от того места, в котором шпага должна была пронзить его, схватил длинную бороду вельможи и резко дернул за нее. Борода была фальшивой и сразу же оказалась в руке иностранца. Глумливо смеясь, иностранец одним легким движением уложил молодчика на землю и бросил фальшивую бороду в лицо другому нападавшему.
Поверженный вельможа уполз по камням мостовой к тому месту, где прятался Хард, и оказался на расстоянии вытянутой руки от него. В порыве ранее не ощущаемой классовой ненависти Хард выкрикнул:
— Мать, прости мне эту греховную радость! — и стал бить ногой по голове вельможи. Камни окрасились в кровь.
Однако иностранцу было не до радости — он оказался зажатым меду двумя другими молодчиками. Кончики их шпаг мелькали перед ним как ядовитые насекомые; каким-то чудом получалось так, что всякий раз он оказывался там, где шпаг не было. Вместе с тем, он не мог схватить ни одного из них без того, чтобы не быть тут же атакованным другим. Несмотря на холод, его лоб покрылся потом.
— Тебе сейчас придет конец, — глумливо прокричал один из вельмож, — потому что моя шпага напоена Молоком Матери (Молоко Матери являлось ядом широкого спектра действия, состоящего из цианидов и растительных алкалоидов типа кураре). Другой вельможа хранил молчание, поэтому иностранец решил начать с него.
Тем временем Хард заметил, что молодчик, которого он пинал ногами, был уже мертв.
— Помоги мне, Мать! — завопил он. — Ведь ни один человек не умирает дважды от Долгой Смерти! — С такими словами, заручившись поддержкой Матери, он как копье метнул шпагу мертвого вельможи во владельца отравленного клинка. Шпага пронзила тому горло, и с выражением благородного удивления он повалился на землю.
— Неплохо сработано, сынок, — спокойно похвалил Харда иностранец. Единственный оставшийся в живых вельможа попытался было сделать отчаянный выпад, но счел за благо быстро развернуться и убежать, истерически взывая о помощи и бросив свою шпагу, которую ему удалось таки всадить в правое плечо иностранца.
Выкрики беглеца затихли вдали. Хард и иностранец стояли над телами повергнутых вельмож, глядя в лицо друг другу. Теперь у Харда было время обдумать все случившееся, и он пришел в ужас.
— Мы мертвы, — объявил он упавшим и как будто бы не ему принадлежавшим голосом. — Даже если им придется упрятать в темницу половину города, они все равно схватят нас. Затем они целый месяц будут казнить нас, как того требует Закон Матери. А мы даже дали возможность убраться единственному свидетелю.
Но иностранца больше всего беспокоила застрявшая в плече шпага. Он осторожно вынул ее, почти даже не скривившись, и из открывшейся раны хлынула кровь.
— Пошли, сынок, — сказал он сквозь стиснутые зубы, — веди меня к дому доктора Джеллфта. Скорее!
Они двинули вперед. Но перед этим, несмотря на охвативший его ужас от предчувствия мучительной казни, Хард не забыл забрать с собой кошельки убитых.
— Хоть поем хорошо перед тем, как они схватят меня.
Преподобного Тарна Гар-Террэна Джеллфта, Герцога Лиффа, Лечащего врача Короля, Спонсора- Покровителя Гильдии Врачей, подняться с постели, где он видел сладкие сны, в такой проклятый Матерью поздний час заставил энергичный стук в парадную дверь. Как и большинство лиффанских вельмож среднего возраста, он был склонен к помпезности, благополучию, консерватизму, как, впрочем, и некоторой робости. Однако, когда он открыл свою дверь и увидел, что его посетителями являются хотя и богато одетый, но раненный молодой человек и какой-то оборванец, по виду несомненно преступник, его первым желанием было позвать на помощь. Однако когда раненный заговорил на языке Терры слишком быстро для доктора, который вот уже целых двенадцать лет ни слышал, ни разговаривал на этом языке, то тот сразу подумал, что его командировка заканчивается; вторым его ощущением было головокружение до обморока, который он напряжением воли успешно подавил, и с трудом, спотыкаясь на каждом слове, выдавил из себя на языке Терры:
— Пожалуйста, говорите медленнее. Прошло много времени, и я не понимаю вас.
Терранин и местный уголовник прошли в вестибюль и закрыли за собой входную дверь.
— Если вам угодно, я могу говорить по-лиффански, — предложил молодой человек.
— Ну… я имею в виду… — доктор Джеллфт явно ощущал затруднения в подборе слов в полузабытом им языке. Наконец, он оставил свои потуги и сказал по-лиффански:
— В конце-концов, прошло действительно много времени.
— Великолепно. Пожалуйста, поднимите правую руку.
Смущенный все этим и уверенный в том, что уголовник пришел ограбить его дом (что уголовник действительно собирался сделать), доктор Джеллфт поднял руку.
Лиффанский язык молодого человека был почти таким же быстрым и малопонятным, как и терранский.
— Клянетесь ли вы всем святым или личной этикой, определяющей ваши дела, поддерживать и защищать Конституцию Терранской Федерации Планет всеми доступными вам средствами и соблюдать законы Терранской Федерации Планет и уставы Военно-Космических Сил, которые на протяжении времени выполнения данной миссии приравниваются к другим законам, и да поможет вам то божество, которое вы исповедуете, или личная этика, определяющая ваши дела? Говорите «Да».
Медленно, неуклюже и почти механически доктор Джеллфт произнес:
— Ну да, конечно же, клянусь.
— Великолепно. — Молодой человек коротко отдал честь. — Сэр, настоящим актом вы переводитесь из пассивного в положение активного резерва. Вам присваивается звание младшего командира и поручается принять командование всеми военно-космическими средствами на планете Лифф. Вам также вменено в обязанность всемерно оказывать содействие Особой Операции «Л-2» на весь период наших действий здесь. Пока все. — Он вынул из внутреннего кармана своего кителя покрытый пятнами крови пакет и вручил его ошарашенному доктору. — Меня зовут Джон Харлен. А теперь, ради Бога, сделайте что- нибудь!
Сказав это, молодой терранин упал в обморок.
3
«Террэн бивер» прибыл на военно-космическую базу Федерации, дислоцированную на Луне, за двадцать пять дней до того, как Джон Харлен прибыл к доктору Джеллфту на Лиффе. Менее чем через полчаса после прибытия корабля записи вахтенных журналов «Бивера» были введены в память Главного Управления для анализа, и компьютеру потребовалось еще полчаса для того, чтобы сравнить приключение «Бивера» со всем другим, что произошло на земле и в космосе за последнюю тысячу лет истории Федерации. Заключение Главного Управления было передано в информационные сети еще за пять часов до того, как команда «Бивера» закончила прохождение карантинных формальностей. Таким образом, Рич Хэлн стал одним из последних людей в Федерации, которые узнали о том, что то, что он испытал в полете, было только первым залпом Первой Межгалактической Войны.
С другой стороны, самым первым человеком, который получил эту информацию, был адмирал Космофлота Эдвальт Беллман, поскольку Главное Управление подчинялось непосредственно ему. Большую часть того, что сообщил компьютер, он направил в парламент, но по одному разделу, помеченному грифом «СЕКРЕТНО/СРОЧНО», он поставил в известность только трех других человек. Это произошло в процессе совещания, которое адмирал созвал несколько позже, после обеда.
— В нашем распоряжении всего десять лет, — сказал он, расхаживая настолько быстро, насколько это позволяли скромные габариты его кабинета.
Три молодых офицера, к которым были обращены эти слова, явно не поняли причин тревоги своего
