Дорожная сеть у Новой Москвы.
Локальные координаты 122006
Заброшенная частная дорога.
Локальные координаты 121906
Кира спала, свернувшись, словно котенок, и снилось ей явно что-то хорошее, потому что иногда она улыбалась. Я осторожно, стараясь резким движением или шумом не разбудить ее, освободился. В руках Киры осталась только куртка.
Она вздохнула и уткнулась лицом в плотную ткань.
М-да. Знал бы заранее, хотя бы постирал.
«Нет в тебе романтики, брат Андреналин! О чем думаешь?!»
А о чем мне еще думать, когда я сижу на корточках над мирно посапывающей девушкой, и всю мою душу переполняет нежность? Когда хочется подхватить ее на руки, поцеловать, обнять крепко… Будить только жаль, устала ведь за день.
Да какое там обнять!
В облегающей рубашке и коротких шортах, с поджатыми босыми ногами, с косичкой, утонувшей под воротом, Кира выглядела настолько соблазнительной, что я с трудом сдерживался.
Наверное, внутренний голос должен был нашептывать мне что-то вроде: «Ну, что же ты! Не зевай! Она в твоей власти! Она всем тебе обязана…», а я — вести с ним тяжелую внутреннюю борьбу. Так обычно рассказывают в узком мужском кругу после десятой кружки.
Но внутренний голос молчал. И боролся я не с ним, а с дыханием, которое вдруг стало хриплым и прерывистым. Кровь бросилась мне в лицо, зашумела в ушах. Мельком я подумал, что Кире сейчас лучше не просыпаться — прицел на зрачке наверняка уже светится.
Третий месяц без женщины. Даже для сталкера тот еще рекорд.
А Кира со своими заморочками любого мужика с ума сведет, даже вполне удовлетворенного.
«Отвернись, я оботрусь». «Ой, я что-то замерзла, можно о тебя согреться?»
Или приподнимется на цыпочках, потянется, как игривая кошка, словно и не замечая, как натянулась на груди армейская гимнастерка. Сил нет терпеть.
Я приподнялся, перешагнул через Киру и вышел в коридор. Спустился на пролет ниже и саданул кулаком в стену что было сил.
И еще раз. Еще. Бил, пока не расшиб костяшки в кровь.
Не полегчало, но, по крайней мере, боль меня отрезвила. Лицо перестало гореть, дыхание более-менее выровнялось.
Наверное, это не большой подвиг… и все же так правильно. Не знаю уж, что там было у Киры в Вавилоне, кого она там оставила и как жила. Не знаю. Может, она привыкла ко всему и отреагировала бы спокойно. Или сама только и мечтает о том же, недоумевая, когда рохля Андреналин наконец сообразит.
А если нет? Вдруг — слезы, истерика, страх? Как я могу сделать ей больно, напугать ее, если сам поклялся ее защищать? Пусть даже мысленно.
Но поклялся я памятью Силь. Еще тогда, на парапете портала в «сотой» промзоне.
Да и воспользоваться доверием девушки, у которой нет других защитников в этом мире, кроме тебя,?— подло. И можно потом сколько угодно оправдываться, что мир жесток, что обычно именно так все и поступают, только совесть не заглушишь.
Если она у тебя есть, конечно.
Когда я вернулся в комнату, Кира все так же спала. Совершенно безмятежно. Разве что еще крепче обняла мою куртку и даже закинула на нее ногу.
Я примостился у окна, откинул, стараясь не скрипнуть петлями, проржавевший каркас бронещитка, чтобы меня нельзя было разглядеть снаружи. На всякий случай положил рядом смарт и стал смотреть на Киру.
За окном царило спокойствие, ни движения, ни подозрительного шума. Крикливые ночные животные обходили завод стороной. Только цикады, невидимые в полутьме, по-прежнему скрежетали. Когда они вдруг затихали, я подбирался, ожидая незваных гостей, высматривал, не мелькнет ли где подозрительная тень. Но тут насекомые снова затевали свой концерт — на час, на два, до следующей паузы.
Ближе к утру завозился Тикки. Выполз из-под накидки, приковылял ко мне. Он вообще вел себя довольно странно для хладнокровного существа. Спал и ел в любое время, обычно вместе с людьми. Может, привык к нашему распорядку, а может, ментальная связь накладывала свой отпечаток. Но, как бы то ни было, ночные холода все равно делали его вялым и сонным. Вот и сейчас он с трудом перебрался через свернутую стекловату, дополз до меня и сразу же прижался к ноге. К человеческому теплу. Не знаю уж, почему он не остался рядом Кирой, под курткой. Правда, она как-то рассказывала, что бедный геккон с трудом переносит сны, особенно кошмары. Ящерка находится в пси-контакте с хозяйкой и, естественно, чувствует ее эмоции и переживания. И не понимает, почему та спокойно лежит, не спасается, никуда не бежит сломя голову, а сознание меж тем транслирует безотчетный страх и даже панику.
