Через руки этого «корректного и предупредительно вежливого» человека прошли тысячи уголовных дел. Он лично председательствовал на самых «громких» процессах, организованных против «врагов народа»: Бухарина, Каменева, Зиновьева, Тухачевского, Уборевича, Мейерхольда, Кольцова, Крыленко и других. Несмотря на то что подавляющее большинство дел было грубо сфабриковано органами НКВД, Ульрих выносил, как правило, лишь один приговор — расстрел. Многие такие дела он рассматривал оперативно — за 15—20 минут. Более того, не раз он выносил приговоры заочно и даже без возбуждения уголовного дела, по одним только материалам НКВД. В частности, 8 сентября 1941 года таким образом был приговорен к расстрелу 161 политический заключенный из отбывающих наказание в Орловской тюрьме, и в их числе М. А. Спиридонова и Х. Г. Раковский.

Среди всех этих неправосудных приговоров особое место занимает приговор по делу об убийстве С. М. Кирова.

Вот что рассказывали об этом два десятилетия спустя бывшие члены Военной коллегии Верховного суда СССР И. О. Матулевич и А. Д. Горячев.

Матулевич: «Приговор в Ленинграде мы не составляли... Мера наказания была внесена в приговор после разговора Ульриха со Сталиным... Мы ничего своего в дело не внесли... Все заранее было предусмотрено...»

А вот слова Горячева: «Процесс был заранее расписан. Мы только юридически и технически оформили все документы. Даже мера наказания была заранее намечена и нам продиктована».

Конечно же, не знать всех этих обстоятельств И. А. Акулов не мог. Мало того, что дело было грубо сфабриковано, оно рассматривалось с грубейшими отступлениями от уголовно-процессуального законодательства. Одно только перечисление их в материалах проверки заняло несколько страниц машинописного текста. В судебном заседании не оглашалось даже обвинительное заключение, а судьи не сочли нужным поинтересоваться у подсудимых, признают ли они свою вину.

Спустя две недели после этого процесса, 15—16 января 1935 года, в Ленинграде слушалось еще одно дело, сфабрикованное и проведенное по тем же «правилам». На этот раз на скамье подсудимых оказались 19 человек, в их числе Г. Е. Зиновьев, Г. Е. Евдокимов, И. П. Бакаев, Л. Б. Каменев. Все они обвинялись по статьям 17, 58-8 и 58-11 УК РСФСР. Выездная сессия Военной коллегии Верховного суда СССР заседала в том же составе: Ульрих, Матулевич и Горячев.

В обвинительном заключении, утвержденном Акуловым, которое составили Вышинский и Шейнин, а затем и в приговоре было отмечено, что в Москве существовала подпольная контрреволюционная группа, образовавшаяся из числа участников антисоветской зиновьевской оппозиции, во главе с так называемым «Московским центром», в который входили Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев, Я. В. Шаров и другие. Под руководством «Московского центра» действовала и подпольная контрреволюционная ленинградская группа главные участники которой были осуждены 28—29 декабря 1934 года по делу об убийстве С. М. Кирова.

Поступая таким образом и связывая обе группы, власти получали широкий простор для развертывания репрессий, так как сторонников Зиновьева можно было найти в любом конце страны.

И все же в этом приговоре судьям пришлось сделать оговорку, что судебным следствием не установлены факты, которые дали бы основание квалифицировать действия членов «Московского центра» в связи с убийством 1 декабря 1934 года С. М. Кирова как подстрекательство к этому преступлению, хотя следствие и подтвердило, что участники «Московского центра» знали о «террористических настроениях ленинградской группы». По этой причине приговор не был жесток. Участники центра получили от 5 до 10 лет тюремного заключения.

Фальсификация указанных выше дел повлекла за собой такую массу лжи, измышлений, подлогов и грубейших нарушений законности, что даже и теперь, спустя более шестидесяти лет после этой трагедии, когда читаешь эти дела, не видишь ясности по целому ряду обстоятельств. Поэтому и неудивительно, что продолжают бытовать самые различные версии этих трагических событий.

