намеренно, но решила, что это не имеет значения, поскольку в любом случае он только способствовал делу.
По пути Ишад попался на глаза закрытый бейсибский фургон, перевернутый бандитами. Несколько бейсибцев были обезглавлены, и их лежавшие отдельно лысые головы напоминали шары из некой дьявольской игры. Увидев, какая страшная смерть настигла двух бейсибок, ведьма стала размышлять, а чего же, собственно, хотели достичь повстанцы. Если бы они продолжали вести бои только в Низовье, то могли бы и победить, но здесь, в верхнем городе, только посеют вражду на многие поколения.
Заслышав впереди громкие крики, Ишад остановилась и закрыла глаза, мысленно произнося укрывающее заклинание. Завершив заклинание, Ишад твердой, решительной поступью пошла вперед, чувствуя, однако, как заныло сердце оттого, что ей приходится вести себя точно контрабандистке. Тем не менее, на войне пренебрегать личной безопасностью не стоило.
В небе загрохотали громовые раскаты, и Ишад с признательностью, хотя и несколько устало подняла голову. Она успела бы завершить свои дела и до вмешательства Богов Бури, ведь за ней оставался лишь долг Темпусу и должок Хауту. Она дала себе слово отныне нести только добро.
Незаметно проникнуть днем в дом к Тасфалену было вовсе не простым делом. Джанни, один из ее окружения, был по-прежнему заточен в огненном столпе, где некогда находилась канувшая в небытие Роксана и из-за которого воевали Буреносец и демоны.
Нужно освободить Джанни, чтобы душа его успокоилась навсегда. Он уже давно заслужил это, такой храбрости Ишад еще не находила ни в одном из смертных. И все это ради Нико, а может, ради чего-то более абстрактного, размышляла Ишад.
Отыскав путь к Тасфалену, она переключила мысли на Хаута и Роксану, походя расправляясь с простыми магическими ловушками. Стоило ей открыть последнюю двойную дверь и подчинить своей воле последний портал, как с очередным раскатом грома на землю упали первые тяжелые капли дождя. Шторм прибьет пыль и погасит огни, и это будет величайшая удача для Санктуария, самого несчастливого города из всех, какие только доводилось видеть Ишад.
Внутренним зрением она увидела кольцо на руке Хаута.
Коснувшись магической нити кольца, Ишад призвала его к себе. Ее заклинание привлечет к ней и этого интригана Хаута, ее бывшего помощника.
Пройдя в полутемный зал, она остановилась. Позади от порыва ветра со зловещим грохотом захлопнулась дверь.
Волосы на голове Ишад зашевелились. Она не думала о кольце, которое носил Хаут, пока не зашла в дом. Почему так случилось?
Зачем она сюда пришла? Неожиданно для себя Ишад вдруг потеряла уверенность. Стоя в центре гостиной, некромантка тряхнула головой и коснулась рукой лба. К Темпусу это особого отношения не имело. Мертвый Тасфален должен был стать ее слугой в доме у реки, так зачем же она, рискуя жизнью, пришла по охваченным огнем улицам в этот дом?
Зачем? Ишад не могла понять.
Она догадалась, лишь когда с галереи наверху до ее слуха донесся бархатный голосок Хаута.
- Ах, госпожа, как это любезно с вашей стороны: навестить больных, которые уже на краю гибели.
Ишад потянулась за кольцом, но ее бывший помощник нейтрализовал ее усилие. Хаут намеревался сам распорядиться доставшимся ему предметом.
Похоже, Ишад недооценила то, что крылось внутри Хаута, она вдруг оказалась в другом месте, исполненном крови и мутной воды с корочкой льда. Огромные врата были распахнуты настежь так, точно некий великан пробивался сквозь них.
Место отдохновения Нико! Как она очутилась здесь... уж наверняка не силой Хаута.
Послышался смех, который ранил ее душу.
- Роксана!
Да, это была Роксана, но сквозь врата прошлепало нечто бесформенное и огромное, угнездившееся в красивом теле Тасфалена.
И это существо... частью высокородный смертный лорд, частью ведьма и немного Хаут... протянуло руку, точно собиралось проводить ее на некий официальный прием.