Я поднял геккона с пола, посадил рядом с собой, на подоконник, накрыл Кириной футболкой. Заодно совершенно некстати представил, как она прошлым вечером обтиралась за моей спиной.
Тикки зашуршал под тканью. Наверное, уловил ход моих мыслей и сурово осудил непочтительность к хозяйке.
— Ну, прости,?— прошептал я,?— больше не буду.
Еще долгих, бесконечно долгих четыре часа продолжалась моя вахта. И только когда почти рассвело, Кира пошевелилась и, по-моему, даже мурлыкнула. Открыла глаза, увидела, что обнимает лишь куртку, испугалась и, приподнявшись на локтях, сонным взглядом уставилась на меня.
— С добрым утром!?— сказал я.?— А также с добрым вечером и доброй ночью!
Она зевнула, изящно прикрыв рот ладошкой.
— А-ах… Я разве долго спала? Мне показалось, что совсем чуть-чуть.
— Какое там чуть-чуть! Ты у нас соня из сонь. Даже Тикки и тот давно проснулся.
— Ой. И ты меня не разбудил? Стоял на страже, пока я тут дрыхла? Ну, зачем, Андрей?! Я бы и за полночи выспалась…
— Не переживай, все нормально. Я тоже хорошо отдохнул.?— Не удержался и добавил: — Пока ты меня охраняла.
Кира поникла.
— Я заснула, да?
— Ага, у меня под боком. Знаешь, как сложно было вылезти, чтобы тебя не разбудить?
— Ну… понимаешь… когда стемнело, мне стало страшно. Я не видела тебя и все время боялась, что ты исчезнешь. Вот и села рядом. Задумалась о чем-то и… Незаметно заснула.
— Боец!?— я грозно посмотрел на нее.?— Встать! Смирно!
Ничего не понимая, Кира испуганно прижала руки к груди, потом, подчиняясь моему взгляду, поднялась, вытянула руки по швам.
Сонная, с растрепанной косичкой, босая, она смотрелась так нелепо в помятой армейской гимнастерке и в солдафонской позе, что я едва не рассмеялся.
— За самовольное оставление поста — три наряда вне очереди!
Слава куполу, она поняла игру.
— Есть, сэр! Разрешите исполнять, сэр! А… а что надо делать?
Тут уж я не удержался — прыснул. Кира тоже хихикнула.
— Умойся, приготовь завтрак. Этого вот,?— я вытащил из-под футболки упирающегося Тикки,?— господина накорми.
— Есть!?— ответила она и принялась развязывать мой рюкзак, где еще оставалось несколько упаковок рациона.
Я с трудом отвел взгляд от полоски обнаженной кожи над талией, водрузил на подоконник снайперку и уткнулся в обрезиненную подушку оптического прицела с такой силой, словно не было на свете интереснее занятия, чем осматривать парящую утренним туманом траву.
Минуты через три рядом примостилась Кира, с хрустом надорвала вакуумную пленку рациона. Прижалась ко мне и вполголоса сказала на ухо:
— Завтрак, командир.
От тепла ее дыхания снова побежали мурашки. Я отложил винтовку, повернулся, и Кира, не успев среагировать, ткнулась губами мне в щеку.
Проклятие! Меня обдало таким жаром, что еще немного и можно будет прикуривать. Либо она ничего не понимает, либо наоборот — и тогда явно испытывает мое терпение.
И как прикажете себя вести?
— Но-но!?— сказал я, старательно имитируя нормальный, спокойный голос.?— Отставить подлизываться!
Кира снова вытянулась, оправила гимнастерку. И где ее только такому научили? Не говоря уж о том, что на расстоянии десяти сантиметров ее фигура смотрелась в разы предпочтительнее.
Я сглотнул, взял из ее рук рацион.
— Поела? Тикки покормила?
— Да.
— Вот и хорошо. На вот,?— кивком я указал на СВД,?— посмотри по сторонам, пока командование принимает пищу.
Она уселась на мое место, с трудом вскинула тяжелую винтовку, припала к прицелу.
— Андрей, а где шоссе?
— На Москву? Западнее на шесть целиков.
— Что??— Кира удивленно посмотрела на меня.
Конечно, откуда ей знать снайперский жаргон. Я притянул винтовку за цевье в нужный сектор.
— Ищи здесь.
