когда отказался связать себя обещанием оказать полякам помощь с воздуха, если они подвергнутся нападению. Позднее он обсуждал этот же вопрос с премьер-министром. Даладье согласился, что Франция не может помочь полякам ни средствами авиации, ни силами военно-морского флота. «Но англичане наверняка могут что-то сделать своими современными бомбардировщиками?» — спросил он. Генерал Вюйльмэн объяснил некоторые технические трудности, которые имеются у англичан. Гамелен добавил, что, во всяком случае, «королевские военно-воздушные силы категорически отказались посылать в Польшу самолеты, когда их просили об этом».
4 сентября произошли еще два довольно показательных события во время пребывания Айронсайда и Ньюуолла в Париже. Французский министр иностранных дел Бонна информировал генерала Гамелена, что договор о взаимопомощи с Польшей подписан и поэтому договоренность между Гамеленом и польским военным министром, достигнутая 19 мая, приобрела законную основу и в силу этого Франция обязана открыть второй фронт против Германии «своими основными силами». Польский посол Лукасевич попросил Боннэ об этом сразу же, как только был подписан договор. Боннэ в своих мемуарах отмечает, что Гамелен уклонялся от прямого ответа. Он утверждал, что заключенный договор не имеет законной силы, так как не было параллельного политического договора, когда подписывался договор о взаимопомощи. Он также утверждал, что имел в виду атаку на линию Зигфрида «основными силами» Франции, когда говорил о помощи полякам.
Боннэ, один из главных умиротворителей немецких нацистов, сделавший все, что было в его силах, чтобы избежать войны, теперь оказался в положении адвоката дьявола. Он направился к Даладье, стремясь убедить его, что объявление войны изменило все. Франция должна предпринять «решительное наступление», чтобы вынудить Германию вести войну на два фронта. Польша «с ее восемью — десятью дивизиями» необходима для обеспечения победы союзников; сейчас важно, чтобы «мы не оставили ее одну, дав Германии возможность разгромить ее в течение каких-нибудь нескольких дней».
Боннэ напомнил Даладье, что именно из-за необходимости сохранить польские дивизии для войны на два фронта генерал Гамелен на заседании верховного совета национальной обороны Франции 27 августа высказался в пользу войны. Однако Гамелен одержал верх над Боннэ; руководство ВВС Англии также отстояло свою точку зрения невмешательства. Никакой помощи Польше на суше, и в воздухе не будет оказано.
Увертки генерала Гамелена под благовидными предлогами, и то, что польское правительство получило заверения в немедленной помощи со стороны французов, в том числе и самого Гамелена, и то, что польскому генеральному штабу никогда не было сказано достаточно четко, что со стороны западных союзников не последует никакой помощи, если Польша подвергнется нападению, — все это подтвердилось, когда немцы, захватив Париж, обнаружили текст письма, посланного генералом Гамеленом польскому главнокомандующему маршалу Рыдз-Смиглы.
Это письмо было написано 10 сентября и адресовано польскому военному атташе в Париже для передачи маршалу Рыдз-Смиглы. Очевидно, оно явилось ответом на запрос Польши относительно того, в какие сроки они могут рассчитывать на эффективную помощь от французов. Гамелен ответил, что более половины его «активных» дивизий на северо-востоке уже участвуют в боевых операциях. После пересечения границы Германии они встретили упорное сопротивление, «но мы тем не менее продвинулись». К сожалению, писал Гамелен, из-за сильной обороны противника, а также ввиду того, что «у меня еще нет в достаточном количестве необходимой артиллерии», французские войска были вынуждены перейти к позиционной войне.
«В воздухе, — лгал французский главнокомандующий,[58] — мы ввели в бой наши воздушные силы во взаимодействии с нашими наступающими наземными войсками и чувствуем противодействие силами значительной части люфтваффе». Все это является доказательством того, писал в заключение Гамелен, что «я раньше предусмотренного срока выполнил обещание предпринять наступление нашими основными силами на пятнадцатый день после начала мобилизации. Большее было невозможно».
