запустить специальные спутники, имеющие ионные двигатели с относительно малой тягой, порядка одной четвертой — одной пятой тонны. На этих двух спутников-«сторожей» возлагалась задача с помощью радиолокаторов следить за тем, чтобы зонд, находящийся внутри щели, не покидал ее. Их бортовые вычислительные машины должны были рассчитывать соответствующие поправки для этого зонда и в нужный момент запускать его двигатели. Ожидалось, что в результате он сможет работать до тех пор, пока не израсходует топливо, то есть около двух месяцев.
— Для чего понадобилось запускать два контрольных спутника? Вы не считаете, свидетель, что хватило бы одного?
— Конечно, хватило бы, господин судья. Другой «сторож» был просто резервным, на случай, если первый откажет или будет уничтожен каким-нибудь метеоритом. С Земли, при астрономических наблюдениях, пространство вокруг Сатурна кажется, если исключить кольца и луны, пустым, но в действительности оно изрядно замусорено. Избежать столкновения с мелкими частицами в таких условиях, разумеется, невозможно. Именно поэтому нам приходилось держать круговую орбитальную скорость, — ведь практически все обломки крутятся в экваториальной плоскости Сатурна с его первой космической скоростью. Это уменьшало шансы столкновения до разумного минимума. Кроме того, на корабле имелась противометеоритная защита в виде выстреливающихся экранов; команда подавалась либо с пилотского пульта, либо соответствующим автоматом, сопряженным с корабельным локатором.
— Скажите, свидетель, вы считали задание трудным или опасным?
— Оно не было ни особенно опасным, ни слишком трудным, господин судья, при условии четкого выполнения всех маневров и отсутствии препятствий. Окружаю — и ее Сатурн пространство считается у нас свалкой похуже, чем район Юпитера, но зато ускорения, необходимые для маневров, гораздо меньше, чем вблизи Юпитера, и это дает значительные преимущества.
— Кого вы имеете в виду, свидетель, когда говорите «у нас»?
— Пилотов, господин судья, ну и штурманов.
— Одним словом — космонавтов?
— Да, господин судья. Незадолго до двенадцати часов по бортовому времени мы фактически подошли к внешнем границе кольца.
— В его плоскости?
— Да. На расстояние примерно тысячи километров. Индикаторы уже там показывали значительную запыленность. Мы регистрировали около четырехсот пылевых микростолкновений в минуту. В соответствии с программой мы вошли в зону Роша над кольцом и, находясь па круговой орбите, которая была практически параллельна щели Кассини, приступили к выполнению задания. Первый зонд мы запустили в пятнадцать часов по бортовому времени и с помощью радиолокатора ввели его в щель. Это, собственно, и было моей задачей. Пилот помогал мне, поддерживая минимальную тягу. Благодаря этому мы вращались практически с той же скоростью, что и кольца. Кэлдер маневрировал очень искусно. Он держал как раз такую тягу, которая позволяла правильно ориентировать «Голиаф», — носом вперед, без тяги корабль сразу бы начал кувыркаться.
— Кто находился и рубке кроме вас и первого пилота?
— Все. Вся команда, господин судья. Командир сидел между мной Кэлдером, ближе к нему, — так он поставил свое кресло. Позади меня устроились инженер и электроник. Доктор Барнс сидел, кажется, за командиром.
— Вы в этом не уверены, свидетель?
— Я не обратил на это внимания. Я всё время был занят, и потом трудно увидеть, сидя в кресле, что делается сзади. Спинка слишком высока.
— Зонд был введен в щель визуально?
— Не только визуально, господин судья. Я всё время поддерживал с ним телевизионную связь и, кроме того, пользовался радиодальномером. Вычислив параметры орбиты зонда, я убедился, что он сел удачно — примерно посредине пустого пространства между кольцами, — и сказал Кэлдеру, что готов.
— Что вы готовы?
— Да, к выведению следующего зонда. Кэлдер включил лапу, крышка откинулась, но зонд застрял.
— Что вы называете лапой?
— Поршень, которым приводится и движение гидравликой и выталкивает зонд из наружной пусковой шахты после открытия люка. На корме имелись три такие установки, и нужно было трижды повторить один и тот же маневр.
— Значит, второй спутник не покинул корабль?
— Нет, он застрял в пусковой шахте.
— Объясните подробно, как это случилось.
— Очередность операций такова: сначала открывается наружная крышка, потом включается гидравлика, а когда приборы сообщают, что спутник пошел, включается пусковой автомат. Автомат дает зажигание с задержкой сто секунд, — это достаточное время, чтобы его выключить в случае аварии. Автомат запускает малый стартовый двигатель на твердом топливе, и спутник отходит от корабля собственной тягой, пятнадцатисекундной тягой порядка тонны. Всё дело и том, чтобы он отошел от корабля как можно быстрое. Когда стартовый двигатель выгорает, автоматически включается ионный двигатель, находящийся под дистанционным контролем штурмана. В данном случае Кэлдер уже включил пусковой автомат, так как спутник начал выходить, а когда он внезапно застопорился, первый пилот попытался выключить автомат, но это ему не удалось.
— Свидетель, вы уверены, что первый пилот пытался выключить пусковой автомат зонда?
— Да, он возился с рукояткой, которая стояла в заднем положении, но — не знаю почему — заряд всё-таки воспламенился. Кэлдер крикнул: «Блок!» — это я слышал.