Еще во время следствия по делу об убийстве С. М. Кирова в Ленинграде были привлечены к уголовной ответственности и осуждены к различным срокам заключения или высылке в отдаленные районы 77 человек из так называемой контрреволюционной зиновьевской группы, которых не удалось связать непосредственно с убийством. Всего за 2,5 месяца после убийства в Ленинграде и области арестовали 843 человека, за весь 1935 год — 26 515, а в последующие три года — еще 64 248 человек.

В марте 1935 года были осуждены Военной коллегией Верховного суда СССР и расстреляны жена Николаева М. П. Драуле, ее сестра О. П. Драуле с мужем Р. М. Кулашер, брат П. В. Николаев, репрессирована сестра Е. В. Рогачева.

В орбиту репрессий вскоре были втянуты и лица, занимавшиеся расследованием дела об убийстве С. М. Кирова, в том числе нарком внутренних дел Ягода, его заместители Агранов и Прокофьев и многие другие, которых теперь уже обвинили как соучастников в убийстве Кирова, а также в устранении «важного свидетеля» Борисова (охранник С. М. Кирова, трагически погибший в автомобильной аварии 2 декабря 1934 года).

После смерти И. В. Сталина обстоятельства убийства С. М. Кирова неоднократно проверялись высокими комиссиями. Всего в разные годы были организованы четыре правительственные комиссии, работавшие под руководством высоких партийных функционеров.

Первой комиссией руководил Молотов, второй и третьей — Шверник, четвертой — Пельше. Все они пришли к различным выводам. Первая комиссия (работавшая в 1956—1957 годах), третья (в 1961 году) и четвертая (в 1963-1967 годах) констатировали, что в убийстве Кирова виновен лишь один Николаев и что он не был связан ни с троцкистской, ни с зиновьевской оппозицией. Вторая комиссия (1960 год) пришла к выводу, что убийство было организовано и осуществлено НКВД по заданию Сталина.

В 1988 году Прокуратура Союза ССР, в очередной раз тщательно изучив уголовное дело и все другие материалы, признала, что Николаев совершил убийство один и что остальные лица, привлеченные по этому делу, осуждены незаконно. Однако руководитель комиссии Политбюро ЦК КПСС по изучению материалов, связанных с репрессиями в период 30-х—50-х годов, с таким выводом не согласился. Тогда Прокуратура Союза совместно с КГБ СССР возвратилась к этому делу. В 1990 году в комиссию Политбюро ЦК КПСС была представлена подробная справка о том, что никакой контрреволюционной террористической организации под названием «Ленинградский центр» не существовало, а убийство С. М. Кирова совершил Николаев. В материалах не было обнаружено каких-либо данных, свидетельствующих о причастности Сталина и работников НКВД к этому преступлению.

После этого в Верховный суд СССР был внесен протест, подписанный и. о. Генерального прокурора СССР А. Васильевым. Пленум Верховного суда СССР 30 сентября 1990 года рассмотрел этот протест и пришел к выводу, что убийство С. М. Кирова задумал и осуществил один Николаев. Остальные 13 человек, осужденные по этому делу, были полностью реабилитированы. Из обвинения Николаева исключена его принадлежность к фиктивной контрреволюционной организации «Ленинградский центр».

Ранее, в 1988 году, по протесту Генерального прокурора СССР были реабилитированы все участники так называемого террористического «Московского центра» — Зиновьев, Каменев и другие.

...Вскоре после окончания процессов по делам Ленинградского и Московского центров прокурор Союза И. А. Акулов (по всей видимости, не без ведома властей) направил на места директиву с приложенным к ней секретным приказом от 29 января 1935 года.

