Адвокат Виктора — и как это им удалось найти кого-то, согласившегося защищать его? — посмотрел в свои бумаги и поднял взгляд на Дмитрия.
— Судя по тому, как развивались события, имела место некоторая задержка между моментом, как она это обнаружила, и другим, когда вы подняли тревогу.
Дмитрий кивнул, полностью сохраняя самообладание.
— Она не могла действовать в соответствии с тем, что ей стало ясно, поскольку мистер Дашков наложил на нее заклинание, заставившее ее напасть на меня.
Меня поразило, как спокойно он произнес эти слова. Даже адвокат, казалось, ничего не заметил. Только я видела — возможно, потому, что хорошо знала его, — как неприятно Дмитрию лгать. Ох, он делал это, потому что хотел защитить нас — меня в особенности. Однако что-то умирало в нем, когда он стоял там, под присягой, и лгал. Дмитрий не лишен изъянов, хотя когда-то мне он казался совершенным, но он всегда стремился быть правдивым. Однако сегодня не мог позволить себе этого.
— Мистер Дашков работает с магией земли. Некоторые, использующие эту силу и достаточно сильные в принуждении, могут воздействовать на наши низменные инстинкты, — продолжал Дмитрий. — В данном случае он с помощью некоего предмета разжег ее гнев и подтолкнул к насильственным действиям.
Слева от себя я услышала звук — как будто кто-то подавил смешок. Судья, пожилая, но энергичная моройская женщина, сердито посмотрела в ту сторону.
— Мистер Дашков, пожалуйста, уважайте правила приличия в суде.
Виктор, все еще улыбаясь, замахал руками, как бы извиняясь.
— Мне ужасно жаль, ваша честь и ваше величество. Кое-что в свидетельских показаниях стража Беликова заставило разыграться мое воображение, только и всего. Больше этого не повторится.
Я затаила дыхание, ожидая, что сейчас будет нанесен удар. Этого не произошло. Дмитрий закончил давать показания, и вызвали Кристиана. Его рассказ был недолог. Когда Лиссу похитили, он был с ней и его просто нокаутировали. Его вклад состоял в том, что он опознал некоторых стражей Виктора, участвовавших в похищении. Когда Кристиан сел, настала моя очередь.
Я встала, от всей души надеясь, что выгляжу спокойной под устремленными на меня взглядами — и в особенности под взглядом Виктора. Вообще-то я старалась не смотреть на него. Назвав свое имя и поклявшись говорить правду, я внезапно со всей силой ощутила то, что совсем недавно переживал Дмитрий. Я стояла перед всеми этими людьми, я поклялась быть честной, но знала, что солгу, если будет поднят вопрос о заклинании вожделения.
Моя версия была предельно проста. Я сообщила некоторые детали, предшествующие похищению, а именно о том, как Виктор расставлял ловушки с целью проверить силу Лиссы. В остальном мой рассказ совпадал с тем, что говорили Дмитрий и другие стражи.
Я уже признавалась прежде, что умею убедительно врать, и проскочила часть касательно заклинания нападения с такой легкостью, что никто и внимания не обратил. За исключением Виктора. Несмотря на старания не смотреть на него, я, говоря о заклинании, нечаянно бросила взгляд в его сторону. Он сверлил меня взглядом, губы кривила самодовольная усмешка. И его самодовольство, поняла я, объяснялось не просто тем, что он догадывался — я лгу, но и тем, что он знал правду. Этим взглядом он давал мне понять, что имеет власть надо мной и Дмитрием, власть уничтожить нас перед всеми этими людьми — чем бы там Дмитрий ни грозил ему. Я изо всех сил старалась сохранять спокойствие, чтобы Дмитрий мог гордиться мной, но сердце бешено колотилось.
Допрос, казалось, тянулся целую вечность, хотя умом я понимала, что фактически несколько минут. Я закончила, испытав огромное чувство облегчения, когда Виктор не стал задавать мне никаких вопросов, и потом настала очередь Лиссы. Как жертва, она первая сдвинула рассказ с мертвой точки, и ее история всех захватила. Никто никогда не слышал ничего подобного. Я также осознавала, что, не отдавая себе в этом отчета, Лисса использовала порожденную духом харизму. Думаю, харизма исходила оттуда же, откуда и принуждение. Люди просто не могли не проникнуться к ней сочувствием. Когда Лисса описывала, каким пыткам подвергал ее Виктор, чтобы заставить исцелить себя, лица многих побледнели от потрясения. Даже суровая маска Татьяны слегка дрогнула, уж не знаю от чего, от жалости или просто от удивления.
Самое поразительное, однако, было то, как спокойно Лисса сумела изложить свою историю. Внешне она выглядела полностью уравновешенной и прекрасной. Но, описывая, как приспешник Виктора терзал ее, она заново переживала весь ужас, всю боль той ночи. Тот человек владел магией воздуха и играл с этой стихией, то полностью лишая ее доступа воздуха, то заставляя задыхаться от его обилия. Это было ужасно, и тогда я переживала все это вместе с ней. Да и сейчас тоже — когда она пересказывала эти события. Все мучительные детали были живы в ее сознании, и давняя боль эхом отдавалась в нас обеих. Мы обе почувствовали облегчение, когда она закончила давать показания.
И, наконец, настала очередь Виктора. Глядя на выражение его лица, вы ни за что не догадались бы, что это его судят. Он не был зол или возмущен. Он не раскаивался. Он не оправдывался. Он выглядел так, словно мы все собрались здесь просто поболтать и ему абсолютно не о чем беспокоиться. Каким-то образом это лишь разожгло мой гнев.
Даже отвечая, он говорил так, будто все его действия были полностью обоснованы. Когда обвинитель спросила его, почему он делал то, что делал, он посмотрел на нее как на сумасшедшую.