— Крикнул «блок!»?
— Да, что-то там заблокировалось. Оставалось еще около полминуты до запуска стартового двигателя, и Кэлдер старался вытолкнуть зонд, увеличивая давление, манометры показывали максимум, но зонд сидел как запрессованный. Тогда Кэлдер отвел поршень и снова включил его, мы все почувствовали, как он ударил в зонд — словно молотом.
— Он пытался таким способом вытолкнуть зонд?
— Да, господин судья. Конечно, зонд при этом мог пострадать, так как Кэлдер не увеличивал нажим постепенно, а дал в систему сразу полное давление. Впрочем, он действовал совершенно правильно, если принять во внимание, что у нас был запасной зонд, но не было запасного корабля.
— Очевидно, это была острота? Попрошу вас, свидетель, воздержаться от подобных вольностей.
— В общем, поршень ударил в зонд, но зонд остался па месте, а время шло, и я крикнул: «Ремни!» — и затянулся вглухую. Кроме меня то же самое крикнули еще минимум двое, одним из них был командир, — я узнал его по голосу.
— Свидетель, объясните трибуналу, почему вы поступили таким образом.
— Мы двигались по круговой орбите над кольцом А, то есть шли практически без тяги. Я знал, что, когда стартовый двигатель включится, — а это было неизбежно, потому что стартер уже сработал, — мы получим боковой толчок. Заклинился зонд штирборта, обращенного к Сатурну. Он должен был действовать как дополнительный двигатель. Я ожидал, что «Голиаф» начнет кувыркаться и появится центробежная сила, которую пилот будет вынужден гасить направленной противоположно собственной тягой корабля. В такой ситуации невозможно заранее предвидеть всех возможных эволюций. Во всяком случае, следовало хорошенько пристегнуться.
— Значит, вы, свидетель, находясь на вахте, выполняя функции штурмана, сидели с расстегнутыми ремнями?
— Нет, господни судья, они не были расстегнуты, просто немного ослаблены. Их натяжение можно в определенных границах регулировать. Когда пряжка затянута до конца, — мы называем это вглухую, — уменьшается свобода движения.
— А вам известно, свидетель, о том, что по инструкции не предусмотрены ни ослабление, ни какая-либо регулировка ремней?
— Так точно, я знал, что в инструкции говорится по-другому, но так всегда делается.
— Что вы имеете в виду, свидетель?
— В практике на всех кораблях, на которых я летал, ремни немного ослабляются, — это облегчает работу.
— Широкая распространенность нарушения не может его оправдать. Продолжайте.
— Как я и ожидал, стартовый двигатель зонда включился. Корабль начал вращаться вокруг поперечной оси, одновременно нас сносило с прежней орбиты, хотя и очень медленно. Пилот скомпенсировал это двойное движение собственной боковик тягой, но не целиком, то есть не с нулевым результатом.
— Почему?
— Я не был сам у рулей, но полагаю, что это было невозможно. Зонд заклинило в пусковой шахте с откинутой крышкой, в люк шахты вырывалась часть газов его двигателя, причем в потоке газов наверняка возникали завихрения, и из-за этого он был неравномерным. В результате боковые толчки то ослабевали, то усиливались, вследствие чего коррекция собственной тягой раскачивала корабль словно маятник, а когда стартовый двигатель выгорел, нас закрутило еще сильнее, но в обратную сторону. Это движение пилот погасил только через некоторое время, когда сообразил, что хотя стартовый двигатель и сдох, но зато заработал ионный.
— «Стартовый двигатель сдох»?
— Я хотел сказать, что пилот не был вполне уверен, включится ли ионный двигатель зонда, в конце концов он очень сильно ударил его поршнем и мог повредить; да, наверно, он этого и хотел. Я бы тоже так поступил. Но когда стартовый двигатель отключился, оказалось, что ионный привод сработал, и снова на нас действовала боковая сила порядка четверти тонны. Это немного, но всё же достаточно, чтобы закувыркаться на такой орбите. Ведь мы шли с круговой орбитальной скоростью, а при этом минимальные изменения ускорения оказывают огромное влияние на траекторию полета и на устойчивость корабля.
— Как вели себя в это время члены экипажа?
— Совершенно спокойно, господин судья. Конечно, все должны были отдавать себе отчет об опасности в тот момент, когда включился стартовый двигатель, как-никак это пороховой заряд весом в сто килограммов, который мог в полузамкнутом пространстве, каким являлась пусковая шахта с застрявшим зондом, просто взорваться, как бомба. Нам бы вспороло штирборт, словно консервную банку. К счастью, взрыва не произошло. Ионный двигатель уже не представлял такой опасности. Правда, возникла дополнительная сложность — автомат включил пожарную тревогу и пусковую шахту номер два начало затоплять пеной. Из этого не могло получиться ничего хорошего; ионный двигатель пеной не погасишь, ее только выбрасывало в открытый люк, причем какая-то часть пены, вероятно, всасывалась в сопло зонда и гасила тягу. Пока пилот не выключил систему огнетушителей, нас болтало из стороны в сторону, не слишком сильно, но, во всяком случае, стабилизация полета затруднялась.
— Кто включил систему огнетушителей?
— Автомат, господни судья, как только датчики показали рост температуры в обшивке штирборта выше семисот градусов, — это стартовый двигатель
