— Что ж ты меня бросил, гад?
— Ш-ш…
— А кто это?
— Тише, тише, господин, они вернутся, они вас видели…
— Давай на ту сторону тогда.
— Да тише! — простонал Сто пятый. — Вот они…
Мотоциклисты остановились не доезжая. Теперь их осталось двое, оба с белыми звездами. Головы повернуты к теневой стороне. Один что-то сказал, другой, кажется, засмеялся. Первый еще сказал, кажется, повторил. Тогда другой выдернул из-под руки блеснувшее, и в нешироком коридоре стен продолбила очередь. Пули крошили камень почти там, где до того прятался Сто пятый; некоторые рикошетили с гнусным мявом.
Вест замер. Сто пятого била дрожь. Вест притиснул его рукой Первый мотоциклист терпеливо дождался, пока у стреляющего не кончится магазин а затем хлестко врезал ему под звезду на шлеме. Кретин! — донеслось до Веста. Звонкий какой-то голос. Мотоциклы грохнули, рванули, — первый, за ним, чуть взвильнув, второй. Сто пятый начал кашлять. Он перхал и брызгал слюной. Вест не мешал ему. Ежась от боли, он трогал щеку и бровь. И нос. Потом сказал:
— Ну?
— Сейчас… сейчас, — просипел Сто пятый. — Сейчас идем, господин.
Они двинулись дальше.
— Кто это был?
— Да кто ж его знает, господин, всех их рази упомнишь, я и то половины не знаю.
— Вообще, кто это был.
— А щенки. Держать их надо на привязи на хорошей, а не мотоциклы им. С них, извиняюсь, по шесть шкур спустить мало, а они вон что. Как они на Северную Окраину-то пробираются, игрушки у них видали какие? Э-эх, Стража наша Стража, все куплены-перекуплены…
— Значит, здесь — Северная Окраина? — переспросил что-то вроде бы уразумевший Вест.
— Там Окраина. И Пустошь там, — старик махнул рукой куда-то. — Где они, думаете, автоматы понабрали? Ведь охраняться должна Пустошь-то, а! Извиняюсь, дубины сиреневые там только брюхо чешут да номеров друг дружке проигрывают.
— Как проигрывают?
— Кто как. На замазку, на нож, на кулак. На пулю редко играют, пуля — это им, по одному если, скучно, несолидно считается, да и по головке не погладят, палить-то без приказа… Они ж сменные, они в Квартале не реже раза в месяц ходют, там и расчет на месте. А вы что ж думали, в Городе, эва, еще у научников скажите, куда хватили! Не-е, они в Квартал…
Вест открыл рот, чтобы сказать, что он в общем-то ничего не говорил, а, напротив бы, послушал, но Ткач Сто пятый остановился.
— Я извиняюсь, пришли мы, господин…
И вот дом.
— Господин… Пожалуйте, господин.
Дверь — тяжеленная, с массивным выщербленным кольцом, — нежно пропела что-то свое, растворяясь. За ней была лестница, поднимающаяся широким полукругом, и с нее навстречу скатился некий шарик в огромном блестящем одеянии, которое Вест, прищуриваясь от света, определил как исполинских размеров халат. На наспех натянутой вдоль перил лестницы матерчатой полосе было наляпано вкривь и вкось:
— Привел! — возликовал шарик из роскошных глубин. — Ай, старикашачка, ай привел!
— Изволите видеть, — прокашлял Сто пятый.
— Пожалуйте, пожалуйте, — тоненько зарокотал шарик, хватая Веста за уцелевшую пуговицу. Сто пятому: — Иди, старик, иди, позже получишь… стой! Это чего? — Он ткнул Весту чуть не в самый глаз пухлым пальчиком. — Это ты чего?! Недоглядел?!
— Я извиняюсь, — гордо сказал Сто пятый. — Это не я, это они сами.
— Я тебе поизвиняюсь, сволочь! — завизжал шарик. — Я тебе поизвиняюсь! Год уже лишний коптишь! Пшел вон!
— Послушайте, — сказал Вест.
— Эйн момент, сюда, сюда прошу…
Шарик провел его по лестнице, приятно остудившей ступни, по короткому коридору к двери, за которой оказалась ванная; сам не вошел. Ванная была обычной, только сильно замусоренной и лет двадцать не обновлявшейся. Вест сел на краешек, его не держали ноги.
Все. Все кончилось, ужас прошел, кошмар отлетел, я проснулся. Все. Я отпарю грязь и вонь, а потом мне просунут в дверь новый костюм, мне больше ничего не надо, неважно, что там болтал Наум, что будет потом, важно сейчас отмыть грязь и переодеться, и не хочу я больше ни о чем думать… Потянулся к зеленелому медному крану, под шум содрал Наумову куртку. Вода чем-то таким попахивала. Специфическим. Чистилище, усмехнулся он. А может, санобработка. Но все равно.
Так, подумал Вест, “одежу” мне тут новую не справили.
— Слушай, так нельзя мне обувь какую-нибудь?
— Что вы. Ни в коем. Только так. Колорит, понимаете? Они должны… должны почувствовать…
Шарик тащил его по коридорам и анфиладам. С портьерами, гардинами, креслами, какими-то явно музейными столешницами, картинами, шкафами, каминами, стеллажами книг в тяжелом золотом тиснении, фарфором в горках и свечами в канделябрах. То неожиданно затемненным, то залитым нестерпимым светом от дребезжащих люминисцентных ламп, что лепились к потолку где придется и как придется, а голая проводка свисала дугами.
— Ничего у нас? — проговорил Шарик. — Маленько вот подработать… Мы его недавно захватили… Освещение вот уже провели…
Захватили. С боем?
— Ну, выбили недавно, — как бы угадав вопрос, пояснил тот, — разрешение получили. Сам ходил в Управление, кланялся, чего-то там они себе… Все законно, а вы как думали, дали бы нам, кабы самовольно въехали, раннее зодчество, что ты! Но мы, — он обернулся, подмигивая, — мы — сила. У нас скоро…
Значит, что мне говорил Наум? — думал Вест. Он мне говорил так: масса группировок, разрозненных и разъединенных, зачастую с противоположными интересами и потому питающих друг к другу неприязнь вплоть до открытых боевых действий. Ссылался на прецеденты, ничего конкретного не называя. Банды между собой и какая-то там Стража против всех. Чушь, феодализм. И всем нужен непременно я. Или такие, как я, — по недомолвкам Наума можно догадаться, что я не первый…
Шарик втолкнул его.
Ничего не было слышно: музыка (это, наверное, все-таки была музыка) воспринималась как накаты ровного гула. Ничего не было видно — Весту почудилось, что его посадили во взбесившийся калейдоскоп. “Пойдем, пойдем! — проорал Шарик на ухо. — Здесь не поговоришь!”
Дальше было тише. После красной комнаты была синяя, потом сразу — столовая. Здесь ели. Стол вывернут по ходу коня, ослепительный свет, народу полсотни, гомон, при появлении Веста — дружное “Ах!”
— Кого привел, Простачок? — крикнула пьяненькая женщина, на нее зашикали. Вест представил себя со стороны.
— Ну, Простачок, — заревел голос из головы стола, — ну, толстячок! Ну, порадовал гостем дорогим! Ну, удружил! Да ведите, ведите гостя, сажайте по руку правую, почетную, угощайте!..
— ОН, — заглавными буквами шепнул Шарик. — Прошу же. Прошу, прошу…
— Ах! — подлетела дама в голубом.
— Неужели! — подлетела дама в сером.