12 сентября, после совещания с Чемберленом и Даладье, Гамелен отдал приказ генералу Жоржу приостановить даже ограниченные наступательные операции против линии Зигфрида, где находились войска генерала Жоржа, и отвести назад выдвинувшиеся вперед части. Генерал Гамелен в своем письме маршалу Рыдз-Смиглы сообщил о решительных действиях, на которые рассчитывали поляки. Аналогичные обещания они получили и от англичан и поэтому начали оборону своей страны уверенные, что в борьбе не будут одиноки.
Это была трагедия Польши; но была еще и другая, более тяжелая трагедия. Отказавшись воспользоваться сложившейся в самом начале войны обстановкой, западные державы не только покинули в беде Польшу, но и ввергли весь мир в пять лет разрушительной войны. Ибо в сентябре 1939 года вопрос состоял не в том, поможет ли наступление союзников на Западе полякам, а в том, приведет ли оно к военному поражению Гитлера. В ставке Гитлера немецкие генералы не могли понять, что случилось с англичанами и французами. Их бездействие было «необъяснимо» для немцев, разве что западные союзники «крайне переоценили» мощь немецких сил на Западе. Союзные державы позволяли уничтожение вооруженных сил Польши и сами не предпринимали никаких действий, когда немцы были полностью заняты на Востоке. Это противоречило основным военным принципам. Пожалуй, Гитлер был прав, размышлял Кейтель: западные державы, вероятно, не будут продолжать войну, если разгром Польши станет свершившимся фактом. Невозможно было найти другое объяснение их столь необычному поведению, ибо все военные соображения были в пользу немедленного и решительного англофранцузского контрнаступления на Западе.
6. «Операция Ватерлоо» — битва, которая не состоялась
Генерал Ульрих Лисе, которому было поручено изучить состояние французских вооруженных сил до и после начала войны, все время предостерегал против оценки боеспособности французского солдата лета 1939 года по его боеспособности летом 1940 года после того, как была разгромлена Польша и после целого года деморализации французской армии в условиях необъяснимого бездействия в окопах и бункерах линии Мажино. Немецкая разведка, оценивая состояние французской армии накануне войны, указывала, что, как и в первую мировую войну, она является наиболее опасным из всех вероятных противников. Оценка высокого морального состояния французской армии была подтверждена генералом Ленклэдом на процессе в Риоме, заявившим суду, что «моральное состояние французских войск было отличным» в 1939 году, где бы ни вводили их в бой против немцев; это было особенно справедливо в отношении французских войск в секторе Форбах. Генералы Бланхард, Миттельгаузер и Геродиас в своих показаниях подтвердили это. Они также подчеркивали деморализующее влияние бездействия войск на фронте зимой 1939/40 года.
Боевая техника французских наземных войск была значительно лучшего качества, чем немецких, и французы, конечно, имели ее значительно больше, чем немцы на Западе. Французский танк нельзя, конечно, сравнивать с появившимися в ходе войны моделями, но по сравнению с преобладавшими моделями 1939 года он был вполне современным. Даже спустя год, при вторжении во Францию и во время прорыва у Седана, немецкие бронетанковые части избегали фронтальных атак как на французские танки, так и против очень эффективный 25-мм противотанковых орудий. Немцы пришли в ужас, когда испытали это орудие после капитуляции Франции и обнаружили, что снаряды этого орудия могли пробивать броню даже немецкого танка «Марк-IV», не говоря уже об основе бронетанковых войск — моделях танка «Марк-I» и «Марк-П».
Многие, особенно английские, исследователи, и в частности капитан Лиддел Гарт, утверждали, что организационная структура французской армии была настолько привязана к условиям позиционной войны, что она оказалась не в состоянии осуществлять более или менее крупные наступательные операции против немцев в сентябре 1939 года. Более того, английские исследователи соглашались с утверждением Гамелена, что французской армии требовалось 17 суток для мобилизации и поэтому она ничего не могла предпринять раньше 17 сентября, а тогда было уже слишком поздно. Ни одно из этих утверждений, как мы увидим, не выдерживает критической проверки.