Приказ был издан в связи с «неудовлетворительным» расследованием уголовного дела некоего В. П. Сафронова, «готовившего террористический акт» против председателя СНК Казахской АССР. Из него видно, что в процессе расследования данного дела было установлено, что отец обвиняемого, П. А. Сафронов, узнав об убийстве Кирова, сказал в кругу знакомых, что «мало одного Кирова, надо и Сталина убить». Таким образом, обывательские разговоры возводились в ранг тяжкого государственного преступления. Павел Сафронов был взят под стражу, и ему, как и сыну, предъявили обвинение по признакам статьи 58-8 УК РСФСР. 20 декабря 1934 года помощник прокурора по спецделам Казахской АССР Н. Я. Малкова, внимательно ознакомившись с материалами дела, приняла очень смелое решение — в письменной форме предложила освободить Павла Сафронова. Это конечно же вызвало резкий протест со стороны органов НКВД республики. Дело дошло до прокурора Союза. Вместо того чтобы поддержать честного работника, он разразился строгим приказом, в котором отметил, что «Малкова проявила полное непонимание задач, стоящих перед органами прокуратуры в настоящее время, и что при таких условиях дальнейшее ее нахождение на прокурорской работе недопустимо». Н. Я. Малковой объявили строгий выговор и сняли с работы. Получил строгий выговор и помощник прокурора Казахской АССР Власов, исполнявший в то время обязанности прокурора республики. Прокурору Михайловичу было указано на «отсутствие должного наблюдения за спецсектором».

Поскольку это был не единственный случай, когда прокуроры, честно выполняя свой долг, противостояли попыткам органов НКВД раздувать репрессии и превращать в государственные преступления любые досужие разговоры, подслушанные доносчиками, Акулов направил вместе с приказом еще и директиву, в которой обвинял прокуроров в «политической близорукости» и притуплении «классовой бдительности», нашедшей выражение «в непонимании особой важности выступлений антисоветских элементов с террористической пропагандой».

В директиве приводились и конкретные примеры «политической близорукости». Так, прокурор Кандалакшского района Карельской АССР Рендель отказывал в аресте лиц, «одобрявших террористические акты». Прокурор Кинешемского района Еремин предложил органам госбезопасности, арестовавших некоего Сотинского за контрреволюционную агитацию, прекратить уголовное дело, а обвиняемого из-под стражи освободить. Прокурор Усманского оперсектора Воронежской области Дергачев освободил из-под стражи двух арестованных, которые где-то сказали, что «надо убить весь ЦК ВКП(б)».

Прокурор РСФСР Антонов-Овсеенко снял с работы прокурора района Ренделя, сам Акулов освободил от должности прокурора Еремина, а по Воронежской области вообще поручил провести расследование.

В своей директиве Акулов разъяснил, что контрреволюционные выступления, одобряющие террористические акты в отношении руководителей партии и Советского правительства, следует квалифицировать по статьям 58-10 УК РСФСР и соответствующим статьям УК союзных республик. В тех же случаях, когда такие выступления носят организованный характер (наличие группы, обсуждение необходимости совершения террористических актов над вождями партии и правительства, обработка людей или участников группы в направлении террористического акта), даже при отсутствии элементов прямой подготовки террористических актов (подыскание средств, способов, выяснение возможностей и т. п.) действия следует квалифицировать по статьям 58-11, 17, 58-8 УК РСФСР (делалась лишь оговорка, что на такие дела не распространяется закон от 1 декабря 1934 года в отношении порядка их рассмотрения).

Директива устанавливала и подсудность таких дел. Групповые дела по статье 58-11 УК РСФСР, при наличии достаточных оснований для рассмотрения в суде, направлялись в спецколлегии, а дела одиночек, обвиняемых в террористических пропаганде и высказываниях, а также групповые, по которым не было достаточных документальных данных для рассмотрения в судах, предлагалось, как правило, направлять для рассмотрения особым совещаниям при НКВД (здесь Акулов оговорил, что не исключается передача этих дел для рассмотрения спецколлегиями, если это вызвано местными условиями).

Став прокурором СССР, А. Я. Вышинский еще более ужесточил эту директиву, предложив прокурорам квалифицировать как террористический акт не только «контрреволюционные выступления, содержащие одобрение террористических актов», но и «обычные высказывания террористических намерений».

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату