частенько поднимали хвосты, и под колёса автомобиля на мощёную мостовую мягко сыпались «конские каштаны». По набережным гуляла разношёрстная публика: почтенные пары в старомодных костюмах, джентльмены в застёгнутых наглухо сюртуках, прямые и важные, как фонарные столбы, ярко накрашенные девицы в мини-юбках и разъехавшихся на толстых ляжках чулках, стреляющие глазами на джентльменов, какие-то роллеры, панки, старухи, дамы с собачками, бомжи, ковбойского вида парни с револьверами в руках. Издали доносилась приглушённая стрельба, звонко сыпались стёкла, падали тела. Слышался рёв спортивных автомобилей, будто где-то рядом находилась гоночная трасса.
Их автомобиль на конной тяге проплывал мимо стайки пёстро одетых проституток — они трещали, как австралийские попугаи, и бесцеремонно рассматривали прохожих, выискивая клиента. Лобстер всмотрелся в лицо одной из девиц и узнал в ней Белку. Тёплые карие глаза, хороший макияж, модная стрижка, на плече — крохотная сумочка. Среди вульгарных, грубо размалёванных девиц она выглядела белой вороной. Лобстер не мог оторвать взгляда от её лица, но вот что-то незаметно изменилось в её чертах, лицо потускнело, посерело, словно солнце зашло за облака, — это была уже другая Белка, та, которую видел он с ребёнком на руках. Большой нос, круги под глазами, бесцветные ресницы и прыщи на лице. Каштановые волосы стали теперь ярче, насыщенней, приобрели гранатовый оттенок. Эта, другая Белка смотрела на него, призывно скалясь, показывая выщербленные зубы.
— Лобстер, хватит уже на шлюх пялиться! — почему-то мужским голосом произнесла Миранда…
Лобстера подбросило на кровати, будто во сне он получил сильный электрический разряд. Он вскочил, бросился к компьютерам.
— Лужа! — крикнул Никотиныч, но поздно: Лобстер уже наступил в кошачью лужу. Впрочем, сейчас ему было всё равно — он отпихнул ногой стул, вдавил в панель кнопку «Power», склонился над монитором, приплясывая от нетерпения…
Лобстер загрузил компьютер, вошёл в программу дешифровки, стал торопливо щёлкать по клавишам, потом вдруг обернулся к Никотинычу и рассмеялся:
— Нашёл, фак энд шит! Есть! Их надо облучить! Нет, ты понял, да?
— Пока нет, — покачал головой Никотиныч.
— Будут кредитки — всё поймёшь. Я долго дрых?
— Минут десять, не больше. — Никотиныч прополоскал в тазу тряпку, кинул её под ноги Лобстеру. — Вытри, а то по всей квартире растаскаешь. И ноги иди помой!
— Белочки мои любимые, лапочки-красавицы! Подсказали, б…! — Лобстер торопливо вытер ступни о тряпку и на цыпочках побежал в ванную.
— По человечески не можешь объяснить? — крикнул ему вдогонку Никотиныч.
— Потом-потом, мне в университет надо! Ты карточки достань!
«Только что помирал с похмелья, а тут вскочил как наскипидаренный! Он точно сумасшедший, — подумал Никотиныч. — Во всяком случае, очень похож».
Лобстер решительно открыл дверь лаборатории. В просторной комнате, заставленной столами и стеллажами, горели лампы дневного света, одна из них часто мигала, раздражая. Лобстер поискал глазами выключатели, но не нашёл.
— Эй, здесь кто-нибудь есть? — громко спросил Лобстер.
Никто не отозвался. Тогда он взял со стеллажа похожий на плоский камешек фрагмент кости, запустил им в лампу. Лампа тут же погасла, фрагмент отскочил и упал между столов. Лобстер наклонился, опершись рукам в колени, стал выискивать глазами на полу кость.
— Молодой человек, вы ошиблись, здесь лаборатория, а музей антропологии дальше.
Лобстер обернулся. На пороге стояла девушка в джинсах и свитере с папками в руках. Тонкие светлые волосы на затылке собраны в пучок, веснушки на щеках, худая как щепка — в общем, не красавица. Вид у неё был несколько испуганный. Лобстер подумал, что девушка чем-то напоминает ему мышь, которую застукали на кухне за поеданием сыра — сейчас сиганёт в свою норку, где её никто не сможет обидеть.
— Нет, я не ошибся. — Лобстер вздохнул. — Тут у вас какой-то кусочек со стеллажа упал.
— Как это упал! Если б вы его не трогали, он бы и не упал! Вы с ума сошли, здесь музейные экспонаты! — Девушка от возмущения даже покраснела.
«Нет, она похожа не на мышь, а на перепёлку, которая защищает своё потомство», — решил Лобстер.
— Какого чёрта всё сразу руками хватать! — Девушка присела на корточки и стала искать фрагмент между столами.
— Вот! — Лобстер протянул девушке кусочек.
Девушка аккуратно взяла находку, взглянула на инвентарный номер, который был обозначен на приклеенной к кости бумажке, укоризненно покачала головой:
— Как вам не стыдно, это же шестой век! Москвы ещё в помине не было, а этот человек жил! Охотился, воевал, любил.
— Так уж сразу и определили, что охотился, — с сомнением в голосе сказал Лобстер.
— А чем в то время ещё можно было заниматься? — сурово произнесла девушка и положила экспонат на стеллаж. — Так по какому вы вопросу?
— Вы, наверное, лаборантка?
— Угадали, старший лаборант, — кивнула девушка. — Ольга Геннадьевна.
— А я Олег. — Лобстер широко улыбнулся. — Мы с вами тёзки. Дело в том, что меня интересует метод Герасимова.
— Михаила Михайлыча? — Лаборантка посмотрела на него с любопытством.
— Ну, наверное, — пожал плечами Лобстер. — Который по костям мог восстановить, как человек выглядел.
— Это что, праздное любопытство или?..
— Для дела надо.
— Вы шутите, что ли? Это сложнейшая методика. Михал Михалыч, между прочим, был не только выдающимся антропологом и историком, но ещё и великолепным скульптором. Зачем вам его методика?
— Скульптором — это понятно. Я его в альбоме по Москве видел, как он Ивана Грозного лепит.
— Что за альбом, за какой год? — поинтересовалась лаборантка.
— Фотографии там классные. Вся Москва. Годов шестидесятых, наверное, — пожал плечами Лобстер.
— Ну что вы! Михал Михалыч в семидесятом уже умер. А все значительные работы он создал ещё в сороковые — пятидесятые. И не только Грозный — Ушаков, Улугбек.
— А вы уверены, что они похожи на оригиналы, сравнить-то не с чем?
Ольга Геннадьевна весело рассмеялась:
— Сразу видно, что у вас, Олег, ненаучный склад ума. Вы, наверное, музыкант?
— Угадали! — притворно восхитился Лобстер. — Пианист.
— Ну так вот, всё очень просто: для того чтобы узнать, эффективен метод или нет, достаточно провести несколько экспериментов — вылепить по черепам людей, чьи лица известны по фотографиям или портретам.
— И что, каждый раз получалось? — с сомнением в голосе спросил Лобстер.
— Конечно, — усмехнулась девушка. — Нами сразу же заинтересовались некоторые органы. Очень много было заказов. Сейчас сама методика намного упростилась — это раньше приходилось каждую мышцу, каждую клеточку лепить, чувствовать руками, а теперь всё на компьютере.
Видит Бог, он её ни о чём не спрашивал — она сама завела разговор!
— Понятно, эмвэдэшные компьютерщики разработали, — кивнул Лобстер. — А у вас, наверное, из-за отсутствия денег этой программки нет. Сапожник без сапог.
— Почему нет? Есть! — гордо сказала лаборантка. — Только не у всех доступ к программе. Мало ли кто воспользуется?
— У вас «локалка»?
— Что? — не поняла Ольга Геннадьевна.
— Компьютер в локальной сети или в общей?
— Зачем? Он сам по себе.
Понятно — девушка не в курсе. Что ж, и среди антропологов бывают «чайники».
— А сами-то вы можете человека слепить? — как бы между прочим поинтересовался Лобстер.
— Да что вы! Я тут просто бумажки печатаю, за фондами слежу.
«Ну-ну, следит она — дверь не запирает! А если бы я эту косточку шестого века стырить захотел?» — подумал Лобстер и спросил:
— А что вы сегодня вечером делаете, Ольга Геннадьевна?
Девушка посмотрела на него с любопытством.
Лобстер обрёл нового друга — дядю Пашу. Почему-то всегда его тянуло к людям старше себя. С ровесниками было скучно. Тот же Гоша — седеющий киберпанк с крашеным хохолком. Сколько ему сейчас — тридцать пять, сорок, пятьдесят? Человек без возраста, играющий в детские игры. Однако, несмотря на детскость, враньё и дурачество, он мудрее, опытнее всех. Лобстер часто сравнивал его с легендарным дудочником, уводящим детей в неизвестность. Глупые родители! Однажды они лишатся своих чад навсегда, как в своё время лишилась сына Татьяна Борисовна. Лобстер редко скучал по матери, а чаще всего не помнил о ней вовсе… Впрочем, все знали, куда уводил Гоша своих подопечных — в виртуальную реальность: в мечты, в фантазии, в мир, полный грёз, в котором нет орущих учителей, шпаны, стреляющей мелочь у крыльца школы, наглых ментов с дубинками, скуки, злобы и нужды… Ну а что вы хотели, милые мои? Создайте мир, в котором они будут свободны и счастливы, и тогда дудочник будет выводить свою завораживающую мелодию в гордом одиночестве.
Дядя Паша чем-то походил на киберпанка. То ли тем, что рассказывал истории из жизни, в которых трудно было отделить фантазию от реальности, то ли умением увлекать и завораживать. Только киберпанк не пил, а дядя Паша хлестал водяру чуть ли не каждый день. Деньги у него скоро кончились, и он начал стрелять у Лобстера «двадцатки», «тридцатки» и «полтиннички». Впрочем, Лобстера это пока не раздражало, и давал он деньги охотно.
Вот и сегодня дядя Паша спустился к Лобстеру, чтобы попросить на пиво. Лобстер маялся. Никотиныч пока не мог достать кредитных карт того банка, который они собирались «крякнуть», поэтому взлом снова встал; роман с антропологической лаборанткой развивался вяло, он водил её по кафе и киношкам,
