ее правительством, но и перед ней лично. В долгу за военные корабли, спасшие планету от масадского вторжения, за кредиты и займы, за техническую помощь, преобразовавшую их общество и их мир. А теперь еще и за неуклонную цепь побед, перебившую наконец хребет Народному флоту.
Войну можно было считать выигранной. В кои-то веки сошлись в выводах и практики, и теоретики… а с ними соглашалась общественность Альянса. Особый прилив гордости Хонор ощущала всякий раз, когда думала об Элис Трумэн, отчаянных командах крохотных ЛАКов и операции «Лютик». Гордилась она и командующим Восьмым флотом, осуществившим неслыханный в истории, неудержимый прорыв в глубь вражеского пространства. Она жалела, что не участвует в наступлении сама, но была уверена, что Хэмиш Александер, Элис, Алистер МакКеон и другие офицеры, которых она знала и с которыми служила, справятся с задачей ничуть не хуже.
А ей выпало находиться на Грейсоне, и она собственными глазами видела, как высоко ценит народ эти победы.
Елизавета и ее свита уже ступили на последний пролет, и мысли Хонор вернулись к настоящему. Время помечтать о Восьмом флоте у нее еще будет, а сейчас ее ждали другие обязанности. С Державным Мечом в руках она шагнула вперед, дабы приветствовать свою монархиню от имени своего сеньора.
– О Испытующий, как я рад, что все это кончилось, – простонал Бенджамин Мэйхью, падая в кресло.
Не в пример Елизавете он при первой возможности сбросил стеснительное официальное одеяние, переодевшись в слаксы и рубашку с открытым воротом без нелепого, архаичного «галстука». Елизавета была в мантикорском парадном одеянии: впервые за всю историю Зала Землевладельцев в его стенах появилась женщина в брюках. Кое-кого из Ключей это наверняка потрясло, но зато королева чувствовала себя комфортно. Сейчас она ограничилась тем, что скинула фрак, и с улыбкой приняла у Прествика высокий бокал с прохладительным напитком.
– Ваш народ полон… энтузиазма, – заметила она.
Протектор рассмеялся.
– Вы хотите сказать, что мы тут орда бесноватых фанатиков, – уточнил он. – Да, когда смотришь репортажи о сдержанном и суровом народе Грейсона, то не всегда понимаешь, о какой планете идет речь.
– Трудно винить людей за то, что они дают волю чувствам в такой момент, – заметила Хонор со своего кресла.
Она и лорд Прествик были единственными, находившимися в этом помещении землевладельцами, но присутствовали совершенно в ином качестве. Прествик был приглашен как канцлер, а Хонор как Чемпион Протектора (а заодно, по желанию Елизаветы, как герцогиня Харрингтон). Премьер-министр Аллен Саммерваль, само собой, представлял собой королевское правительство.
Услышав слова Хонор, Бенджамин покосился на нее, и она пожала плечами.
– Межзвездная Служба Новостей только что выдала репортаж об очередной катавасии в Новом Париже. Народной Республикой теперь единолично заправляет этот мясник Сен-Жюст. Меня этот факт не радует, да и широкую общественность, полагаю, тоже. Но причины, сделавшие неизбежным его приход к власти, указывают, что оппозиция Комитету куда серьезнее, чем предполагалось… и общий коллапс Республики возможно, самый быстрый путь покончить с этой войной. Кроме того, в той же передаче обнародовали рассекреченную часть донесений графа Белой Гавани.
– То есть вы хотите сказать, что весь этот восторг был вызван отнюдь не моим несравненным обаянием и красноречием? – жалобно спросила Елизавета.
Все, кроме телохранителей, покатились со смеху.
– Думаю, эти факторы сыграли не последнюю роль, – заверил, отсмеявшись, Бенджамин. – Ваша идея с визитом оказалась блестящей. Скажу прямо, на Грейсоне было немало людей, убежденных в том, что вы просто-напросто марионетка. Будучи не в состоянии представить себе, что столь могущественная держава может управляться столь легкомысленным существом, как женщина, они вбили себе в голову, будто за вашим декоративным троном прячется истинный правитель – разумеется, мужчина, – который и дергает за веревочки. А после того, как грейсонцы увидели вас воочию, нелепость этой выдумки стала столь очевидной, что всякий вздумавший высказать ее вслух будет просто осмеян.
– И время визита, ваше величество, выбрано чрезвычайно удачно, – вставил Прествик. – В общественном сознании ваше прибытие связано с коренным переломом в ходе войны. Конечно, никто не приписывает перелом именно вашему визиту, но в эмоциональном плане ваше прибытие и победы на фронтах неразделимы в сознании не только народа, но и, как я полагаю, очень многих землевладельцев.
– А это еще один гвоздь в крышку гроба их убеждения в том, будто женщине не следует заниматься серьезными делами, – с улыбкой добавил Бенджамин. – Кэтрин с Элейн снова ткнули меня в это носом за завтраком. Порой мне кажется, что для их спокойствия и радости я просто обязан быть старомодным ретроградом и шовинистом: это дало бы им возможность позлорадствовать по поводу моего конфуза. К счастью, они с удовольствием злорадствуют в моем присутствии по поводу других ретроградов, а это не намного хуже.
– Могу себе представить, – со смехом согласилась Елизавета.
Королева и жены Протектора сразу прониклись взаимной симпатией, а Рэйчел Мэйхью пришла в восторг и глубочайшее изумление, обнаружив, что кот, спутник королевы Мантикоры, моложе ее Хиппера и лучше владеет языком жестов. Как и сама Хонор, семейство Мэйхью еще только приноравливалось к разговорам древесных котов за обеденным столом. Правда, во Дворце Протектора только один кот… ну сейчас, в связи с прибытием Елизаветы и Ариэля, два. А в Харрингтон-хаусе их, считая Нимица с Самантой, тринадцать, и все, включая котят, виртуозно владеют новообретенным средством общения. Хонор не переставала радоваться полноценному общению со своим шестилапым другом, но наблюдать за тем, как тринадцать котов одновременно изъясняются знаками, причем каждый в своей манере, было все равно что оказаться внутри старинного поршневого двигателя.
Уловив ее настроение, Нимиц, сидевший на спинке стула, издал чирикающий смешок, и она ощутила волну нежности.
– Да, – сказал Бенджамин, – Генри прав. Наши консерваторы разбиты наголову. Вся агитация Мюллера пошла насмарку: на избирательных участках его ждет полный провал. Достаточно вспомнить выражение лица, с которым он вручал вам «камни памяти».
