Назначения и продвижения по службе должны быть поставлены в зависимость от индивидуальных заслуг сотрудников.
— Не возражаю, — заключил Стоун.
Здесь Гувер был искренен. Кадры для него имели значение первостепенное. И не столько с моральной точки зрения, хотя он и не терпел любителей блуда. У лифта как-то встретил сотрудника, листавшего журнал «Плейбой».
— Кто вы, из какого отдела?
— Пол Бенет, специальный агент, отделение два.
— Это грязное издание больше не должно быть предметом вашего интереса. Поедете работать в штат Мичиган.
Все же главное, что он чтил в своих людях, — верность ФБР, цепкость в расследованиях, оперативную хватку, фантазию. И потому считал, что агент ФБР — звание на всю жизнь, куда бы потом судьба ни закинула.
Гувер поощрял переход заслуженных, опытных агентов и служащих ФБР в частные детективные агентства, службы безопасности и отделы по работе с персоналом ведущих промышленных и финансовых компаний. Это была не столько забота о трудоустройстве, сколько стратегическая установка: продолжение контроля над обществом его людьми. Поэтому ФБР осуществляло еще и методическое руководство частными сыскными службами, составляя с ними единую систему политического сыска.
«Энциклопедия социальных наук» издания 1931 года посвятила частным сыскным бюро целую статью. И смысл ее был в том, что главы крупных компаний извлекали немалую выгоду от сотрудничества с Бюро Гувера, благодаря своим доверенным лицам, бывшим его сотрудникам.
Когда убили президента Кеннеди и комиссия Уоррена взялась за расследование, то в число подозреваемых попал техасский нефтяной миллиардер Гарольд Хант. Он был всегда прекрасно осведомлен о ходе расследования. И как утверждает его биограф Х. Харт, здесь нужно отдать должное главным образом мастерству руководителя службы безопасности хантовской компании Пола Ротермела. Имеющий множество источников информации, Ротермел держал своего шефа в курсе следствия, сообщая обо всех событиях в докладных записках. Часто информация к Ротермелу попадала намного раньше, чем ее получал верховный судья Эрл Уоррен. Искусство Ротермела подкрепляли и те контакты, которые он установил еще в свою бытность агентом ФБР, а также те усилия, которые он затем предпринимал, чтобы заполучить источники информации, начиная с Белого дома и ЦРУ и кончая далласским управлением полиции6. Ротермел был из тех гуверовских учеников, за которых дрались руководители компаний.
Особенно их привлекало то, что бывшие и настоящие сотрудники ФБР объединялись в работе по «подрывным» элементам, которая хорошо оплачивалась бизнесом по статье «антирадикальная и антипрофсоюзная деятельность». Гувер не делал из этого тайны. Он даже поспособствовал публикации в журнале «Бизнес уик» в июле 1946 года статьи «Ветераны ФБР» с броским подзаголовком: «Деловой мир находит, что джи-мены великолепно подготовлены для того, чтобы занять руководящие должности на предприятиях, особенно те из них, которые имеют прямое отношение к вопросам трудовых отношений». Это была история воспитанника Гувера Джона Бугаса, бывшего начальника филиала ФБP в Детройте. Шагнув из ФБР на пост главы отдела трудовых отношений компании Форда, он занялся борьбой с объединенным союзом рабочих автомобильной промышленности, чья политика не удовлетворяла руководство компании. Жалованье его выросло достойно — с 6500 долларов в год в ФБР до 180 тысяч долларов у Форда7. Такие мощные корпорации, как автомобильная «Дженерал моторс», авиационная «Локхид эйркрафт», нефтяная «Стандарт ойл», издательская «Холидей мэгэзии», кинокомпания «20-й век Фокс» укрепили ряды своих менеджеров ветеранами ФБР. Тепло писал о них журнал: «Опыт, которым располагают бывшие агенты ФБР, делает их экспертами не только в том, что касается отношений администрации с персоналом предприятия, но и позволяет быть осведомленными обо всем, что делается в рабочей среде». Помимо того, люди из ФБР оказались мастерами конкурентной борьбы, за что их особо ценили высшие менеджеры компаний. Между корпорациями даже случались конфликты, когда они переманивали друг у друга бывших агентов ФБР, обещая более высокую зарплату и дополнительные льготы.
Эти люди сильны были школой Гувера. Они умели собирать информацию, работать с осведомителями, устраивать многоходовые операции, плести интриги по выдавливанию и перемещению разного рода активистов. Уж что-что, а сыскное ремесло они у Гувера освоили досконально. Особенно серьезно проходили агентурную школу. Гувер сам ее ставил. Он следовал здесь простому, но эффективному принципу, опробованному десятилетиями политического сыска: во всех слоях общества, на всех уровнях социальной и политической жизни должны быть его информаторы. В 1962 году центральный аппарат ФБР располагал сетью из 1500 тайных осведомителей по линии политического сыска, которые оплачивались из специальных фондов, существовавших отдельно от ежегодного бюджета Бюро. В 1994 году, через 22 года после кончины Гувера, их было в Штатах около 15 тысяч, и обходились они ежегодно почти в 100 миллионов долларов8.
В ФБР их хорошо воспитывали и эффективно использовали. Неспроста в Соединенных Штатах им посвящено немало социологических и публицистических работ, из которых отчетливо вырисовываются типы американских агентов-осведомителей — творений Гувера.
Из сочинения епископа методистской церкви Окснама (50-е годы): «Тайные осведомители буквально пропитали всю ткань американского общества на всех ее уровнях — национальном, штатном и местном. Они вторгаются в частную жизнь, доносят о дискуссиях в учебных аудиториях и читальных залах, бросают вызов святости храмов. Это люди сумерек, рожденные страхом и питающие страх. Они говорят шепотом. Член Верховного суда У. Дуглас называет их людьми «безымянными и безликими». Они не подлежат вызову в суд, молчат при перекличке, не осмеливаются взглянуть в лицо человека, против которого выдвигают обвинение...»9
Из работы Фрэнка Доннера: «Доброволец системы тайного политического сыска убежден, что он выполняет патриотический долг, погружаясь вместе со своей семьей в пучину заговорщической деятельности. Он неизбежно склоняется к тому, чтобы или извратить факты, или (явление более типичное) извратить значение фактов. Убежденный в существовании злонамеренного, подрывного заговора, готового удушить нацию, он начинает видеть измену под каждой
