— В Марсель? А пропуск?.. А мои старики?.. И на что я там буду жить?
— Пропуск и работу я беру на себя. Родители переберутся к вам при первой возможности.
— Едва ли они захотят. Может быть, мне все-таки остаться?
— Слишком опасно.
— Когда ехать?
— Жюль известит вас и передаст на вокзале деньги и документы. В Марселе по ним получите на главном почтамте открытку до востребования, там будет адрес одного человека… Постараемся, чтобы вы уехали самое позднее завтра… Ну и задали вы мне задачу! Будь я вашим отцом…
— Что тогда?
Жаклин поднимает голову и ждет ответа. Она не сердится на этого человека, хотя он вмешался в ее жизнь и за какие-то пять минут все изменил в ней. Даже не зная о нем ничего, она догадывается — о женская интуиция! — что при иных обстоятельствах он не проявил бы такой настойчивости. Интересно, стал бы он ухаживать за ней, познакомься они где-нибудь в кино? Жаклин было бы приятно его внимание.
— Что тогда? — повторяет она, но не получает ответа.
Они выходят из пассажа и на углу расстаются. Жаклин ныряет в подошедший автобус, а Жак-Анри, задумавшись, пешком направляется в контору. Он озабочен необходимостью срочно добыть новые документы для связной. Это труднее, чем кажется. Если бы речь шла о фальшивке, то на черной бирже сколько угодно паспортов, хоть уругвайских. Но для легализации в Марселе нужен настоящий документ, полученный и зарегистрированный в префектуре. Придется дать взятку.
В контору Жак-Анри поднимается по слабо освещенной резервной лестнице и сразу звонит знакомому чиновнику в районный комиссариат.
Голос его весел, когда он болтает о погоде и театральных новостях: ходят слухи, что приезжает венская оперетка…
— Кстати, — говорит он как можно небрежнее. — Моя племянница, малютка Лили… Лили Мартен — вы помните ее? — собирается в Виши. Вы могли бы это устроить?
Чиновник не знает никакой Лили, но зато отлично понимает Эзопов язык.
— Врач прописал ей воды?
Да, и к тому же подходит зима, а у нее слабые легкие.
— Как ее полностью зовут?
— Лили-Симона, дочь Ги и Агат Мартен, урожденной Лепелье, оба из Бузонвилля. Двадцать три года, католичка, крещена в церкви Сент-Антуан второго февраля. Прежний адрес — Бузонвилль, Иль-де-Франс. Адрес в Париже — отель «Ферран».
— Отлично! — говорит чиновник и смеется. — Надеюсь, она не блондинка? А то мои коллеги из политического отдела ищут знакомства с блондинкой того же возраста. Ее очень ждут в брюссельском гестапо. Не понимаю, как можно в таком возрасте заниматься политикой? Франция вполне обойдется без новой Жанны д'Арк!
Жак-Анри не меняет тона:
— Лили брюнетка, вы же помните… А эта ваша Жанна д'Арк — она хорошенькая? Как она выглядит на фото?
— У нас только ее описание.
— Так вы поможете?
— Посмотрю, что можно будет сделать.
— Все необходимое и деньги на гербовые марки я пришлю. Скажем, в три. Не поздно?
— В самый раз. Когда она думает ехать?
— Лили сидит на чемоданах и картонках для шляп…
— Не забудьте о гербовом сборе!..
Жак-Анри кладет трубку на рычаг. Придется поторопиться. Жаклин должна уехать немедленно. Есть ли деньги в кассе? Вызывая Жюля, Жак-Анри слегка прижимает кнопку звонка.
При своем весе Жюль умеет быть бесшумным. У него походка охотника, и Жак-Анри вздрагивает, услышав кашель над ухом.
— Напугал?
— Садись, — говорит Жак-Анри. — Сколько у нас денег?
— Здесь или на счету?
— При себе.
— Несколько тысяч, но можно достать еще…
— Пошли в комиссариат, как обычно. Жаклин поедет в Марсель. Позвони ей и скажи, чтобы покрасила волосы и сразу же уходила из дому. Ее ищет гестапо. Звони из кафе.
— Дела так плохи?
— Да, с Брюсселем кончено. И к тому же Жаклин наделала глупостей.
Жак-Анри встает и резко отодвигает кресло. В который раз все приходится менять на ходу! Товарищи гибнут, уходят, безмолвные и безымянные, оставляя живым незавершенные дела. Их так мало, и они — не Гераклы, а просто люди с нормальными мышцами, мозгом и нервами. И тем не менее они не сетуют на трудности, не ропщут и даже не просят себе того, на что каждый солдат имеет неотъемлемое право, — боевого оружия, чтобы перед смертью самому убить хотя бы одного врага. Только ум и руки даны им, а сколько всего не дано!..
— Поль уже начал работу? — спрашивает Жюль.
— С пятнадцатого. Марсельская группа будет запасной. С ней их у нас остается четыре, не считая групп Вальтера.
— Есть предложение.
— По системе?
— Да. Мне кажется, надо отказаться от общих позывных.
— У Поля свой.
— Дадим и остальным. И сменим код… По-моему, немцы выделили нас в общей массе подпольных передатчиков и будут пеленговать вовсю.
— Ну а Центр? Мы сменим все — я согласен; но корреспондирующая рация останется все той же.
— Изменит расписание и частоты.
— Полная ломка? Слишком сложно.
— Я бы не откладывал.
— Значит, месяц бездействия… Не выйдет, Жюль.
— Где же выход?
— Я уже ломал голову и кое-что придумал. Если забыть о Поле, у нас три действующие рации. Но на ключе могут работать десять человек, включая тебя и меня. Мы образуем три секции: в Нанте, Антверпене и Париже.
— Что это даст?
— Я не кончил… У каждой секции будут три передатчика. Пусть работают синхронно. Не уловил?
Жюль пожимает толстыми плечами.
— Но это же просто. Возьми, к примеру, Париж, Один передатчик останется там, где есть. Другой разместим на Монмартре, третий — в Версале. В эфир они выйдут одновременно на одной волне, слушая друг друга. Первый передаст десять групп и умолкнет; следующие десять групп передаст другой, еще десять — третий. Комбинацию можно менять, и пеленг станет непрерывно произвольно смещаться. Поставь-ка себя на место оператора и попробуй определить, откуда идет передача, если рация словно не раздвоилась даже, а разделилась на три части и из разных мест, не прерываясь, передает одну телеграмму?
— Это идея.
— Только часть идеи… У каждой рации должно быть по меньшей мере три квартиры. Они станут кочевать, как бедуины по пустыне. Пусть немцы запеленгуют, если смогут!
