«Их намного больше, чем горстка», – думаю я.

– Это просто фигуры на доске. Когда ты наконец поймешь это?

Подходят Мата Хари, Густав Эйфель и Жорж Мельес.

Я в упор смотрю на Рауля. Просто игра? Нет, он ошибается, это не просто игра. Или тогда и вся вселенная не больше чем игра.

Наша маленькая группа идет к окраине Олимпии, туда, где мы прорыли лаз под городской стеной.

В этой ночной экспедиции Рауль и Мата Хари идут впереди, а Густав Эйфель и Жорж Мельес замыкают группу. К нам присоединились двое новичков, сильнейшие ученики – Камилла Клодель и Жан де Лафонтен. Я всегда был поклонником Лафонтена. Рассказывая о животных, он умел донести до читателя глубокие мысли, открывал необыкновенные просторы для обсуждения философских и политических идей.

Я несколько смущен и не осмеливаюсь подойти к нему. Он все равно идет впереди с Камиллой Клодель.

Мы идем через голубой лес к реке. Мы быстро продвигаемся вперед, находя все более короткие и удобные пути. Мы переходим реку через тайный ход, скрытый под водопадом.

Вдали мы замечаем Большую Химеру. Она все также завороженно смотрит на собственное отражение в зеркале, которое ей подсунул Жорж Мельес. Прежде свирепое чудовище не обращает на нас никакого внимания, и мы как можно тише обходим его. Такова власть зеркал.

Дорога, которая раньше была почти непроходимой, теперь кажется легкой: все препятствия, однажды преодоленные, нам уже не страшны.

Вскоре мы оказываемся на маковом поле.

В красной зоне теперь не девять, а одиннадцать строений. Появились два новых дворца – киноискусства и юмора. Мы с радостью встречаем старых друзей, ставших музами. Мэрилин выглядит как и раньше, а Фредди… Просто поразительно, как преобразился эльзасский раввин, который никогда не лез в карман за шуткой. Он превратился в изящную юную девушку, в лице которой, однако, сохранились некоторые черты Фредди.

Мэрилин и Фредди утратили дар речи, но оба пытаются знаками предупредить нас об опасности, подстерегающей нас дальше. Они настаивают, чтобы мы взяли с собой сандалии на веревочной подошве, жестами объясняют, что они понадобятся нам. Мы благодарим их.

Спускается ночь. Ожидая восхода второго солнца, мы садимся в кружок, освещенные лежащей в центре связкой светлячков. Они заменят нам свет костра.

Мата Хари садится рядом со мной.

– Что ты спросишь у Верховного Бога, когда увидишь его там, наверху?

– Я как-то не думал об этом. Сейчас соображу… А ты? Спросишь, почему он допустил Гитлера, терроризм, фанатизм? Почему жестокость остается безнаказанной? Откуда столько зла? Почему страдание «исторически» неизбежно?

– Мне кажется, я знаю начало ответа, – говорит Жан де Лафонтен, вмешиваясь в наш разговор. – Возможно, зло нужно, для того чтобы узнать добро. Лишь противоречие позволяет узнать истинную сущность вещей.

Встретив всеобщее непонимание, писатель на ходу выдумывает басню.

– Маленький светлячок приходит к отцу и спрашивает: «Папа, я свечусь?»

В качестве иллюстрации к своему рассказу Жан де Лафонтен берет в горсть несколько светлячков.

– Отец отвечает: «Здесь я не могу сказать тебе точно, если ты хочешь, чтобы я увидел твой свет, лети туда, где темно». Тогда маленький светлячок улетает во тьму и начинает там светиться один.

Жан де Лафонтен берет одного светлячка, отделяет от других и сажает на кончик указательного пальца.

– Теперь всем видно, что он действительно светится.

– Красивая история, – мечтательно говорит Мата Хари.

– Она еще не закончена. Маленький светлячок, посверкав в темноте, замечает, что окружен мраком. Он пугается и начинает взывать: «Отец, Отец, почему ты меня оставил?»

– Это все?

– Нет. Отец отвечает ему: «Я не покидал тебя, ты сам захотел показать мне, как ты сверкаешь».

– А в чем смысл?

– Свет виден только во тьме, – шепчет Мата Хари.

– Только столкнувшись с несправедливостью, подлостью, глупостью и варварством можно по- настоящему узнать себя. Чего искать мудрецу в мире, где все в порядке?

Я вспоминаю удивительный случай из моей жизни на «Земле-1». Мы, танатонавты, узнали тайну суда над душами: их реинкарнация зависит от того, сколько зла или добра они сделали при жизни. Это открытие вызвало панику, и все на Земле вдруг стали «милыми», желая воплотиться после смерти во что-нибудь хорошее. Попрошайки получали столько милостыни, что вскоре обзавелись кредитными карточками. Люди уже не знали, что еще сделать хорошего, но все это они делали из эгоизма, корысти, из страха превратиться в жабу. Моя подруга Стефания, видя столько сахарных улыбок и приторных лиц, решила, что пора возрождать тяжелый рок и вандализм, чтобы хорошее поведение требовало от людей хоть каких-то усилий[11].

Жан де Лафонтен возвращает светлячка на место.

– Представьте себе совершенный мир. Стабильный, счастливый мир, где не происходит никаких катастроф, резни, где нет мерзавцев. Был бы он вам интересен?

Мы не решаемся ответить. В свое время я выдумал остров Спокойствия и полагал, что жизнь там может развиваться без кризисов. Я думал, что достаточно одного желания идти вперед, и стимулом для развития не обязательно должен быть страх.

– Так, по-твоему, Бог, Верховный Бог посылает нам испытания, чтобы мы лучше узнали себя? – спрашивает Камилла Клодель.

Жан де Лафонтен кивает головой.

– Даже если я ошибаюсь, эта идея вполне годится как начало объяснения, которое все расставит по местам, – заключает он.

Ветер усиливается, мы начинаем дрожать.

– Если бы я встретила Бога, – говорит Камилла Клодель, – я спросила бы, почему он придал человеку такую форму. Например, почему у нас пять пальцев на руке. Не четыре, не три, не шесть?

Она поднимает свою мускулистую руку и шевелит пальцами, словно приводит в действие какой-то сложный механизм.

– У лягушек четыре пальца, – замечает Рауль.

– Хороший вопрос, – говорит Густав Эйфель. – Мне кажется, что средний палец – это опора. Два других, слева и справа от него, – необходимы для его поддержки. Вероятно, такая конструкция появилась тогда, когда наши предки при ходьбе опирались на руки.

Густав Эйфель изображает гориллу.

– А что, если это вышло случайно? – говорит Мата Хари. – Что, если у нас пять пальцев просто так, без какой-то конкретной причины?

– Насколько мне известно, нет ни одного животного с шестью или семью пальцами, – говорю я.

– Рука с пятью пальцами может и хватать, и зачерпывать. Это удобно. Всего пять пальцев, и в вашем распоряжении многофункциональный инструмент, – говорит Жорж Мельес, вытягивая карту из рукава и снова пряча ее.

– Неужели наш человеческий облик действительно лучше всего подходит для развития разума? Почему голова расположена на самом верху?

Каждый высказывает свое мнение:

– Чтобы быть ближе к солнцу.

– Чтобы принимать волны из космоса.

– Чтобы дальше видеть.

– Чтобы голова была как можно дальше от земли. Там полно опасностей – змеи или, например, камни.

Камилла Клодель не соглашается с этими предположениями.

Вы читаете Дыхание богов
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

1

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату