Она торопливо покачала головой.
– Дев, я абсолютно уверена в том, что ты вовсе не помышлял стать графом. Это у нас семейное: я ведь тоже не рвалась в графини. Но ее величество не предоставила мне выбора, да и тебе, надо думать, тоже.
– Честно говоря, даже в меньшей степени, – подтвердила Елизавета, прежде чем Девон успел ответить. – На то у меня имелось несколько причин. Стыдно признаться, но одна сводилась к стремлению сплотить сторонников активных военных действий, бессовестно воспользовавшись негодованием, охватившим общественность в связи с вашей, дама Хонор, казнью. Публичная поддержка прав вашего кузена стала неплохим способом удержать общественное внимание и еще больше подогреть страсти. Конечно, были и другие мотивы, не столь предосудительные, хотя, наверное, не менее расчетливые…
– Э-э… – Не справившись с ответом, Хонор лишь дала понять, что хотела бы услышать продолжение.
Мишель Хенке и Аллен Саммерваль обменялись усмешками. Губы Елизаветы тоже дрогнули, но она сумела подавить улыбку.
– Да, – пояснила королева. – Один из них заключался в том, что у меня имелись свои счеты с оппозицией.
Намек на улыбку исчез, и в голосе зазвучала сталь. Поговаривали, что Елизавета не прощает обид, и если уж имеет на кого-то зуб, то – пусть даже приходится ждать не один год – ее немилость отливается очень горькими слезами. В настоящий момент Хонор готова была поверить этим слухам.
– Решение исключить вас из палаты лордов после дуэли с Юнгом задело меня сразу в нескольких аспектах, – сказала королева после недолгой паузы, покачав головой, и откинулась на спинку кресла. – Во- первых, я была возмущена нанесенным вам оскорблением, поскольку прекрасно знала, что вынудило вас преследовать Юнга.
При этих словах королева переглянулась с Хенке. Хонор понятия не имела, что стояло за обменом взглядами: нахлынувшие воспоминания заставили ее внутренне сжаться от ярости и боли.
– Возможно, – продолжила Елизавета, – я предпочла бы видеть вызов на дуэль в менее демонстративной форме, однако мне нетрудно понять, что заставило вас принять именно такое решение. И хотя официальная позиция Короны состоит в том, что дуэли представляют собой традицию, без которой вполне можно обойтись, юридически вы имели полное право вызвать его, а он, повернувшись раньше времени и выстрелив вам спину, утратил право на жизнь. Тот предлог, который использовала оппозиция, чтобы исключить вас из Палаты – вы, мол, выстрелили в безоружного человека, притом что он разрядил магазин, стреляя в вас со спины, – привел меня в бешенство и как женщину, и как королеву. Главное ведь, эти лицемеры прекрасно все понимали и предприняли свой демарш с единственной целью: расквитаться с правительством герцога Кромарти и со мной за то, что мы продавили через парламент объявление войны. Откровенно говоря, этот момент имел для меня особое значение. Конечно, хотелось бы сказать, будто я пришла в ярость главным образом из-за вас, однако вы сами теперь правительница и наверняка понимаете, что позволять недоброжелателям безнаказанно оскорблять верховную власть неразумно: такую политику нельзя назвать дальновидной. Я не могла потворствовать покушению на прерогативы Короны и правительства. Мало кто понимает, что наша Конституция и по сей день представляет собой не монумент, отлитый в керамобетоне, а динамический баланс множества разнонаправленных сил. Первоначально реальные властные полномочия в колонии принадлежали именно Палате Лордов, однако Елизавета Первая сумела перетянуть канат в сторону исполнительной власти, опираясь при этом на палату общин. Всем Винтонам прекрасно известно, как сформировалась нынешняя система управления, и мы не намерены уступать наши права кому бы то ни было. Угроза со стороны хевов лишь укрепила нашу решимость поддерживать стабильность, которая ставится под угрозу всякий раз, когда авторитет Короны подвергается сомнению. Вот главная причина, по которой я просто не могла позволить себе смириться с вашим изгнанием из палаты. Но едва у меня созрел план действий, как на нас обрушилось известие о вашей казни. В этой ситуации мне не пришло в голову ничего лучшего, чем передать титул вашему наследнику, пожаловать ему соответствующие владения и при первой возможности ввести его в палату лордов. Причем сделать это так, чтобы у оппозиционных пэров не оставалось ни малейших сомнений относительно побуждений, которыми я руководствуюсь. Благо на волне всеобщего негодования, вызванного расправой над вами, никто из них не осмелился бы и пикнуть. Надеюсь, дама Хонор, – на лице Елизаветы появилась волчья улыбка, – вы не в претензии на меня за то что я руководствовалась столь низменными соображениями.
– Напротив, ваше величество. Мысль о том, что вашими стараниями кое-кто из достопочтенных членов палаты лордов получил хороший щелчок по носу, вызывает у меня самые радостные и теплые чувства.
– Я почему-то так и думала.
Две женщины в полном согласии обменялись улыбками, но спустя мгновение Елизавета глубоко вздохнула.
– Однако ваше воскрешение из мертвых существенно изменило ситуацию. Получается, что я совершила лишний маневр и сама лишила вас места в палате, передав ваш титул кузену. Конечно, с юридической точки зрения титул, можно вернуть: вы живы, а прецедентов возврата наследственных прав, включая и пэрство, в связи с ложным известием о кончине, в нашей истории немало. Но это поставило бы меня и правительство в неловкую ситуацию, ведь совсем недавно мы с герцогом Кромарти рьяно настаивали на введении в палату лорда Девона.
– Понятно… – Хонор пробежала пальцами по пушистой спинке Нимица, кивнула и уже более твердо повторила: – Понятно, ваше величество. Я имею в виду и ваши объяснения, и тот факт, что у вас имеется некий план.
– Я же говорила, Бет, у нее котелок варит, – хихикнула Хенке.
– Можно подумать, Мика, будто без тебя я этого не знала, – отозвалась Елизавета. – Другое дело, что она вдобавок чертовски упряма. Могу я спросить, дама Хонор, не пересмотрели ли вы свою позицию по отношению к медали «За Доблесть»?
Хонор продолжала смотреть на королеву, но краешком глаза заметила, как напряглась Хенке.
– Нет, ваше величество, не пересмотрела, – почтительно, но твердо произнесла леди Харрингтон.
Елизавета вздохнула.
– Я бы просила вас задуматься, – настойчиво сказала она. – В свете того, что вы совершили…
– Прошу прощения, ваше величество, – с учтивой решительностью возразила Харрингтон, – но резоны, приводимые вами и его светлостью, меня не убеждают.
