Это два мира, которые разрывали сердце средневекового человека с нордическими задатками: малоазиатское, пугающее, взлелеянное. Церковью представление об ужасах преисподней и стремление быть» свободным, прямым и здоровым». Германец может творить, только пока он свободен, и только там, где нет ведьмомании, возникают центры европейской культуры.
В этот лишенный расы Рим пришло христианство. Оно принесло с собой сознание, которое делает его победу понятной: учение о грешной природе мира и связанной с ней проповеди о прощении. Наряду с ненарушенным расовым характером учение о первородном грехе было бы непонятным, потому что в такой нации живет надежное доверие к себе самому и к своей воле, которая воспринимается как судьба. Герои Гомера знали «грех» так же мало, как древние индийцы и германцы Тацита сказания о Дитрихе. Напротив, продолжительное чувство греха - это явление сопровождающее физическое кровосмешение. Расовый позор создает нестойкие характеры, ненаправленность мышления и действия, внутреннюю неуверенность, ощущение, что все это существование - «грех денег», а не таинственная и необходимая задача самоформирования. Но то чувство порочности неизбежно вызывает страстное желание получить прощение, как единственную надежду на избавление от позорного по крови существования. Поэтому само собой разумелось, что при существующих условиях все, что в Риме обладало характером, сопротивлялось наступлению христианства, тем более, что оно помимо религиозного учения представляло пролетарско- нигилистское политическое течение. Преувеличенно изображенные кровавыми преследования христиан, впрочем, не были, как их изображали церковные истории, подавлением религиозных взглядов (форум был свободен для всех богов), а были подавлением считавшегося опасным для государства политического явления. Учреждение церковных соборов, инквизиций и костров с целью уничтожения душ было преимущественно правом Церкви в их павловско-августинской форме. Классическая нордическая античность этого не знала, а германский мир тоже всегда возмущала эта сирийская сущность.
Церковное христианство ставил в центр своих нападок, главным образом, Диоклетиан. Этот властитель, хотя и был низкого происхождения (он был предположительно германским метисом с белой кожей и голубыми глазами), он был в личном плане безукоризненным человеком, почитавшим Марка Аврелия и ведущим образцовую семейную жизнь. Во всех государственных мероприятиях Диоклетиан показал себя очень сдержанным, он был врагом любого бессмысленного принуждения граждан своей империи, человеком религиозной терпимости, который отдавал приказы принимать меры только против египетских чревовещателей, прорицателей и колдунов. Император Галлиен признал христианский культ (239), христианские постройки можно было воздвигать, не встречая сопротивления; но то, что мешало органичному развитию, были в первую очередь постоянные ссоры конкурирующих между собой епископов. Диоклетиан прощал своим христианским солдатам любое участие в языческих жертвоприношениях и требовал только политической и военной дисциплины. Но как раз в этой области лидеры африканской Церкви бросили ему вызов, и рекруты отказались от службы, ссылаясь на христианство. Несмотря на любезные увещевания, античный пацифист бунтовал, пока не пришлось его казнить. Такие угрожающие проявления побудили Диоклетиана потребовать от всех христиан участия в государственных религиозных церемониях; христиан же, которые от этого отказались, он все еще не преследовал, а отстранял их от службы в армии. Это имело следствием безудержную брань со стороны «христиан», сектантская разобщенность и взаимная борьба которых также угрожали всей гражданской жизни. Тогда государство прибегло в целях самосохранения к обороне - аналогично тому, как в настоящее время Германия, если не хочет погибнуть совсем, должна истребить пацифистское движение. Но и здесь Диоклетиан не приговаривал строптивых к смертной казни - как он это делал в случае купеческого обмана - а переводил в сословие рабов. Ответом было волнение, поджог в императорском дворце. Вызовы со стороны христианских общин, которые до сих пор оставляли в покое и которые поэтому стали самоуверенными, следовали один за другим по всей империи. Осуществляемые в ответ на это «страшные преследования христиан» со стороны «чудовищного Диоклетиана» составляли - девять казненных мятежных епископов и в провинции мощного сопротивления, Палестине, всего 80 приведенных в исполнение смертных приговоров. Самый же «всехристианский» герцог Альба приказал умертвить в небольших Нидерландах 100 000 еретиков.
Все это следует осовременить с тем, чтобы однажды снять гипноз систематической фальсификации истории. Так, полностью стоящий на позиции паритета культов Юлиан Отступник, представляется в другом свете, так как он не испугался именно на основании своих благочестивых взглядов вступить в борьбу с проповедниками «представительства Бога». Впрочем, он знал, о чем шла речь, когда писал: «Благодаря глупости этих галилеян, наше государство чуть не погибло, благодаря милости Божьей приходит теперь спасение. Итак, давайте почитать богов и каждый город, в котором еще имеется благочестие». [Подробнее у
Христианство в том виде, как оно было введено римской Церковью в Европу, восходит, как известно, ко многим корням, исследовать которые здесь подробнее не имеет смысла. Лишь несколько замечаний.
Великая личность Иисуса Христа, как бы ее не изображали, после своей кончины была засорена и слилась с мелочами малоазиатской, еврейской и африканской жизни. В Малой Азии римляне установили строгий порядок и безжалостно взимали свои налоги; в угнетенном народе, следовательно, возникла надежда на вождя рабов и освободителя: это была легенда о Христе. Из Малой Азии этот миф о Христе дошел до Палестины, был там живо подхвачен, связан с еврейской идеей мессианства и, наконец, перенесен на личность Иисуса. В уста ему кроме его собственных проповедей были вложены слова и учения малоазиатских пророков, а именно в форме парадоксального преувеличения алтарных требований, как, например, система девяти заповедей, которая еще до того была приспособлена для себя евреями в виде десяти запретов. [Ербст. «Всемирная история на расовой основе»]. Так Галилея связала себя со всей Сирией и Малой Азией.
