И опять я не стал ее ругать. Страшно, конечно, сидеть одной в полуразрушенной комнате поста, больше похожей на склеп. Особенно после той кровавой мясорубки, что творилась тут совсем недавно.
— И еще, я за тебя испугалась. Ты был какой-то странный…
«Вот уж точно: верность хуже измены».
— …и когда ушел, я просто не смогла усидеть на месте. Мне показалось, что тебя не стоит оставлять одного. Смешно, да?
Что тут скажешь? Я лишь покачал головой: опять не слушаешься, мол.
И еще раз обошел по периметру место боя. На этот раз вместе с Кирой. Изредка она что-то спрашивала, я отвечал, по-моему всегда невпопад, и, не слушая ее негодующих высказываний, шел дальше.
— Ой, смотри, что это??— вдруг спросила Кира.
У нее под ногой что-то блестело.
Я похолодел. А вдруг мина?!
— СТОЙ! Не двигайся!
Она, побледнев еще больше, застыла в неустойчивой позе. Я опустился на колено рядом с ней, пригляделся и облегченно вздохнул — на земле лежал немного помятый, но целый и даже поблескивающий индикатором заряда лазерный пистолет. Инженерская версия, в просторечии — смарт-ган.
Я поднял его, показал Кире. Выщелкнул обойму, снова вставил. Взвесил в руке: удобно.
Рукоять на ощупь казалась ребристой и неровной, по периметру пластиковых накладок навстречу друг другу тянулись две надписи.
Одну я знал — циничная фразочка: «Мы все умрем», наш кукиш в кармане всему окружающему миру. Та грань фатализма, за которой нет ничего, кроме желания закончить земное существование как можно быстрее.
А вот вторая была мне незнакома: «Сила и честь». Девиз клана? Память об отце или погибшем друге, что часто любил повторять эти слова? Или просто красивый оборот, который не значит ровным счетом ничего?
Кира сказала:
— Странное какое сочетание. У меня прямо мороз по коже.
— Просто парень хотел поиграть с судьбой. «Мы все умрем» и «Сила и честь». Что ж, обе фразы для него оказались пророческими. Умер он, и правда, с честью.?— Я засунул смарт за пояс, помолчал, собираясь с мыслями.?— Давай собираться, Кир. Зови Тикки — опять небось убежал.
— Нет, я его сразу в мешок спрятала: он сонный был, почти не сопротивлялся.
— Ну и хорошо. Значит, можно идти. Сделаем сегодня еще полперехода, здесь оставаться опасно.
— Но ты же так и не отдохнул!!
— Успеется. Найдем хорошее место — на сутки встанем. И чем дальше от этой проклятой промзоны, тем лучше.
— А на старую дорогу, про которую ты рассказывал, скоро выйдем?
— На северо-запад не одна дорога идет. Две параллельные — совсем старое, довоенное еще шоссе и новая, но тоже заброшенная. Пойдем либо по первой, либо между ними. Сама видишь, что здесь творится. Чем меньше будем светиться там, где нас могут ждать, тем дольше проживем.
Кира вдруг протянула руку и коснулась рукояти смарта. Сказала совсем тихо, почти про себя, но я все же услышал:
— Зачем жить дольше других, если мы так и так все умрем? Кому это нужно?
— Твоим друзьям, родным, всем, кто тебя любит… — Я произносил слова, прекрасно понимая, что говорю в пустоту. Какие могут быть друзья у лабораторной крысы? Какие родные, если отец сам продал ее научникам Вавилонского центра?
— А если некому любить?
Я обнял Киру за плечи. Она прижалась ко мне, уткнулась носом в плечо и всхлипнула.
— Будет кому. Некоторые из нас ради того и живут, чтобы однажды найти любовь. Или вернуть потерянную.
Заброшенное шоссе Оазис — Новая Москва. Озеро у разрушенного портала.
Локальные координаты 122924
Кольцевой заслон.
Локальные координаты 122124
Весь долгий дневной переход Кира выглядела подавленной. Молчала в пути, молчала и на дневке. Я не лез с расспросами — в ее возрасте самое время задаваться философскими абсолютами. Простыми, но нерешаемыми задачками из серии «кто мы?», «зачем живем?» и «что оставим после себя?». В Вавилоне ей явно было не до того.
Меня же в данный момент больше волновали преследователи. И пусть запутанная дорожная сеть промзоны Оазиса осталась позади, купол совсем недалеко — два дня пути максимум. Догнать нас не составит никакого труда. Или перекрыть патрулями прямую, как ствол баррета, дорогу на Москву.
