многие их вещи пронизаны героико-романтическим началом, которое, как мы знаем, особенным образом воздействует на души и сердца.
У того же Е.Носова, например есть небольшая повесть “Солнечный Ветер”. В милитаристской Японии Солнечными Ветрами называли летчиков-камикадзе. У Е.Носова Солнечные Ветры — посланцы из будущего, “корректировщики случаев”. Они призваны предотвращать пагубные для общественного развития катаклизмы. “Они уходили в прошлое, чтобы донести туда свет. Они были обречены на это, сотня прометеев, которые пожертвовали всем, чтобы на Земле не иссяк никогда животворный источник. Это было единственное военизированное подразделение на всю планету. Несколько сотен людей, которые… изучали военное искусство и технику уничтожения с середины двадцатого и до начала двадцать второго веков христианского летоисчисления. Но никто из них никогда еще не воевал, хотя уходили один за другим на поля сражений и никогда уже не возвращались”.
Герой повести выполняет ту же благородную миссию. Он предотвращает ядерный конфликт, нейтрализуя ложную информацию о ракетном ударе врага, которую выдал спутник слежения ПВО на станцию наведения (явная аналогия с СОИ), куда в качестве американского военнослужащего и внедрился Солнечный Ветер.
Параллельно проигрывает автор и другой вариант — уже без вмешательства Солнечного Ветра, когда ошибка принята за истину и сидящие за пультом станции наведения, четко следуя инструкции, наносят контрудар, развязывая тем самым атомную войну. Монтаж двух этих параллельных планов позволяет Е.Носову полнее и ярче оттеснить ужас возможной трагедии, а также психологическое состояние людей, волей или неволей оказавшихся у ее истоков.
Я бы, правда, поспорил с автором повести о правомерности самого способа исторического, так сказать, вмешательства. Чувствуется, Е.Носов в том и сам не совсем уверен, поскольку пишет, что в эпоху, откуда появился Солнечный Ветер, ученые долго дебатировали — вмешиваться или не вмешиваться в прошлое. Решили — ради блага человечества вмешиваться. Но мне кажется, что у этой проблемы однозначное и совсем иное решение: искусственное вмешательство в историю даже с самыми благими намерениями ей совершенно противопоказано.
Впрочем, возвращаясь к мысли о героико-романтическом начале, повесть Е.Носова “Солнечный Ветер” привлекает не столько научно-фантастической интригой и антивоенной направленностью (хотя и ими, разумеется, тоже), сколько авторской убежденностью в том, что в лучших представителях рода людского самоотверженность, героизм, готовность пожертвовать собой во благо человечества никогда не иссякнут и что в громадной мере именно этим, не подвластным времени, прекрасным качествам обязан общественный прогресс.
Чаще всего, пожалуй, героико-романтическое начало в произведениях молодых фантастов выступает в детективно-приключенческой форме.
Вот и повесть красноярца Александра Бушкова представляет собой типичный боевик с научно- фантастической начинкой. Есть здесь бесстрашный супермен, он же резидент Совета Безопасности с романтическим рыцарским именем Ланселот; есть противостоящие ему (и всей остальной планете) силы в лице Полковника и Генерала из некоего самоизолировавшегося, не признающего всеземные законы ООН государства; есть слежки, погони, стрельба и убийства, причиной которых стало…появление космического Пришельца, вернее, его очень странное поведение.
Дело в том, что Пришелец, превратившись из конусообразного вначале предмета “в четыре автомобиля современных марок”, именуемых в дальнейшем “мобилями”, упорно уклоняется от каких-либо контактов. Тех же, кто упорно идет с ним на сближение, он своим пагубным воздействием на человеческий мозг приводит к “моментальному помешательству, после которого люди совершали самоубийства, немотивированные убийства, поджоги и прочие эксцессы”. Встает проблема: как быть с опасными “мобилями”? Уничтожить или продолжать попытки контакта? По обе стороны барьера к проблеме этой относятся по-разному (что, собственно, и дает энергию к раскручиванию сюжетной пружины), но сходятся в одном важном моменте — “к нему с самого начала отнеслись рационально и незатейливо — как к бешеному волку, которого надо обезвредить”, а не как к партнеру, пусть коварному, злонамеренному, но партнеру. Особенно касается это Генерала, для которого Пришелец — отличное средство удовлетворения личных амбиций; инопланетянин позволяет ему сыграть роль спасителя человечества от внеземной агрессии.
