из-за темноты.
Вот тебе и стыдливая искренность, вот тебе и трогательная дочка-сиротка, ждущая у бабушки своего папу с войны…
Брагин взял сигарету, но не закурил, постепенно осознавая причину поведения прикомандированного. Сукин сын наслаждался торжеством, чувством превосходства, осознанием тотальной победы, ибо отлично знал: у него было зарезервировано местечко в будущем. А у Брагина и его людей — нет.
Просто потому, что с таким грузом секретной информации в России долго не живут.
Он заставил себя благодарно улыбнуться в ответ:
— Спасибо за заботу. Только мы уходим немедленно и пешком. А вам счастливо полетать.
Он мог предпринять только одно — как можно быстрее вернуться к своим, чтобы изложить всё случившееся. В деталях и на бумаге. Слить смертельно опасную информацию, и пусть высокое начальство разбирается, что к чему. То самое начальство, которое заслало их сюда.
— Ты что, капитан, головкой поехал? Ночью, под огнём, когда тебе вертолёт предлагают? — засуетился прикомандированный и почему-то перестал улыбаться. — Да я, как старший по званию…
Его рука непроизвольно потянулась к бедру, к висевшей там кобуре.
— Не дергайся, ты, старший по званию. — Брагин уже шевельнул плечом, и дуло его автомата уставилось прикомандированному в пах. — Никто никуда с тобой не полетит. Понял?
Сделал шаг назад и резко, не отнимая пальца от спусковой скобы, передал в эфир:
— Внимание, это первый, уходим.
На улице было по-прежнему холодно, тревожно и темным-темно. Всё так же подвывал в развалинах ветер, а к ногам липла тягучая грязь.
— Заходим! — скомандовал Брагин у двухэтажного заброшенного дома поблизости. — Спускаемся в подвал, слушаем, ждём.
От вертолёта, пусть и глухой ночью, на открытой местности не уйдёшь, без теплоизолирующих накидок уж точно. А из-под крыши, перекрытий и полов — поди выковырни. В глубине души ему очень хотелось ошибиться. Может, он ещё посмеётся над собственной мнительностью, но — потом, когда все останутся целы. Покамест лучше помнить о том, что мочить своих, чтобы чужие боялись, есть наша национальная черта со времён Крещения и княжеских раздоров. Да и предают, как говорили ещё древние, только свои…
Примерно через полчаса Брагин с горечью понял, что ошибся только в одном — в количестве вертолётов. Судя по рёву, со стороны Ханкалы приближалась пара боевых «Крокодилов».[33] Кромсая винтами всхлипывающий воздух, летучие монстры исследовали округу, никого на зуб себе, хвала Аллаху, не нашли и на время немного угомонились. Один остался в небе, другой, порыкивая, начал снижаться. Скоро, видимо забрав прикомандированных и «гостинец», он поднялся и взял курс на Ханкалу. Второй «Крокодил» вычертил круг, взревел моторами и начал стремительно приближаться к земле. Миг — и округа содрогнулась от взрыва. Ещё миг — и снова ухнула земля. Казалось, совсем где-то рядом проснулся и отрыгнул лаву вулкан.
— Ракетами отработал, стервец… — пробормотал Рыжий.
Наконец рёв моторов стал потихоньку слабеть. Минута, другая, третья, и наступила судорожная тишина, тревожная, звенящая и очень недобрая.
— Выходим, — оценил обстановку Брагин и первым выбрался из-под земли.
У него был хороший современный ноктовизор, не допускавший засветки, — там, где извергался рукотворный вулкан, ночь лишь расцвечивал мертвенно-похоронный свет. Это на месте дома и добротно вымощенного двора бесновался огненный смерч. Не останется ни джипа, ни людей, ни следов. Ничего.
А Брагин посмотрел на хмурое небо, вздохнул и повёл свою группу прочь. Ему казалось, он шагал прямо туда, где малахитовые головы сосен отражались в озёрах, настоянных на серебре. «Куплю домик. Забор выстрою, русскую печку сложу. И кота обязательно заведу. Сибирского, с вот такой башкой и кисточками на ушах…»
Гарьят. Планета Несчастье
— Не торопись, у нас ещё есть время. — Гарьят кивнула артемиту, державшему рулевое кольцо, и отвернулась к окну. — Если что, подождут.