До старого шоссе оставалось еще километров девяносто — примерно три перехода. Напрямую выходило короче, но, если верить карте, там неосторожного путника ждал многокилометровый заслон со стичами и вжиками. Конечно, не сталкеру их бояться, однако в пустыне чаще спасает не безрассудная смелость, а холодный расчет. У заслона нас очень легко зажать в угол: отстреливаться разом от погони и от стичей — удовольствие не из приятных. Патроны из воздуха я делать не умею.
Поэтому пришлось пройти немного по главной дороге — рядом не было ни развалин, ни чьей-либо драгоценной недвижимости, и я решил рискнуть. Потом мы свернули на заброшенный частный тракт, уходящий в пески, обогнули на безопасном расстоянии дымящий заводик какого-то маленького клана и растворились в пустыне.
Ловите теперь, кому интересно!
Но расслабляться ни в коем случае не стоило. Вряд ли наши друзья, взяв след у Оазис-портала, так уж сразу откажутся от лакомой добычи.
Да и пустыня сама по себе — тоже не курорт. Ходить по ней учатся годами, если не исчезают бесследно в первые месяцы. Что уж говорить о Кире? Ей, как самому настоящему новичку, приходилось несладко: ночной холод сменялся одуряющим зноем, песок забивался в волосы, в одежду и ботинки, резал глаза и скрипел на зубах. К тому же я, заметив, что она не слушает моих советов и совершенно не экономит воду, отобрал у нее флягу. И оставался глухим к самым умоляющим просьбам, негодующим выкрикам и даже угрозам.
— Андрей, дай попить! Пожалуйста…
— На привале.
— Но я пить хочу! Сколько можно издеваться! Андрей! Ты меня уморить хочешь?
— Выпьешь все — сама за полдня уморишься. Без посторонней помощи.
— Зачем я только с тобой связалась?! Спокойно дошла бы сама! И с водой бы не мучилась! Если б я только знала, что ты будешь так надо мной издеваться!
Я не напоминал Кире, что она клятвенно обещала во всем меня слушаться. Зачем? Просто отмалчивался. Или советовал поберечь силы:
— Кира, не буянь. Будешь много говорить — во рту пересохнет, а до привала еще долго.
— Да у меня уже сто лет как пересохло!
Утром на дневке она залпом выпивала отмеренную дозу в две крышечки, с ненавистью смотрела, как я завинчиваю фляги и снова убираю в рюкзак. После чего поворачивалась спиной и молча ложилась спать, как можно дальше от меня. Тикки пристраивался у нее в ногах. По-моему, в эти дни он тоже меня разлюбил.
Но — и тут Кира честно придерживалась обещания — она никогда не пыталась забраться в мой рюкзак и выпить хотя бы немного воды, пока я сплю.
Слишком гордая потому что. Ну-ну.
За два перехода до заброшенного шоссе нас поджидал сюрприз. Не сказать, чтобы совсем невероятный. Просто со всеми нашими заморочками, когда приходилось следить не только за сюрпризами пустыни, но и за горизонтом и экраном КПК — нет ли погони за спиной??— я как-то подзабыл, что в мире происходят и другие события. Совсем не связанные с побегом подопытной пси из вавилонской лаборатории. Вроде недавней бойни у развалин рейнджерского поста.
Кира как раз начала очередной раунд словесной войны: жестокий Андреналин, мол, лишил ее, бедную, воды и теперь ходит, глумится. А она и так с трудом ноги переставляет, скоро вообще упадет без сил и умрет от жажды.
Я почти не слушал, занятый настройкой увеличителя. Батареи таяли неотвратимо, и потому приходилось экономить — не осматривать весь горизонт по паре минут, а делать короткие снимки в память КПК. Если кончится заряд, придется обходиться сэвэдэшной оптикой, а там увеличение меньше в разы. А значит, враги смогут засекать нас раньше, чем мы их. Хреновая перспектива.
Удивительно, как я вообще их заметил на таком расстоянии. На экране КПК они выглядели цепочкой черных точек — если внимательно не присматриваться, сойдут за пылинки или дефект матрицы.
— …неужели, если я выпью хоть пару глотков, что-то изменится??— Кира все еще негодовала.
Я припал на колено, подкрутил мощность увеличителя. Черт с ним, с зарядом, если такие дела творятся.
Они шли цепочкой. Длинной цепочкой, что тянулась змеей, уходя за край горизонта. Целый отряд боевиков какого-то клана, а то и нескольких. В хвосте тяжело переваливалась громада транспортного робота.
Ругаясь про себя, я бросил взгляд в КПК на значки и сразу же выключил комп. Ухватил Киру за руку и чуть ли не силой втащил ее в старую нору богомола, где мы пережидали дневную жару. Прежде чем она успела возмутиться, я встряхнул ее за плечи и раздельно произнес:
— Ти-хо!