отправила по тактической сети совершенно невинную с виду команду одной из бесчисленных оперативных программ, которые загружала на корабли Двенадцатого флота на протяжении тридцати двух стандартных месяцев.
– Ой! – сказала она.
Сен-Жюст расправился с очередным отчетом и приложил большой палец к сканеру. Утро выдалось продуктивным, подумал он, сверившись со временем, и не только для него.
Керсейнт творил чудеса на дипломатическом фронте. Он уговорил мантикорцев провести первый раунд предварительных переговоров здесь, в Новом Париже, и три дурака, присланных бароном Высокого Хребта, увязли в бесконечных дискуссиях относительно формы стола для будущих совещаний. Гражданин Председатель позволил себе издать смешок и покачал головой.
При таких темпах приблизиться к серьезному вопросу можно было разве что за полгода, и его это вполне устраивало. Все шло замечательно. Правда, поначалу многие в Республике впали в уныние, заговорили даже о «капитуляции» (именно так преподносили случившиеся манти и межзвездные службы новостей), но скоро до всех дошло, что враг больше не захватывает системы Республики, как ему заблагорассудится.
А тем временем Народный флот – точнее, те объединенные военные силы, которые переваривали старый кадровый состав под командованием БГБ, – уже делали первые успехи в разработке приемов противодействия новому вражескому оружию. Или, во всяком случае, снижения его эффективности. Тейсман как раз собирался выступить по этому поводу на кратком совещании, проводимом еженедельно по средам, и Сен-Жюст мысленно поздравил себя с еще одним достижением. Гражданин адмирал оказался настоящей находкой. Его назначение успокоило часть кадровых офицеров, он был напрочь лишен политических амбиций и отлично понимал, что остается командующим флотом метрополии и живым человеком лишь до тех пор, пока устраивает Сен-Жюста.
А когда сюда доставят Турвиля с Жискаром, он, Сен-Жюст, сможет наконец связать все оборванные ниточки и заняться настоящей чисткой…
Вселенная качнулась, точно обезумев.
Ничего подобного Сен-Жюст никогда не испытывал. Только что он сидел в кресле, а миг спустя, не понимая, как это произошло, оказался под столом. Взрыв громыхнул так, что, несмотря на звукоизоляцию кабинета, у Оскара чуть не лопнули барабанные перепонки. Вселенная всколыхнулась снова. И еще раз. Каждый толчок сопровождался оглушительной какофонией звука.
Цепляясь за письменный стол, он с трудом – помещение беспрерывно сотрясали толчки, хотя теперь меньшей силы, – поднялся на ноги и закашлялся. Пыль поднималась снизу, не иначе как от ковра, падала сверху, с потолка, мысленно фиксировал он, удивляясь, что после такой встряски его мозг еще способен к умозаключениям. Некоторое время он пребывал в ступоре, заворожено пялясь на дрейфующую в воздухе пыль.
Новый удар вырвал его из полузабытья. Этот толчок был слабее предыдущих, но он повторился как минимум дюжину раз, а потом Сен-Жюст услышал гудение пульсеров и смертоносный свист трехствольников и понял, что означали эти удары. Штурмовые шаттлы делали проломы в стене и расширяли их, чтобы могли ворваться десантно-штурмовые группы.
Бросившись к письменному столу, он рывком выдвинул ящик, схватил хранившийся там на всякий случай пульсер и помчался к выходу. Он не понимал, что происходит, но полагал, что надо сначала отсюда выбраться, а уж потом…
Дверь исчезла в облаке щепок за миг до того, как он успел до нее добраться. Силой взрыва его отшвырнуло назад, и он распластался на полу. Оружие с глухим стуком ударилось о стену и покатилось по ковру. Сен-Жюст привстал на четвереньки, потряс головой. Все лицо было в крови из-за впившихся щепок и заноз, но ему было не до того. Весь мир сосредоточился для него на пульсере, до которого следовало доползти во что бы то ни стало. Взять оружие, подняться на ноги и бежать к скрытой за кабинетом его секретаря шахте секретного лифта, который поднимет его к ангару на крыше башни.
Прямо перед ним на пол со стуком опустилась нога, и он замер, узнав черный, как сажа, синтетический сплав боевой брони. Его взгляд поднялся сантиметров на двадцать пять выше уровня головы и остановился, сфокусировавшись на стволе импульсного ружья военного образца.
Не понимая, что происходит, он приподнялся на колени, отстраненно прислушиваясь. Появились еще чьи-то ноги, с треском и грохотом топча обломки мебели его разгромленного кабинета. Из приемной валил дым, доносились вопли и звуки выстрелов из всех видов ручного оружия, но шаги перекрывали все, как будто их звук проникал в его мозг, минуя уши. Теперь вторгшихся стало трое – двое в боевой броне и один во флотских ботинках.
Загудели сервомоторы экзоскелета, рука в боевой броне, ухватив Сен-Жюста за ворот, без труда – и без лишней грубости – поставила Председателя на ноги. Он утер кровь с лица и заморгал, пытаясь прояснить зрение. На это ушло несколько секунд, а когда зрение восстановилось, Сен-Жюст остолбенел, обнаружив перед собой Томаса Тейсмана.
По бокам гражданина адмирала стояли четыре бронированных пехотинца. При виде импульсного пистолета в руке Тейсмана глаза Сен-Жюста сузились. То был собственный пистолет гражданина Председателя, который он только что выронил. Пальцы Сен-Жюста сжались, словно пытаясь обхватить рукоять оружия, которого у него больше не было.
– Гражданин Председатель, – спокойно поздоровался Тейсман.
Сен-Жюст обнажил зубы в гримасе.
– Гражданин адмирал, – выдавил он в ответ.
– Ты допустил две ошибки, – сказал Тейсман. – Скорее, даже три. Первая заключалась в том, что, назначив меня командовать флотом столицы, ты не приставил для надзора за мной другого комиссара. Вторая состояла в том, что ты не распорядился о полном уничтожении файлов адмирала Грейвсон. Мне потребовалось время, чтобы обнаружить один из ее секретных файлов, но и оно было потрачено не впустую. Не знаю, что именно случилось, когда МакКвин предприняла свою неудачную попытку: возможно, Грейвсон запаниковала и побоялась выступить, узнав что при первой атаке МакКвин не удалось ни убить тебя вместе с Пьером, ни захватить в плен. Так или иначе, когда я решил продолжить игру с того места, на котором остановилась МакКвин, ее секретный файл подсказал мне, с кем надо связаться.
Он умолк. Несколько мгновений Сен-Жюст смотрел на него, потом встряхнул головой.
– Ты говорил о трех ошибках, – сказал он. – В чем заключалась третья?
