Вздыбившись под объездчиком сытым,ЗахлебнувшисьВ голубой небесной воде,Небо зачерпывал копытом.От копыт приплясывал дом,Окна у него сияли счастливей,Пролетали свадебным,Веселым дождемБубенцы над лентами в гриве!..…Замело станицу снегом — белым-бело.Спелой бы соломки — жисти дороже!И ворон откуда-то нанесло,Неприветливых да непригожих.Голосят глаза коньи:«Хозяин, ги-ибель,Пропадаю, Алексеич!»А хозяин егоПо-цыгански, с оглядкой,На улку вывелИ по-ворованномуЗашептал в глаза:«Ничего…Ничего, обойдется, рыжий.Ишь, каки снега, дорога-то, а!»Опускалась у хозяина ниже и нижеИ на морозе седела голова.«Ничего, обойдется…Сено-от близко…»Оба, однако, из этих мест.А топор нашаривалВ поленьях, чистоКак середь ночи ищут крест.Да по прекрасным глазам,По каримС размаху — тем топором…И когда по целованнойБелой звезде ударил,Встал на колени коньИ не поднимался потом.Пошли по снегу розы крупные, мятые,Напитался ими снег докрасна.А где-то далеко заржали жеребята,Обрадовалась, заулыбалась весна.А хозяин с головою белойСветлел глазами, светлел,И небо над ним тоже светлело,А бубенец зазвякалДа заледенел…1932
СЕРДЦЕ
Мне нравится деревьев стать,Июльских листьев злая пена.Весь мир в них тонет по колено.В них нашу молодость и статьМы узнавали постепенно.Мы узнавали постепенно,И чувствовали мы опять,Что тяжко зеленью дышать,Что сердце, падкое к изменам,Не хочет больше изменять.Ах, сердце человечье, ты лиМоей доверилось руке?Тебя как клоуна учили,Как попугая на шестке.Тебя учили так и этак,Забывши радости твои,Чтоб в костяных трущобах клетокТы лживо пело о любви.Сгибалась человечья выя,И стороною шла гроза.Друг другу лгали площадные