Встретившись с этими глазами, Ишад прижала руки к груди, зная, что стоит ей коснуться Тасфалена, и она может навсегда остаться здесь пленницей. Именно здесь потерял Джанни последнее самообладание и повел себя предсказуемо, на радость тем, кто продолжал держать его нежитью.
На нее смотрели узкие золотые глаза, в глубине которых горел пурпурный огонь, что, как знала Ишад, являлось плохим признаком.
Скованными от напряжения ногами она сумела сделать шаг назад и глянула сначала на землю, а потом на небосвод, готовя заклинания, столь хорошо действовавшие в Санктуарии, но значительно более слабые здесь.
Похожий на звезду луг Нико, некогда зеленый и пасторально-идиллический, это сосредоточение отдохновения, сейчас был скован морозом, и его серо-коричневую поверхность избороздили льдинки. Деревья, раньше шелестевшие листвой, ныне тянули свои перекрученные, искореженные сучья к небу, напоминая видом людей, а стонами котят, которых безжалостно топят.
Ручей, некогда русло жизни Нико, теперь был в пятнах красного, голубого, розового и золотого. Посередине текла кровь, а по бокам вились магия и вера Нико, вера встающих за ним богов.
- Пойдем, возлюбленная моя, - звал ее Тасфален. - Ты прекрасна, нас ждут на пирушке. - Он бросил взгляд на деревья. - Ветви клонятся под тяжестью зрелых и сладких плодов.
Ишад знала, что единственным спасением для нее был ручей.
Мудрость шептала ей, что нужно выпить воды, и, даже не представляя возможных последствий, боясь потерять голову или стать жертвой гипноза, Ишад стремительно вошла по колено в воду.
Наклонившись, она стала пить.
Оторвавшись от воды, Ишад заметила на другой стороне ручья Нико со спокойным, безмятежным лицом. Он быстро, по-мальчишески улыбнулся, и Ишад отметила, что он в полном боевом снаряжении, в узорчатой кирасе, с кинжалом и мечом, выкованными Владыкой Грез.
- Так это сон? - спросила Ишад, чувствуя, как ледяная вода отдает четырьмя различными вкусами, и слыша, как участилось сзади тяжелое дыхание и стук шагов, которые никак не могли принадлежать Тасфалену.
- Не поворачивайся, - предупредил Нико, будто бывалый воин, обучающий новичка. - Не смотри и не слушай. В конце концов, это мое место.
- А как же я? Воин, меня ведь здесь нет, как нет и тебя.
- Зато есть они. Я знаю. - Во взгляде бандаранского воина не чувствовалось раздражения, а читалось лишь внутреннее спокойствие. Прямо на глазах его облик изменился, словно пройдя через все ступени пыток: глаза закатились, ввалились щеки, стали лиловыми потрескавшиеся губы, зубы из красивых и сильных превратились в жалкое их подобие, а шрамы и порезы налились кровью.
Но вот, точно по мановению волшебной палочки, перед Ишад снова очутился красивый мужчина.
- Знаешь, а у тебя прекрасная душа, - зазвучат его голос. - Я вижу ее.
Шаги не то Тасфалена, не то еще кого-то послышались ближе, зашлепали по воде. Ишад едва удержалась, чтобы не повернуться к твари лицом и не вступить в бой, а пальцы ее непроизвольно сложились в фигуру для контрзаклинаний.
Нико успокаивающе покачал головой.
- Не бойся, это мое место. Я рад приветствовать тебя здесь, ведь, когда мне нужна была помощь и когда риск был слишком серьезен для смертных, ты пыталась мне помочь. Я не забыл.
- Ты умер? - прямо спросила Ишад, зная, что поступает невежливо.
Нико наморщил густые брови:
- Нет, я уверен, что нет. Я собираю обратно то, что мне принадлежит...
Позади него возникло подобие огненного столпа. Даже не оглядываясь, воин знал, что оно там.
- Верь мне. Мы похороним Джанни как надо. Ты, кто уберегла его от худшего, не можешь не быть здесь.
- А... это? - Ишад имела в виду то, что крылось за ней. Волосы у нее на голове встали дыбом, в горле