Впрочем, Генерал, до конца остающийся на своих крайних позициях, оказывается в одиночестве. Другие же герои повести в процессе противоборства с “мобилями” приходят к пониманию того, что исходить надо не только лишь из своего представления жизни, не навязывать свои правила существования, а пытаться услышать и ощутить совершенно иное, пусть и чуждое, грозно-непонятное состояние. Только тогда, вероятно, и будет возможен контакт, правда, не совпадающий с традиционным на него взглядом. Контакт, освобожденный от агрессивного страха перед таинственным, а потому кажущимся враждебным. Но для этого, предупреждает автор, рисуя драматические перипетии погони за Пришельцем, надо быть готовым к любым, даже самым, невероятным формам общения с представителями внеземных цивилизаций, чтобы в случае чего “не сводить это событие к примитивной драке с лазером в роли каменного топора”, чтобы не уподобляться древним, “из трусливой предосторожности убивающих любого чужеземца”. Мысль, пусть и не новая, но, безусловно, заслуживающая внимания и уважения.
Что касается “странностей” Пришельца, то для их объяснения А. Бушков предлагает не научную, как водится, а своего рода “психологическую” гипотезу.
“Почему-то мы считаем, что странствия по космосу… обязательно преследуют какую-то цель — устанавливать контакт, собирать научную информацию, искать какие-нибудь паршивые полезные ископаемые, — размышляет Полковник и задает себе вопрос: А почему, собственно, причиной космического странствия не может быть скука, тоска? — Должно быть, так с ним и случилось — непереводимая в земные образы и слова тоска гнала его сквозь холодную черную пустоту, а потом, когда на его пути оказалась планета, он также бесцельно носился по ее дорогам, и боль его, тоска его обладали такой силой, что передавались встречавшимся на пути, и те, кто был похож на него, становились его невольными жертвами? Может быть, это и есть разгадка?”
Может быть. Не буду оспаривать. Тем более, что не без помощи такого обоснования поведения Пришельца как тоскующего странника заурядный поначалу боевик обретает романтическую окраску, а к финалу даже и черты психологической драмы, ну, а сюжет находит, наконец, точку опоры.
Повесть А.Бушкова написана компактно, динамично, без каких-либо особых композиционных затей и формальных изысков. И читается этот художественный репортаж с операции по поимке космического Пришельца, несмотря на некоторые стилистические и языковые огрехи, достаточно легко. На всем протяжении повествования автору удается сохранить целостность восприятия, что уже само по себе немало.
Если вознамериться сравнить продукцию молодых фантастов по уровню насыщенности приключениями и суперфантастическими чудесами, то, наверное, повесть Виталия Пищенко “Миров двух между” окажется среди лидеров.
Действие ее происходит в очень далеком будущем, когда человечество на нашей планете, объединившись, живет одной семьей. Оно совершает сверхдальние космические рейсы и осуществляет фантастические проекты, такие, например, как создание искусственной копии Земли, где все как настоящее, только первозданное, нетронутое человеческой цивилизацией. Терра (так названа земная копия) — “слепок, появившийся при мгновенной остановке планеты во времени и пространстве с одновременным воздействием Л-генераторов”. Невероятный сей момент трудно поддается нашему воображению, поэтому остается только согласиться с одним из героев повести, который говорит: “Многое из того, что мои предки сочли бы сказкой, и я, и мои друзья, и знакомые принимаем как должное”. Что ж, примем и мы как должное те многочисленные чудеса, которыми буквально нашпигована повесть “Миров двух между”. А это и “оптическая невидимость”, которой можно отгородиться от внешнего мира в нужный момент; и силовое поле индивидуальной защиты, делающее неуязвимым; и космодесантные чудо-боты, летающие, плавающие по воде и под водой, преодолевающие любые препятствия, снабженные удивительной аппаратурой, вплоть до “датчиков уровня интеллекта” и многое другое. Тем более, что и тут не самим В.Пищенко значительная часть этого фантастического реквизита выдумана, она кочует по страницам или современной фантастики, становясь
