особенно помогал мне сейчас. Я поглядел на крохотный осколок заизвесткованной ракушки у меня на ладони, потом мой взгляд упал на огромные кучи какашек во дворе.
Обескураженный я швырнул ракушку на землю и повернулся спиной к лошадям, собираясь уходить. Но тут вдруг я услышал странный звук.
Пффф! Похоже на то, как свистит воздушный шарик, когда воздух начинает вытекать сквозь образовавшуюся в нем маленькую дырочку.
Я перевел взгляд туда, куда я швырнул ракушку, и, к своему удивлению, увидел, что из толщи навоза выбилась и заструилась крохотная струйка воды.
— Не может быть,— пробормотал я. Неуверенно я отошел на всякий случай к забору и сказал струйке:
— Подрасти немного. ПШШШШ!
Вода вспенилась, и вдруг в воздух хлестнул фонтан высотой не меньше трех футов. Это было просто невероятно, но именно так и случилось! Несколько лошадей стали осторожно приближаться к фонтану, присматриваясь, что происходит. Одна из них пригнула голову к воде и лизнула. И тут же с отвращением отскочила.
«Фу! Соленая!»
В самом сердце техасского ранчо забил источник морской воды! Я зачерпнул пригоршню грязи и выбрал еще несколько ракушек. Сам толком не понимая, что делаю, я бросился бежать вдоль конюшни, забрасывая ракушки в кучи какашек. И везде, где они падали, тут же принимались бить вверх тоненькие ручейки воды.
«Стоп! — заржали кони.— Нам не надо воды! Нам надо мяса!»
Потом я заметил, что созданные мной струйки воды не вытекают из загона и не текут вниз по склону холма, как делали бы всякие другие нормальные ручейки. Эта вода просто булькала и вскипала на поверхности, а потом снова уходила в землю, унося с собой грязь. Навоз растворялся в соленой воде, оставляя после себя слой обычной влажной земли.
— Еще! Сильнее! — закричал я изо всех сил.
У меня в животе что-то защекотало, и соленые фонтаны взметнулись вверх, как на самой большой в мире мойке автомобилей. Они выстрелили в воздух футов на двадцать, не меньше. Лошади сходили с ума от страха, они метались туда и сюда, а струи у них под ногами брызгали во всех направлениях. Слой какашек таял, как лед весной. Щекотание в животе стало сильней, мне было даже немножко больно, но я почти не замечал этого. Меня захлестнуло волнение от вида всей этой соленой воды. Это я сделал! Я привел океан в центр техасской пустыни!
«Перестань, повелитель! — молили меня лошади.— О, пожалуйста, перестань!»
Теперь вода хлестала везде. Шкуры у лошадей вымокли, сами они, охваченные паникой, пытались убежать, но скользили и падали в грязи. Вот почти все какашки смыло водой, тонны этого дерьма ушли в землю, и теперь вода стала образовывать озерца, и тысячи маленьких ручейков заструились по холму вниз.
— Хватит! — приказал я воде.
Сначала ничего не произошло. Только в животе у меня стало болеть еще сильней. Если я сейчас не уйму все эти гейзеры, соленая вода уйдет в реку и отравит рыбу и водоросли.
— Хватит! — заорал я, концентрируя всю волю на том, чтобы унять силу моря.
И тут вдруг фонтаны иссякли, а я, обессиленный, свалился на землю. Перед моими глазами была чистая конюшня, влажная, чуть солоноватая земля конского загона и полсотни лошадей, вымытых до того чисто, что шкура их блестела как отполированная. Даже объедки, застрявшие у них между зубами, и те были смыты водой.
«Мы не станем тебя есть! — ржали кони испуганно.— Пожалуйста, повелитель! Не надо больше соленых ванн!»
— При одном условии,— ответил я.— Отныне вы будете питаться только тем мясом, которое приносят вам конюхи. Человечины больше не есть! А то я вернусь и набросаю еще больше ракушек.
Лошади тоненько ржали и надавали мне великое множество обещаний, стать самыми послушными из коней-хищников. Но я не стал долго болтать с ними, поскольку солнце уже садилось, а бегом помчался к ранчо.
Запах хорошего барбекю я почувствовал еще на полдороге и припустил быстрее, потому что я ужасно его люблю.
Подготовка к вечеринке была в полном разгаре. Ленты и воздушные шарики украшали изгородь, Герион хлопотал у очага, представлявшего собой старую канистру из-под бензина. Эвритион слонялся вокруг накрытого стола, ковыряя у себя под ногтями ножиком. Двухголовый пес с наслаждением принюхивался к запаху ребрышек и бургеров, поджаривавшихся на гриле. Потом я увидел своих друзей: Тайсона, Гроувера, Аннабет и Нико. Они скорчились в углу, связанные по рукам и ногам, как бычки, привезенные для родео, но с заткнутыми кляпом ртами.
— Отпустите их! — закричал я, задыхаясь и взбегая по ступеням высокого крыльца.— Я вычистил ваши конюшни!
Герион обернулся ко мне. На всех туловищах у него красовалось по фартучку, на каждом вышито одно слово, а вместе получалось: «Я — ЛЮБЛЮ — ПОВАРА».
