Дыхание богов

Я замечаю, что Афродита искоса наблюдает за нами.

Через несколько минут мы с Матой Хари оказываемся в постели, и мое тело вспоминает ощущения, которые я испытывал в далеком прошлом.

65. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: ЛИЛИТ

В Библии, в книге Бытия, нет упоминания о Лилит, но о ней говорится в «Книге Зогар» («Книге Сияния»), одной из главных книг Каббалы.

Лилит – первая женщина. Ее Бог создал вместе с Адамом из глины и оживил своим дыханием. И потому она равна Адаму. Ее называют той, которая «породила душу Адама», до тех пор не имевшего души. Лилит вкусила плод познания, но не погибла, а узнала, что «желание сладко». Обладая этим знанием, она становится требовательной и ссорится с Адамом, не желая оставаться внизу во время полового акта. Она предлагает Адаму меняться местами. Адам отказывается. Во время ссоры Лилит совершает грех – произносит имя Божие. Она бежит из Рая. Бог посылает за ней трех ангелов, которые угрожают убить ее детей, если она не вернется. Лилит не подчиняется их требованиям и остается жить одна в пещере. Эта первая феминистка производила на свет сирен и демониц со змеиными хвостами. Их красота сводила мужчин с ума.

Позаимствовав эту легенду, христиане представляли Лилит – «Ту, которая сказала “нет”», – в образе ведьмы, королевы черной луны (на иврите «Леила» означает «ночь»), подруги демона Самаэля.

На некоторых средневековых католических гравюрах Лилит изображена с вагиной на лбу (в то время как рог на лбу единорога символизирует фаллос) . Лилит считается соперницей Евы (которая тем более покорна, что сделана из ребра Адама), ей чужд материнский инстинкт, она любит наслаждение ради наслаждения и готова платить за свободу жизнью собственных детей и одиночеством.

Эдмонд Уэллс.

«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том V

66. ДРАГОЦЕННЫЙ МИГ

Мата Хари скользит по моему телу, следуя карте нервных окончаний, ласкает вены, целует там, где кожа тоньше всего.

– Где ты этому научилась? – спрашиваю я.

Она отвечает:

– В Индии.

Несколько секунд мне кажется, что бывшая шпионка полностью завладела моим телом, подчинила его себе и оно движется помимо моей воли.

В голове бьется мысль: «Не думать об Афродите».

– Ты где-то витаешь, – говорит Мата Хари.

– Нет-нет, все хорошо. Наши души встретились. Она танцует у меня на животе так, как только что танцевала в Амфитеатре. Каждое ее движение удивительно. Мой член словно ось, на которой она кружится, вращается, раскачивается.

Не думать об Афродите.

Я вдруг смутно понимаю, почему богиня любви вызвала у меня такой восторг. Потому что я хочу ей помочь. Она пробудила во мне гордыню, записанную в генах. Мне показалось, что, возможно, я тот, кого она ждала, – единственный, кто может спасти богиню Любви, которой угрожает опасность. Тщеславие.

Но теперь все изменилось. Змея линяет. Отказывается от наркотика, от своего героина. Я трезвею, прохожу курс дезинтоксикации, прощаюсь с иллюзиями. Мое тело ликует, и этой ночью мои мышцы много раз благодарили мозг за то, что он наконец во всем разобрался и подарил мне эти минуты чистой физической радости. Мата Хари оказалась решением всех моих проблем. Это было настолько очевидно, что я отказывался верить.

Меня восхищают ее вьющиеся каштановые волосы, маленькая упругая грудь, глубокий, напряженный взгляд. Мы устали и отдыхаем.

Мата Хари достает сигареты. Закуривает. Предлагает и мне. Я никогда не курил, но соглашаюсь. Вдыхаю дым и кашляю. Снова затягиваюсь.

– Где ты взяла сигареты?

– Здесь есть все, нужно только поискать.

Я блаженно улыбаюсь, просто так, без всякой причины. В окно я вижу Олимп.

– Как ты думаешь, что там, наверху?

– Зевс, – говорит она, выпуская аккуратное колечко дыма. Оно перекручивается и превращается в восьмерку.

– Ты так уверенно это говоришь.

Мата садится, поджав ноги. Она еще вся покрыта потом.

– По моим данным, так считает большинство Главных богов. Я думаю, они хорошо информированы.

– И что такое «Зевс»?

Она задумывается.

– А показавшийся в небе огромный глаз? – спрашиваю я.

– Скорее всего это его глаз. Вспомни, греческие мифы говорят, что у Владыки Олимпа много обличий. Он может принять любой вид. Вероятно, превратившись в глаз, он хотел нас напугать.

Я снова затягиваюсь и чувствую, как серый сигаретный дым загрязняет мои легкие.

– Наверху мы увидим дворец и правящего миром Зевса на троне. Вот что я думаю.

Мата Хари говорит так, словно речь идет о походе в музей.

– Может быть, здесь все именно так, как мы это воображаем. Мифический Олимп, описанный в книгах «Земли-1».

– Эдмонд Уэллс цитировал: «Реальность – это то, что продолжает существовать и после того, как мы перестаем в это верить», а ты считаешь, что «Эдем – это то, что начинает существовать, когда мы начинаем в это верить».

Она отбрасывает назад прядь влажных волос.

– Да, мне нравится думать, что наше воображение порождает богов. Ведь есть только два варианта:

либо Зевс и вся его шайка действительно существовали и легенда о них легла в основу целой мифологии, либо люди просто выдумали их. Я выпускаю дым.

– Тогда остается один вопрос: почему все вертится именно вокруг греческой мифологии?

– Возможно, у каждого выпуска свой пантеон – боги индейцев инка, яванские, индийские, китайские божества. Кроме того, в любой религии всегда есть отец-создатель, богиня любви, бог войны, бог моря, богиня плодородия и бог смерти.

– А если, например, кто-то вдохновился мифами, создавая декорации и главных действующих лиц? – говорю я, развивая идею Эдмонда Уэллса.

– Продолжай.

– Предположим, мы находимся внутри романа. И читатель оживляет нас – так же, как игла проигрывателя вызывает к жизни звуки, пробегая по дорожкам пластинки.

Мата Хари гладит мои плечи, слегка массирует их. Потом прижимается грудью к моей спине, и мне кажется, будто по телу пробегают электрические разряды. Мата меньше ростом, чем Афродита. И она стройнее.

Когда она обвивает руками мою шею, я вижу шрамы на ее запястьях. Наверное, в юности она пыталась покончить жизнь самоубийством. Еще одна бунтарка. Удивительно, что Мате ее земной облик вернули вместе со следами ран, полученных в прошлой жизни.

– А кто же тогда писатель? – спрашивает она.

– Кто-нибудь. У него самая обычная жизнь, и он пишет все это, чтобы развлечь себя.

– У писателей всегда самая обычная жизнь, и они мечтают о фантастических мирах, – утверждает Мата. – В большинстве своем это интроверты-одиночки, которые спасаются в своем воображении от