остывает с годами, удаляется от светила.Стекло зацветает сложным узором: рамасуть хрустальные джунгли хвоща, укропаи всего, что взрастилоодиночество. Но, как у бюста в нише,глаз зимой скорее закатывается, чем плачет.Там, где роятся сны, за пределом зренья,время, упавшее сильно ниженуля, обжигает ваш мозг, как пальчикшалуна из русского стихотворенья.VIЖизнь моя затянулась. Холод похож на холод,время — на время. Единственная преграда —теплое тело. Упрямое, как ослица,стоит оно между ними, поднявши ворот,как пограничник держась приклада,грядущему не позволяя слитьсяс прошлым. Зимою на самом делевторник он же суббота. Днем легко ошибиться:свет уже выключили или еще не включили?Газеты могут печататься раз в неделю.Время глядится в зеркало, как певица,позабывшая, чтó это — «Тоска» или «Лючия».VIIСны в холодную пору длинней, подробней.Ход конем лоскутное одеялозаменяет на досках паркета прыжком лягушки.Чем больше лютует пурга над кровлей,тем жарче требует идеалаголое тело в тряпичной гуще.И вам снятся настурции, бурный Терекв тесном ущелье, мушиный кукольмежду стеной и торцом буфета:праздник кончиков пальцев в плену бретелек.А потом все стихает. Только горячий угольтлеет в серой золе рассвета.VIIIХолод ценит пространство. Не обнажая сабли,он берет урочища, веси, грады.Населенье сдается, не сняв треуха.Города — особенно, чьи ансамбли,чьи пилястры и колоннадыстоят как пророки его триумфа,смутно белея. Холод слетает с небана парашюте. Всяческая колоннавыглядит пятой, жаждет переворота.Только ворона не принимает снега,и вы слышите, как кричит воронакартавым голосом патриота.IXВ феврале чем позднее, тем меньше ртути.Т. е. чем больше времени, тем холоднее. Звездыкак разбитый термометр: каждый квадратный метрночи ими усеян, как при салюте.Днем, когда небо под стать известке,сам Казимир бы их не заметил,белых на белом. Вот почему незримыангелы. Холод приносит пользуихнему воинству: их, крылатых,мы обнаружили бы, воззри мывправду горе, где они как по льдускользят белофиннами в маскхалатах.