— В самом деле вычистили? Как это вы умудрились?
Хоть я просто дрожал от нетерпения, но все-таки рассказал ему все подробно. Он одобрительно закивал.
— Смотрите, какой изобретательный. Хотя лучше б вы отравили эту наглую наяду, ну да ладно уж.
— Отпустите моих друзей,— сказал я.— Мы же договорились.
— Как же, помню, помню. Только дело в том, видите ли, что если я отпущу их, то денежек мне не видать.
— Но вы же обещали! Герион поцокал языком.
— А вы заставили меня поклясться водами реки Стикс? Нет, не заставили. Так что это не считается. Когда ведешь дела, сынок, надо брать нерушимую клятву.
Я потянул из ножен меч. Орф зарычал, одна его голова потянулась к уху Гроувера, клыки обнажились.
— Эвритион,— сказал великан с тремя туловищами.— Этот мальчишка начинает мне надоедать. Убей его.
Эвритион окинул меня оценивающим взглядом. Мои шансы против него с такой-то дубинищей были слабоваты.
— Сам убивай,— сказал он хозяину.
— Что? — изумился Герион.
— То, что слышите,— проворчал пастух.— Вечно вы заставляете меня делать самую грязную работу. Вы от нечего делать драки затеваете, а мне надоело рисковать из-за вас своей жизнью. Хотите прикончить парня, вот сами и давайте.
Самая нехарактерная речь, которую я когда-либо слышал от сына Ареса!
Герион отшвырнул лопатку, которой переворачивал мясо.
— Ты осмеливаешься ослушаться моего приказа? Да я тебя на месте спалю!
— А кто тогда будет охранять ваш скот? Орф, к ноге!
Собака немедленно прекратила рычать на Гроувера и, подбежав, уселась у ног хозяина.
— Превосходно! — рявкнул Герион.— Тобой я займусь позже, сначала надо покончить с мальчишкой!
Он схватил два кухонных ножа и швырнул их в меня. Один я отбил ударом меча, второй вонзился в кухонный стол в дюйме от руки Эвритиона.
Тогда я перешел в атаку. Герион парировал мой выпад раскаленными щипцами и в следующее мгновение метнул мне в лицо вилку для барбекю. Я уклонился и, не дав ему времени для следующего удара, пронзил мечом его среднее туловище.
Он рухнул на колени. Я стал ждать, чтобы он обратился в прах, как это обычно случается с чудовищами, но не тут-то было. Герион только морщился и пытался встать на ноги. Рана на груди под передничком стала прямо на глазах затягиваться.
— Славная попытка, сынок,— похвалил он меня.— Только, знаете ли, дело в том, что у меня три сердца. Превосходная регенерационная система.
Он перевернул решетку с мясом, и угли разлетелись в разные стороны. Один из них упал на землю рядом с Аннабет, и она взвизгнула. Тайсон рванулся, пытаясь оборвать путы, но даже его силы недостало на это. Нужно кончать битву, пока мои друзья целы!
Я ударил клинком в левое туловище Гериона, но он только расхохотался. Следующий взмах меча пронзил его правый живот. Бесполезно. С таким же успехом можно тыкать мечом в плюшевого мишку, наблюдая за его реакцией.
Три сердца. Отличная регенерационная система. Одиночные удары тут ничего не дадут...
Я бросился в дом.
— Эй, трус! — закричал мне вслед Герион.—А ну назад и умри как подобает!
Стены гостиной были украшены разнообразными охотничьими трофеями — головы оленя и дракона, ружья, целая коллекция мечей, лук с колчаном стрел. В этот момент вбежавший следом Герион метнул в меня вилку, и та вонзилась в стену рядом с моей собственной головой. Он схватил два меча из висевшей на стенах коллекции.
— Твоя голова отлично украсит мою гостиную, Джексон! Непременно повешу рядом с гризли!
У меня мелькнула дикая мысль. Я отбросил Анаклузмос в сторону и сорвал со стены лук.
Вообще-то я самый плохой лучник в мире. На учениях в лагере я сроду не попадал ни в одну мишень, не то что в яблочко. Но сейчас выбора у меня не было. Мечом эту схватку мне не выиграть. Я воззвал к Аполлону и Артемиде, близнецам-лучникам, надеясь, что они сжалятся надо мной хотя бы один раз.
«Пожалуйста, будьте так добры. Только одна стрела. А? Можно?»
Я натянул тетиву. Герион расхохотался.
— Дубина! Чем, интересно, одна стрела лучше, чем один меч?
Он замахнулся обоими мечами сразу. Я увернулся и, прежде чем Герион успел прикрыться, послал стрелу в его правую грудь. Послышалось трехкратное «бум-бум-бум», и я понял, что это стрела пробивала поочередно каждую грудную клетку Гериона. В следующее мгновение она вылетела с левой стороны и вонзилась в лоб чучела гризли.
Герион выронил мечи, повернулся и недоумевающе уставился на меня.
— Ты же не умеешь целиться... Мне сказали, что не умеешь...
Но тут его физиономия позеленела, он рухнул на колени и стал сползать вниз. Затем тело Гериона начало таять, сливаясь с песком, и скоро на земле остались лежать три фартучка и огромного размера ковбойские сапоги.
