разрешил он.
Я с трудом удержался от смеха и подозрительно взглянул на Корнягу.
– А не заливаешь?
– Что ты! – возмутился пень. – Я никогда не вру!
Наверное, я скептически ухмыльнулся. Мне-то не нужно было объяснять, что слова «Я никогда не вру» произносят только те, кто врет всегда.
– Ладно, – сказал я, отстегнув пень и вскакивая в седло. Корняга поспешно дернулся в сторону, чтоб я его не придавил, а потом вдруг проворно взобрался мне на плечо, вцепившись корешками в ремни курткоштанов. – Раз тебя не прогнала Тури, и я не стану гнать. Рассказывай. Но учти: если выкинешь такое, что мне придется не по нраву, я тебя пущу на растопку. На первом же привале.
Вряд ли Корнягу согрела перспектива стать дровами и согреть впоследствии меня.
– Что рассказывать?
– Все. Где тебя подобрала Тури. Зачем она это сделала. И почему, джерх возьми, еще не сожгла тебя, готовя ужин, потому что мне кажется, это единственное, на что ты годишься, деревяшка.
Корняга надулся. По крайней мере мне так показалось.
– Вот она, людская благодарность! Все вы одинаковы.
Я не стал уточнять, что к людям я, строго говоря, отношусь не вполне.
– Раз, – сказал я.
– Что раз? – не понял Корняга.
– Когда будет «три», я разведу костер, – охотно объяснил я.
– Уже говорю, говорю, – всполошился Корняга. – Тури подобрала меня тринадцать дней назад недалеко от Слезы Великана.
– Чего? – изумился я. – В первый день пути по Диким землям?
– Ага… Но на нее вскоре напали разбойники, и… в общем, она рассердилась.
– И что?
Корняга пошевелился на плече и забубнил дальше:
– И она меня бросила у озера. Но следом за ней пошли другие люди – колдун Панч и трое его дружков- лютиков.
– И ты с ними?
– А что мне оставалось? – захныкал Корняга. – Они грозились сжечь не только меня, но и весь окрестный лес.
М-да. На такую деревяшку это и впрямь подействовало бы. Колдун, значит, Панч и тройка лютиков… Любопытно. Еще один колдун.
– А зачем колдун шел следом за Тури?
– Ножны, – проскрипел Корняга. – Ему понравились ножны.
«Как же, ножны, – подумал я скептически. – И они хоронились тринадцать дней. Хотя мы тащились в такие, с точки зрения всего остального мира, гиблые места, что куда разумнее было напасть сразу же. Или на ближайшем пересвете, когда мы беспомощны».
«Стоп, – сказал себе я. – Они знают, что мы – оборотни?»
Холодный пот прошиб меня. Убить. Немедленно убить!
– Где они сейчас? – спросил я, браня себя самыми черными словами.
– Известно где, – довольно сказал пенек. – В Сунарре! И ни за что оттуда не выберутся без меня! Если они вообще живы после твоих зубов и клинка Тури…
Облегчение захлестнуло меня, подобно ливню, что проливается на иссушенную солнцем землю.
– Послушай, Корняга, – сказал я проникновенно. – Давай я тебя опять к седлу пристегну?
– А зачем? – подозрительно спросил он, на всякий случай сползая на самый край моего плеча.
– А затем, что ближайшие дни я тебя хрен куда отпущу. Понял?
Пенек не ответил. И правильно, а то услышал бы «два»…
Следующий час я размышлял, как удалось четверым лютикам пройти через все, пройденное нами. Через Запретный город, через каньон, через засаду хорингов и жадное гостеприимство вильтов… Хорингов, впрочем, мы же и перебили, так что их можно не считать.
Подозрительная все же история. Хотя среди четверки есть колдун. Панч. Враки, что они идут за ножнами «Опережающего». У-Наринна – вот их цель. Последнее время я весь мир готов был записать в путники к Каменному лесу.
Это хорошо, что их пожрала Сунарра. Если действительно пожрала.
– Эй, деревяшка! А что, мы с ними подрались?
– Да.
– Где?
– В таверне.
– И как?
– Здорово! Колдун, правда, жив остался…
Вот это – жаль. Если они сумеют ускользнуть из Сунарры и наши пути пересекутся где-нибудь под двумя солнцами, мне придется их убить, сколько бы их ни было – одного, двоих, троих или даже всех четверых.
Но что-то подсказало мне – из Сунарры выбраться невозможно. Мы – первые. И то лишь благодаря Тури и вулху. Ну, может, еще Корняге, который тоже попал в Сунарру не по своей воле. А подсказала мне это моя собственная память, оживающая в вулхе четтанским днем, и взгляд умницы-карсы.
У нас даже больше общего, чем я до сих пор думал, киса. Мало того, что мы оба – оборотни, так еще и ученики старины Унди. И Тури Мышатника очень любила, судя по вчерашнему рассказу о его гибели. О том, что Унди любил и я, тоже не стоит даже и упоминать, это очевидно.
Вот только две вещи меня настораживали. Тури моложе меня, хотя и ненамного. Но Унди, насколько она уверена, последние кругов десять перед смертью прожил у Беша в Айетоте. Я же совершенно ясно помню, что расстался с Унди семь кругов назад, в Гурунаре. Когда судьбе стало угодно вышибить меня оттуда в Риву. С тех пор я встречался с ним дважды, в Риве и Торнсхольме. Второй раз – чуть больше пяти кругов назад. Незадолго до того, как его убили.
Не мог же Унди жить в двух местах одновременно? Хотя Тури, кажется, упоминала, что Унди имел обыкновение исчезать куда-то, и довольно надолго.
И второе. Тури сказала, что убийцу Мышатника никто так и не увидел. А перед тем как окончательно уйти во Тьму, Унди назвал чье-то имя.
Ильгор.
Я не знал – кто это.
С этими мыслями я въехал в старый лиственный лес, и лес поглотил меня. Меня, Ветра, карсу, Корнягу. Всю нашу странную компанию. Должно быть, со стороны мы выглядели весьма забавно.
– Куда мы едем? – спросил Корняга, оживившись.
– Ты же проводник! – ехидно отозвался я. – Тебе виднее.
Пенек стушевался и забормотал что-то совершенно не поддающееся истолкованию. Я ему не ответил. Не говорить же – в У-Наринну?
– Давай рассказывай, чем занимался твой Панч и остальные лютики, – потребовал я.
Корняга некоторое время обиженно молчал – дулся, а потом не утерпел.
– Известно – чем… Грабили.
– В Диких-то землях? Кого?
Даже на такой простой вопрос Корняга ответил уклончиво и расплывчато:
– Ну… всяких. Путников.
«Он, видать, враль, каких мало», – окончательно убедился я.
Но вытащить из него правду мне не удалось. Вулх, шевельнувшись внутри меня, вдруг остро почувствовал внезапно приблизившуюся опасность, и меня окатила горячая волна его тревоги.
Я огляделся. Полуденный лес полнился обычными звуками – голосами птиц, шумом крон на ветру, далеким кличем фыркана, идущего по следу. Кто разбудил вулха? Кто прячется за зыбкой пеленой свежей листвы?
