История Грейсона оказалось иной. Общество было отброшено в «новое варварство»; ему пришлось начинать развитие заново, и это, при всех издержках и потерях, обогатило народ по-своему ценным опытом, сказывавшимся и в образе жизни, и в образе мышления, в котором ничего «незрелого» уж точно не было. Грейсонские взгляды на пути и цели социального строительства отличались от бытовавших в Звездном Королевстве, но главное различие заключалось в том что на Грейсоне продолжали задаваться вопросами о смысле и перспективах развития. На Мантикоре все судьбоносные вопросы считались давно решенными, а суть споров между центристами и либералами сводилась к тому, что каждая сторона утверждала, будто это пресловутое решение найдено именно ею. И в этом, несомненно, проявлялась имперская ограниченность. А уж эта черта нечасто обнаруживалась в речах и поступках подданных Бенджамина Мэйхью – каким бы предвзятым ни было отношение многих мантикорцев к Грейсону.
Еще большим удивлением Вильям проникся, когда осознал, что грейсонская цивилизация вдвое старше цивилизации Звездного Королевства: старые кварталы столицы Бенджамина буквально дышали древностью. Кое-где еще сохранились узенькие улочки, рассчитанные на проезд транспорта, приводимого в движение мускульной силой животных, и даже остатки фортификационных сооружений, призванных противостоять таранам и пороховым ядрам. Руины башен и защитных стен служили немым свидетельством сражений, которые пришлось вести планете, чтобы от полуодичания и вымирания подняться до нынешнего уровня развития. Долгое время никто в обитаемой Галактике вообще не знал, что здесь живут люди, и надеяться на чью-либо помощь не приходилось. Народ Грейсона нашел собственные ответы на поставленные перед ним историей вопросы и совершенно самостоятельно, не взаимодействуя с иными звездными нациями, развил столь отчетливое самосознание, что человек, попавший сюда из Звездного Королевства очень скоро сталкивался с неловким ощущением, будто старшим партнером в Альянсе является именно Грейсон.
Откинувшись, Вильям Александер отпил глоток ледяного чая и огляделся, оценивая церемониальное великолепие главного зала Старого Дворца. В Звездном Королевстве чай подавали только горячим, однако на Грейсоне холодный чай с сахаром и лимоном являлся самым распространенным напитком. Богатая вкусовая гамма и необычный аромат понравились гостю: напиток имел все шансы войти в моду на мантикорских летних приемах. Великолепный Вилли решил опробовать его на первом же обеде, который устроит по возвращении домой.
Впрочем, эта мысль была совсем мимолетной. Взгляд его скользнул по свисавшим с потолка знаменам, и он вновь преисполнился почтения перед памятью столетий. Главный зал находился в самом сердце Старого Дворца, циклопического каменного строения, возведенного для короля-воителя по имени Бенджамин Четвертый сразу по окончании гражданской войны.
В ходе той войны использовалось, возможно, примитивное с современной точки зрения, но все же рожденное индустриальной эрой оружие: танки, напалм и ядерные бомбы первого поколения. Однако Дворец был построен в соответствии с архитектурными традициями предшествовавшего столетия, и у Александера имелись свои соображения насчет мотивов этого решения. Вероятно, Бенджамин Великий желал внушить своим подданным, что отныне верховная власть принадлежит Мечу и Протектор более не является просто первым среди равных. Как и новая Конституция, Дворец, многократно превосходивший размерами феодальные резиденции землевладельцев, был призван сделать верховенство Меча наглядным и несомненным, а его мрачная монументальность служила отражением железной воли Протектора и характера его правления.
«И все-таки, – подумал Александер, – он немножко переборщил». Конечно, трудно ожидать, что великий полководец, политик и законодатель окажется еще и гениальным архитектором, однако Старый дворец, должно быть, воспринимался как явный анахронизм еще во время постройки. То есть уже шестьсот лет назад.
«Возможно ли, чтобы Бенджамин и Густав Андерман не совсем точно представляли себе, в каком времени они живут? – размышлял он. – В конце концов, Андерман воображал себя реинкарнацией… как там его звали?.. Фридриха Великого. Интересно, а чьим воплощением мог представлять себя Бенджамин Четвертый?»
Дитя неведомых замыслов Бенджамина, Старый дворец за время своего существования претерпел несколько существенных модернизаций, однако семейство Мэйхью с удовольствием переселилось в находившийся неподалеку, более удобный и современный Дворец Протектора. И тем не менее Старый дворец был древнее Звездного Королевства Мантикоры – притом что его мощные, сложенные из гигантских глыб стены до сих пор не поддались разрушительной силе времени. Главный зал, вымощенный мраморными плитами, был на высоте трех этажей перекрыт потемневшими от времени тесанными потолочными балками метровой толщины. С балок свисали знамена, некоторые из них выцвели и поблекли настолько, что их невозможно было идентифицировать, однако знамя, висевшее над троном Протектора, Александер мог бы назвать точно. Вышитый на нем герб был почти неразличим; просто Хэмиш помнил, что Бенджамин Великий приказал поместить над троном знамя прекратившего свое существование лена Бэнкфорт. Оно оставалось на этом месте уже шестьсот земных лет.
Несмотря на почтенный возраст, главный зал имел все – довольно странно сочетавшиеся с архаичной архитектурой и обстановкой – современные удобства: освещение, отопление, кондиционирование и системы фильтрации, которыми могла бы гордиться любая космическая станция.
И подобно самому помещению, заполнившие его люд тоже представляли собой странную смесь древности и современности. Женщины, в своих причудливых нарядах, со сложными, замысловатыми прическами, выглядели, словно актрисы разыгрывающие историческую пьесу, да и официальные наряды многих мужчин выглядели не менее архаично. Александер понятия не имел, по каким причинам столь бессмысленная деталь туалета, как «галстук», не раз выходившая из моды, упорно сохранялась среди элементов парадного мужского костюма. Издалека бросаясь в глаза, галстуки резко выделяли грейсонцев среди мантикорцев и иных иномирян. Однако кое-кто из местных жителей носил платье, современное и модное даже по меркам Звездного Королевства. Большинство женщин, включая обеих жен Протектора, были одеты с элегантной простотой – которую, как подозревал Александер, ввела в обиход Хонор Харрингтон. Да и некоторые представители сильного пола изменили грейсонским одеяниям ради более удобной современной одежды.
Больше всего мантикорца удивляло множество мужчин и почти полное отсутствие женщин в военной форме. Неблагоприятные природные условия долгое время препятствовали росту населения Грейсона; лишь в последние пятьдесят или шестьдесят лет эта тенденция переломилась, а в последнее десятилетие был отмечен настоящий демографический бум. В настоящее время общая численность населения планеты приближалась к трем миллиардам, иными словами, к численности населения трех планет Звездного Королевства. Правда, в силу генетического перекоса рождаемости, лишь семьсот пятьдесят миллионов из них принадлежали к мужскому полу. Женщинам же было запрещено поступать на военную службу еще в первые годы колонизации. В результате численность грейсонских вооруженных сил составляла едва ли четверть мантикорских, хотя в процентном отношении занятость мужского населения Грейсона в различных силовых структурах была значительно выше, чем на Мантикоре.
И у постороннего могло создаться впечатление, будто все эти военные собрались сейчас в огромном зале Старого дворца в ожидании торжественного обеда.
«Вот почему, – неторопливо размышлял Вилли Александер, грейсонцы смотрят на войну с Народной Республикой совсем иначе, чем мантикорцы». Верховный адмирал Мэтьюс затрагивал эту тему во время