Христианское учение, взбалтывающее старые формы жизни, показалось фарисею Савлу многообещающим и полезным. Он внезапно и решительно присоединился к нему и, вооруженный необузданным фанатизмом, проповедовал мировую революцию против Римской империи. Его учение до сегодняшнего дня, несмотря на все попытки по спасению, создает пропитанный еврейским духом фундамент, так сказать талмудически-восточную сторону римской, но также и лютеранской Церкви. Павел придал (что в церковных кругах никогда не признают), подавленному национал еврейскому восстанию международное влияние. Это расчистило расовому хаосу Старого Света дорогу еще дальше, и евреи в Риме, видимо, очень хорошо знали, почему они предоставили Павлу свою синагогу для его пропагандистских выступлений. То, что Павел (несмотря на критику еврейства в некоторых случаях) сознательно представлял еврейский вопрос, видно из некоторых вполне откровенных мест его писем: «Ожесточенность охватила часть Израиля, до того места, где будет избыток язычников, а потом весь Израиль будет спасен, они, избранные и любимцы, во имя отцов. Они - это израильтяне, которым принадлежит детство, и великолепие, союзы, законодательство, богослужения, предсказания, от которых произошел Христос своей плотью… Если язычник вырезан из дикой по своей природе маслины и вопреки природе привит на благородное дерево, насколько скорее то, что соответствует его природе, привьется на его исходное дерево». [К римлянам 11, 25; 9, 4; 11, 24 Это то же самое, чему учит сегодня секта смешанных рас «Серьезные исследователи Библии».].
Этому всеобщему кровосмешению, овосточиванию и оевропеиванию христианства оказывало сопротивление, еще пронизанное аристократическим духом евангелие от Иоанна. К 150 году встает грек Маркион, выступая в защиту нордической идеи миропорядка, основанной на органичной напряженности и классах, в противовес семитскому представлению о произвольной власти Бога и ее неограниченного могущества. Поэтому он отвергает и «Книгу Законов» такого ложного Бога, т.е. Ветхий Завет. Аналогичные попытки предпринимали и некоторые гностики. Но Рим в результате своего расового разложения безвозвратно отдал себя Африке и Сирии, перекрыл скромную личность Иисуса, соединил позднеримский идеал мировой власти с идеями безнародной мировой Церкви.
Борьбу первых христианских столетий следует понимать не иначе как борьбу различных расовых душ с многоголовым расовым хаосом. Причем сирийско-малоазиатская точка зрения с ее суеверием, колдовскими иллюзиями и чувственными «мистериями» объединила в себе все хаотическое, разрушенное, разложившееся и придала христианству противоречивый характер, от которого оно страдает и в настоящее время. Так, пропитанная холопством религия, защищенная неправильно истолкованной личностью Иисуса, проникла в Европу. [Что касается происхождения Иисуса, то, как уже было подчеркнуто Чемберленом (Chamberlain) и Делитцшем (Delitzsch), нет ни малейшего основания предполагать, что Иисус был еврейского происхождения, даже если он и вырос к кругах, исповедующих еврейские идеи. Некоторые интересные, но всего лишь гипотетические указания есть у д-ра
Появление подпитываемого из многих источников христианства обнаруживает странную внутреннюю связь между абстрактной духовностью и демоническим колдовством, которое обладает особой силой воздействия, несмотря на другие течения, которые оно в себя вобрало. Идея троицы, например, была известна многим народам в форме отца, матери, сына и путем сознания того, что «на три делится все» (агрегатные состояния единственной материи). Мать символизировала родящую землю, отец - созидательный принцип света. На место матери теперь пришел «святой дух» в сознательном отказе от чисто материального, Hagion pneuma греков, прана индийцев. Но эта подчеркнутая духовность не была введена в расово-народное учение о типичном, не была полностью обусловлена органической жизнью, а стала безрасовой силой. «Здесь нет ни еврея, ни грека, ни раба, ни свободного человека, здесь нет ни мужчины, ни женщины», - так пишет Павел Галатеру (последний представитель великого кельтского движения от долины Дуная до Малой Азии). На основании этого, отвергающего все органичное нигилизма, он требует только веры во Христа, то есть отступления от всех ценностей, создающих культуру Греции и Рима, что и без того в результате их полного упадка имело место и благодаря сильной исключительности собрало, наконец, вокруг себя людей, потерявших ориентацию.
Следующий шаг к отрицанию природной связи был сделан в догматизации рождения от девы, которое в качестве солнечного мифа доказуемо у всех народов от островов южной части Тихого океана до Северной Европы. [
Но на стороне этой абстрактной духовности стояли все колдуны Малой Азии, Сирии, Африки. Демоны, которые были изгнаны Иисусом и переселились в свиней, укрощение по его приказу бушующего моря, «засвидетельствованное» Воскресение и вознесение на небо, все это было собственной «фактической» отправной точкой христианства и создало, без сомнения, мощные силы страдания. Не из жизни Сотера (Soter) (спасителя) исходил, таким образом, мир, а из его смерти и ее чудесных последствий, единственного мотива Павловых писем. Гёте же считал важной именно жизнь Христа, а не смерть и показал тем самым душе германского Запада положительное христианство в отличие от отрицательного, которое проповедовало духовенство, основываясь на этрусско-азиатском представлении и было связано с ведьмоманией.