Еще в июне и июле 1938 года, когда близился чехословацкий кризис, генерал Гамелен издал сершо подробных «директив», которые связывались с планируемым контрнаступлением на линию Зигфрида между Рейном и Мозелем при сдерживающих операциях на Верхнем Рейне и в секторе Люксембурга. В этом плане не было ничего чрезмерно статического, даже если он и не соответствовал последним концепциям блицкрига. Фактически этот план мог быть с большой эффективностью использован против основных немецких сил, довольно рискованно сосредоточенных на Саарском фронте. Гамелен пошел дальше, когда представил план на рассмотрение французского правительства 1 сентября 1939 года, в день немецкого вторжения в Польшу.
В этом плане указывалось, что наиболее эффективным способом оказания немедленной помощи Польше было бы нападение на Германию через Бельгию, Люксембург и Голландию.
Можно не без основания спросить, разве тот план не заслуживал более полного рассмотрения объединенным англо-французским штабом, когда у них еще было время и рассмотреть политические аспекты этого плана, и должным образом подготовиться к его осуществлению, учитывая известную оппозицию Бельгии и Голландии к подобного рода предложениям.
Возникает также вопрос, рассматривался ли этот план и не был ли он отклонен вследствие возражений со стороны Бельгии. Имеющиеся данные о штабных переговорах подтверждают, что этот вопрос ставился на обсуждение, но по политическим соображениям ему не было придано серьезного значения. Здесь нам, однако, важно отметить, что 1 сентября 1939 года французский главнокомандующий все же считал возможным (с военной точки зрения) двинуть свои войска через Бельгию, если позволят сложившиеся политические условия. Важно, что план не указывает на полную невозможность предпринять такое контрнаступление при данных обстоятельствах. Он не подтверждает того вывода, что французская армия не смогла бы предпринять энергичное контрнаступление против немцев, даже если бы у политиков и военных лидеров в Лондоне и Париже были воля и желание осуществить его.
Вторым необоснованным предположением «историков школы Лиддел Гарта» было утверждение, что французы не могли вовремя провести мобилизацию, чтобы предпринять эффективные операции. Во многом эти утверждения основываются на заявлении Гамелена, что ему нужно было 17 дней со дня объявления мобилизации, за который впоследствии он принял 1 сентября. Это не было ни правильно, ни оправданно.
Теперь нам будет ясно, почему мы ранее столь тщательно останавливались на датах французской мобилизации. Предварительная мобилизация фактически началась 21 августа. Больше того, значительная часть личного состава оборонительных сооружений и приграничных войск была уже на позициях за несколько дней до общей мобилизации. Документы, обнаруженные немцами, когда они заняли Париж, показывают, что мобилизация в основном была завершена к 4 сентября и что уже тогда французская армия была готова к ведению боевых операций. К 10 сентября французы довели до штатной численности личный состав бронетанковых войск и артиллерии. Фактически они имели все, кроме желания нанести удар.
Французы отмобилизовали 110 дивизий. После выделения войск для прикрытия границы с Италией и 14 дивизий в Северной Африке генерал Гамелен имел 85 полностью обученных и оснащенных дивизий против немецкой армии фон Лееба в составе 11 кадровых дивизий, поддерживаемых 25 недоукомплектованными, в основном необученными и слабо оснащенными дивизиями второй волны, местной самообороны и частей подготовки пополнений. У Гамелена было шестикратное превосходство в орудиях; кроме дивизионной артиллерии у него было 1600 орудий против 300 немецких орудий; французские орудия были лучше и более крупного калибра, чем у немцев. У Гамелена в войсках против немцев было 35 тыс. кадровых офицеров, а у немцев — менее 10 тыс. У Гамелена было 3286 танков, у немцев — ни одного. У французов и англичан вместе было 934 исправных боевых истребителя; немцы на Западном
