В руках врага

беззвучной песни наполнило ее сознание, и тут Фаррагут, сидевший в двух метрах от Миранды, пружиной метнулся вперед.

Хонор услышала, как резко выдохнул Эндрю: ее телохранитель прекрасно знал, что способны натворить когти древесного кота. Он хотел выкрикнуть сестре предостережение, хотя оно все равно опоздало бы… да его и не требовалось.

Глаза Миранды – такие же ясные и серые, как у брата, – расширились в дивном, радостном изумлении. Руки, словно сами собой, протянулись вперед, и Фаррагут завершил свой прыжок в ее объятиях столь естественно, словно иначе и быть не могло. Она прижала кота к себе, а он, обняв ее за шею, нежно потерся щекой о щеку. Полуденный воздух наполнился ласковым урчанием.

– Ох! – сказала Хонор спустя мгновение, едва успев перевести дух. – Я вижу, что по крайней мере двоих из присутствующих знакомить уже незачем.

Миранда даже не подняла от Фаррагута глаз; Кэтрин Мэйхью прокашлялась.

– Это то самое, о чем я думаю? – спросила она, и Хонор кивнула.

– Так оно и есть. Только что вы стали свидетелями того, как сфинксианский древесный кот принял первого грейсонца… и лишь Господу ведомо, куда ударит следующая молния.

– Это и вправду совершенно случайный процесс, миледи? – спросил Клинкскейлс. Лишь выработанная годами привычка к железной самодисциплине не позволила нотке тоски в его голосе прозвучать явственнее.

– Это вовсе не хаотичный процесс, Говард, – ответила, пожав плечами, Хонор. – Другое дело, что до сих пор никому так и не удалось выяснить, какими критериями руководствуются коты. Я, исходя из собственных наблюдений, позволила бы себе предположить, что каждый из них использует свой, совершенно неповторимый набор ценностей и едва ли осознает намерение принять кого бы то ни было до момента встречи с «подходящим» человеком.

– Понятно, – пробормотал регент, не отводя взора от Миранды и Фаррагута. Потом он посмотрел на остальных котов и встряхнулся. – Ну что ж, миледи, добро пожаловать домой. Я искренне рад вас видеть. По целому ряду причин, наименее важной из которых, – он лукаво улыбнулся, – можно считать накопившиеся в кабинете за время вашего отсутствия горы неразобранных бумаг.

– Вы садист, Говард, – усмехнулась в ответ Хонор. – Но не надейтесь, что вам удастся прямо с катера злодейским образом затянуть меня в кабинет.

Глаза ее блеснули, и она повернулась к Белой Гавани.

– Мое почтение, милорд. Рада видеть вас снова.

– Взаимно, миледи.

Согласно Уставу коммодору Харрингтон надлежало приветствовать адмирала Белой Гавани по всей форме, но, с другой стороны, землевладелец Харрингтон, только что прибывшая в собственный лен, являлась здесь воплощением государственной власти, и первенство перед нею имел лишь сам Протектор Бенджамин. С изысканной любезностью Хонор сумела выразить адмиралу должное почтение, не уронив своего нынешнего достоинства. На графа это произвело сильное впечатление. Он отметил, что она прямо на глазах становилась не просто прекрасным боевым офицером, но и настоящей, сознающей свою власть и ответственность феодальной правительницей.

– Прошу прощения за всю эту суматоху, – непринужденно продолжила она. – Должна сообщить, что лорды Адмиралтейства поручили мне доставить вам последние инструкции и предписания. Вот только, – она обвела взглядом строй дожидавшихся ее должностных лиц и офицеров лена, – боюсь, что в ближайшие полчаса я не смогу уделить внимание этим депешам. Кроме того, мне хотелось бы поскорее устроить во Дворце Харрингтон Саманту, детишек и всю компанию. Смею ли я просить вас повременить с депешами и приказами до завершения моих самых срочных дел?

– Разумеется, миледи, – хмыкнул граф, пожав ей руку.

– Спасибо, милорд. Большое спасибо! – с искренним чувством ответила Хонор и повернулась к толпе подданных, собравшихся приветствовать ее возвращение домой.

Глава 2

Хэмиш Александер вошел в библиотеку Дворца Харрингтон с чуть ли не вороватым, с точки зрения постороннего наблюдателя, видом и, лишь оглядевшись по сторонам, позволил себе расслабиться. Убедившись, что в огромном помещении пусто, он расстегнул ворот парадного мундира, однако вздохнул с облегчением только после того, как миновал выложенный на паркетном полу огромный герб Харрингтонов. Из-за открытой двери вдогонку ему неслись звуки музыки, однако расстояние уже поглотило отдаленный гомон, и сейчас самым громким звуком был стук его каблуков.

Отстегнув старинную шпагу, являвшуюся обязательной принадлежностью парадной формы, граф положил ее поверх одного из библиотечных терминалов, устроился в кресле возле главного информационного коллектора и с удовольствием потянулся. Библиотека стала его любимым местом во Дворце Харрингтон. Если подборка книг отражала личные вкусы и пристрастия Хонор, то у них двоих было больше общего, чем казалось Хэмишу раньше. Впрочем, с ухмылкой подумал адмирал, помимо книг сюда манят уютная обстановка, удобная, со вкусом подобранная мебель и тишина. Особенно тишина.

Отведя спинку кресла назад и развалившись на сиденье, граф ухмыльнулся еще шире. Благодаря высокому происхождению его с юности приглашали на самые изысканные великосветские рауты и банкеты Звездного Королевства, из чего, однако, отнюдь не следовало, будто такое времяпрепровождение его увлекало. Правда, родители научили Хэмиша светскому притворству, и он, изображая, как ему нравятся званые вечера, порой доходил до того, что и впрямь находил некоторые из них вполне приятными, однако в большинстве случаев предпочел бы провести время с книгой или у старомодного экрана. Ну а торжественность сегодняшнего бала попросту обратила его в бегство.

Не то чтобы ему не нравились хозяева: грейсонцев граф уважал и даже восхищался их категорическим нежеланием признать саму возможность существования задачи, решение которой окажется непосильным для их доблести, изобретательности и отваги. На военных советах среди кадровых офицеров адмирал чувствовал себя наилучшим образом, да и с гражданскими чиновниками – во всяком случае по практическим вопросам – у него редко возникали сложности. Но вот от здешней «классической» музыки у графа сводило челюсти, а мероприятия такого уровня, как сегодняшнее, без нее никогда не обходились. Но гораздо хуже было то, что общество Грейсона находилось в стадии стремительных перемен во всем. Двух этих фактов вполне хватало, чтобы внушить графу еще более сильную неприязнь к здешним официальным мероприятиям, нежели к мантикорским, однако избежать участия в них не было ни малейшей