За бронированным стеклом с рёвом и грохотом мельтешила чужая жизнь, выглядевшая удивительно бестолковой. Примитивные повозки изрыгали вонь, теснили и подрезали одна другую и вообще двигались, ни дать ни взять, под управлением опасных безумцев. Другие безумцы, чуть менее опасные, толпились на улицах. Расхлябанная походка, тёмные взгляды, ущербность и злость, самомнение и недостаток гармонии. На перекрёстках дорог стояли представители местной власти, в подворотнях — размалёванные продавщицы фальшивой любви. И те и другие жаждали денег.
— Принято, старший тысячник, — плавно сбавил скорость артемит, в ровном голосе напрочь отсутствовали эмоции. — Не спешить. Ещё есть время.
Шурша колёсами по неровностям дороги, повозка неспешно катилась в общем потоке. Мимо чахлых деревьев, обшарпанных домов, сверкающих рекламой мест торговли. На тротуарах, сгорбившись, сидели нищие, вонял неубранный мусор, тут же играли чумазые дети, их внешность носила печать вырождения. У входа в ресторан из-за места на парковке схватились насмерть двое аборигенов.
«А ведь когда-то планета была — загляденье, — с горечью подумала Гарьят, тяжело вздохнула и опустила шторку. — Надо отдать должное рептам, работать они умеют…»
Планета, которую теперь называли Несчастье, ещё совсем недавно по галактическим меркам действительно процветала. Её цивилизация вышла в космос, научилась управлять природой, открыла новые источники энергии, навсегда искоренила болезни… А потом на неё положили глаз репты. И вот итог: два из четырёх материков стали радиоактивной пустыней, повальные мутации принесли вырождение, а сама планета, вернее, то, что от неё осталось, превратилось в клоаку. Теперь здесь был известный на всю Галактику перевалочный пункт по торговле наркотиками, редкими металлами, крадеными технологиями, всевозможными биологическими материалами. Некоторое время назад отсюда не без деятельного участия рептов ушла крупнейшая партия дрила, чудовищного зомбирующего наркотика, и Совет галактической безопасности отправил на Несчастье специальную группу — разбираться и принимать меры. Увы, очень скоро связь с наблюдателями прервалась, пульсации персональных биочипов исчезли с мониторов. Тогда долготерпение Совета лопнуло окончательно, и к Несчастью на тяжёлом боте ушла боевая группа, возглавляемая старшим тысячником Гарьят. Речь шла уже не об оперативном вмешательстве, а о полной войсковой зачистке. О безжалостном топоре, который рубит лес так, что щепки летят во все стороны.
— На то, чтобы вырвать дурной корень, вам даётся три Оборота, — сказал Гарьят на инструктаже председатель Совета. — Три Оборота, не больше. Если не будет конкретного результата, перепахивайте всё поле. Пусть я окончательно испорчу свою карму, но эта помойка вонять на всю Галактику больше не будет.
И вот миновало два Оборота, а результатов не ахти. Всего-то удалось найти подход к хонусу Дагобару, местному наркобарону, и под видом дилерши с Ка-Храки договориться о закупке пробной партии дрила. Где и у кого брал его хонус, оставалось по-прежнему неизвестным.
Кое-кто намекал Гарьят, что можно было не ломать голову и не рисковать. Почему, дескать, не подождать спокойно три Оборота, а уж потом… взять и «перепахать поле». Прямо с орбиты.
Да, так было бы проще… только что-то упорно гнало Гарьят вперёд. Может быть, голодный блеск в глазах чумазых местных детей?..
Повозка между тем миновала центр города, проехала отчаянно «фонившую» ещё с последней войны пустошь и покатила вдоль реденькой рощицы, бурой вместо зелёного, словно заржавленной на корню. Здесь начиналась промышленная зона. Шахта, отвалы, завод, трубы, вонзающиеся в небеса… Когда-то всё здесь грохотало, двигалось, смердело, весело извергало цветные дымы, а загибавшуюся рощу отстаивали пикетчики. Это было давно. Сейчас — тишина, слепые окна, сорняки стеной. И не любящие дневного света