— Ну, у меня просто не было выбора, — любезно ответил он. — Я умирал. Никто не позволил бы мне открыто экспериментировать с силой принцессы. Как бы вы поступили на моем месте?
Обвинитель проигнорировала последний вопрос, силясь что было мочи, чтобы скрыть испытываемое ею отвращение.
— И вы также сочли необходимым убедить свою дочь обратиться в стригоя?
Все в зале непроизвольно заерзали. Одна из самых ужасных вещей касательно стригоев та, что ими не рождаются, ими становятся. Стригои может превратить человека, дампира или мороя в стригоя, если напьется его крови, а потом заставит его выпить своей. При этом не важно, хочет того жертва или нет. Важно, что, став стригоем, она теряет связь с прошлым и вместе с ним все нравственные устои. Она сама становится монстром и убивает других, чтобы выжить. Стригои обращают тех, кто, как они считают, может усилить их ряды.
Существует и иной способ стать стригоем — если морой по доброй воле решит убить другого, полностью выпив его кровь. При этом магия и жизнь внутри такого мороя разрушаются. Родители Кристиана именно так и поступили, потому что любой ценой хотели стать бессмертными. Дочь Виктора сделала это по его просьбе. Став стригоем, она обрела дополнительную силу и скорость, что помогло ей освободить его; как он полагал, его «высокие» цели стоили такой жертвы. И снова Виктор не раскаивался.
— Наталья сама приняла это решение, — заявил он открыто.
— Можете ли вы сказать то же самое обо всех, кого использовали в своих целях? И стража Беликова и мисс Хэзевей вы тоже ничего не заставляли делать?
Виктор усмехнулся.
— Ну, это как подойти. По правде говоря, не думаю, что они были против. Однако если у вас после этого разбирательства найдется время, ваша честь, возможно, вам захочется рассмотреть дело о попытке совращения несовершеннолетней.
Я замерла. Он сделал это! В самом деле сделал. Я ожидала, что взгляды всех присутствующих обратятся на меня и Дмитрия, однако этого не произошло. Большинство потрясенно смотрели на Виктора. И тут я поняла — именно на такой эффект он и рассчитывал. Он просто хотел подразнить нас, ни в малейшей степени не ожидая, что его слова воспримут всерьез. Чувства Лиссы, проникшие в меня через нашу связь, подтвердили это.
Она восприняла слова Виктора как попытку отвлечь внимание от себя, придумав байку обо мне и Дмитрии. И была в ужасе, что Виктор опустился до такой низости.
Судья среагировала так же и сделала Виктору замечание за то, что он уклоняется от темы. К этому моменту большинство вопросов было уже задано. Юристы произнесли заключительные речи, настало время королеве огласить свой вердикт. Я снова затаила дыхание, взволнованно ожидая ее решения. Виктор не отрицал ни одного предъявленного ему обвинения. Доказательства были неопровержимы, спасибо моим друзьям свидетелям, но, как отмечал даже сам Виктор, в королевской среде очень сильна коррупция. В королеве запросто могло восторжествовать нежелание скандала с участием столь хорошо известного человека. Пусть никто не будет знать деталей, заключение его в тюрьму все равно породит слухи. Может, такое развитие событий ее не устраивает. А может, Виктор и ее подкупил.
И все же она объявила Виктора виновным и приговорила к пожизненному тюремному заключению — в другой тюрьме, не здесь, при дворе. Я слышала немало рассказов о моройских тюрьмах; судя по всему, там было ужасно. Скорее всего, его новый дом будет сильно отличаться от той камеры, в которой мы его нашли. Слушая приговор, Виктор сохранял спокойствие и как бы даже находил все это забавным — в точности как вчера. Мне это не нравилось. Наш разговор с ним наводил на мысль, что он не намерен мириться с ситуацией так безмятежно, как изображал. Я надеялась, что его будут хорошо охранять.
По жесту королевы формальная сторона дела была окончена. Все встали, переговариваясь между собой, а она зорким взглядом скользила по лицам, видимо что-то отмечая в уме. Когда Виктора выводили из зала, он снова прошел мимо нас, но на этот раз остановился и заговорил:
— Василиса, я верю, что с тобой все будет хорошо.
Она не отвечала. Она по-прежнему ненавидела и боялась его, но теперь, когда прозвучал этот вердикт, в конце концов, поверила, что он не сможет больше причинить ей вред. Настал своего рода конец главы, которая тянулась не один месяц. Теперь она могла идти дальше и надеяться, что со временем жуткие воспоминания поблекнут.
— Жаль, что у нас не было возможности поговорить, но, уверен, для этого еще будет случай, — добавил он.
— Пошли, — сказал один из стражей, и его увели.
— Он сумасшедший, — пробормотала Лисса. — Просто поверить не могу… в смысле, как он мог сказать такое о тебе и Дмитрии.
Дмитрий стоял позади нее. Я подняла взгляд. На его лице читалось то же выражение облегчения, что и на моем. Сегодня мы прошли по канату над бездной — и победили.
Кристиан подошел к Лиссе, обнял ее и долго не отпускал. Я смотрела на них… с нежностью, сама удивляясь этому. Почувствовав прикосновение к плечу, я подскочила от неожиданности. Адриан.
— Ты в порядке, маленькая дампирка? — спросил он тихо. — Дашков намекал на кое-что… ммм… непристойное.
Я подошла ближе к нему и тоже понизила голос.
— Никто ему не поверил. Я в порядке. Спасибо, что спрашиваешь.
Он улыбнулся и легонько стукнул меня по носу.
— Два «спасибо» за много-много дней. На особую благодарность мне… ну, наверное, не стоит рассчитывать?
