как не допустить новых инсультов. Больно на правнуков посмотреть хотела. Илья Андреевич порекомендовал не выгонять Антона Альбертовича – тот может и кровь пустить, и в травах понимает. Скрепя сердце, старуха согласилась, и Глазьев долго благодарил Тоннера.
– Я вам книжек пришлю. Почитайте, углубите знания. И доктором больше не называйтесь, чтоб в оказию не попасть. Говорите, что фельдшер…
– Спасибо вам, спасибо, дорогой Илья Андреевич!
– И не пейте больше. Водка, она мозг разъедает, – припугнул Глазьева Тоннер. – Приезжайте в Петербург, я вам на вскрытии покажу.
– Не беспокойтесь, Илья Андреевич, – вылезла из-за спины будущего мужа Глашка. К новому своему положению она еще не привыкла, стеснялась. – Зачем мне пьющий?
– Прошу приглядеть за Данилой, – попросил Глазьева Тоннер. – Собачьи укусы зашивать опасно. Промывайте, обрабатывайте, потихоньку заживет. Настойка ромашки, тысячелистника… Да вы лучше меня знаете!
Самому Даниле Тоннер дал записку со своим петербургским адресом.
– Понимаю, скоро свадьба, потом медовый месяц, да и раны зажить должны. А потом приезжайте. Мне слуга нужен, да и кухарка не помешала бы. Умеешь готовить? – обратился доктор к Катерине.
– Пальчики оближете, – заверила она.
– Предложение заманчивое, – рассудительно ответил Данила. – Обещать не буду, с женой надо посоветоваться…
– Уже посоветовались, – прервала будущего мужа Катя. – Конечно, поедем! Вольная, не вольная, все одно – работать. А Тучин мне твой не нравится, хотел тебя в тюрьму упечь.
– Так переживает Сашка, – качая головой, сказал Данила. – Приходил, жалованье предлагал. Просил не бросать. И у меня душа болит.
– И мне будет платить? – ехидно спросила Катя.
– Тебе – нет. Говорит, девок и без тебя хватает.
– Коли Данила не захочет, я сама к вам приеду! Я теперь девка вольная!
– Что с тобой делать? Решено, Илья Андреевич! – решился Данила. – Отгуляем свадебку, и ждите!
Роос уезжать отказался. Собирался днем на похороны князя Северского, а вечером – на Данилино сватовство.
– Крестьянская свадьба отличается чем-то от барской? – стал пытать он на прощание Тоннера.
Терлецкий смотрел на доктора умоляюще – задерживаться в Носовке ему совершенно не хотелось.
– Никогда не имел чести, – дипломатично ответил Тоннер.
– Что ж, будете в Америке – жду в гости! – протянул руку Роос.
– Доберетесь до Петербурга, тоже заходите!
– До зимы бы доехать! – крепко обняв Тоннера, пожаловался ему на ухо Терлецкий. – Он уже спрашивал у Глазьева, скоро ли Глаша родит… Крестины ему подавай!
Тучин с Николаем уже погрузились в генеральский дормез. Ехать решили вместе, благо адъютанту предстояло рапорт в Петербург везти. А коляска, на которой путешествовали раньше молодые художники, была поручена заботам Данилы – пусть пока подлатает да на ней же до столицы добирается. Дядька расстраивать Тучина не стал, ничего не сказал о том, что к новому хозяину уходит, загрузил в дормез вещи и сейчас в пятый раз показывал, где что лежит. Сашка с Николаем снова любезничали, слушали его вполуха, даже с Тоннером попрощались небрежными кивками. Зато Денис прослезился:
– Вы жизнь мне спасли! Вторым отцом стали!
– Полноте, Денис Кондратович. По правде сказать, уже тошнит от благодарностей.
– Ваш ум, ваша логика…
– Хватит скромничать! Рухнова изобличила именно ваша смелая догадка.
– Все равно, мне бы ваши таланты…
– Открою по секрету, главный из них – любопытство. Самое интересное обычно содержится в ночных горшках. – И Тоннер подмигнул Денису. Угаров смутился, вспомнив свой ужас при исследованиях доктора в спальне. – Кстати, меня мучает вопрос. Чем объяснить чрезвычайную нежность в отношениях господина Тучина и веригинского адъютанта?
– Ммм… – замялся Денис. – Великие художники часто любят не только женщин. Леонардо, Бенвенуто Челлини…
– А вы?
– А я не великий.
– Тогда я вас смело обниму на дорожку. Жду в гости!
Дормез отъехал, и тут же к крыльцу подкатила коляска Тоннера. Из нее вылез Сочин.
– Всю ночь починяли! – деловито доложил смотритель. – Рессоры заменили, а в оглобле трещину нашли. Теперь до самого Петербурга доедете!
– Спасибо, солдат, – обнял его доктор. Потом забрался в коляску и посмотрел на крыльцо усадьбы.
Все ему махали. Илья Андреевич бросил последний взгляд на Машеньку Растоцкую. Прижавшись к Мите, она улыбалась. Ах, как жаль, что ее сердце занято!
– Следующим летом приезжайте! – Вера Алексеевна не поленилась спуститься с крыльца. – Лидочку будем выдавать! Поверьте матери, через год не хуже Машеньки будет!
– А может, и приеду, – ответил Илья Андреевич и хлопнул ямщика по плечу. – Трогай!
Примечания
[1] Компаньонка (фр.).
[2] Амфитрион – мифический царь Тиринфа. Нарицательное имя гостеприимного, радушного хозяина.
[3] Государственные ассигнации достоинством 200 рублей были серого цвета.
[4] Ты говоришь по-французски? (фр.)
[5] Да, немного (фр.).
[6] Укоренившиеся в русской литературе после 'Шинели' Н. В. Гоголя правописание Павсикахий противоречит как святцам, так и греческому корню. 'Акакий' в переводе с греческого 'незлобивый', 'Павсикакий' – 'побеждающий зло'. Следовательно, оба слова должны писаться через букву 'к' (Прим. авт.).
