– Какого цвета снег?
– Белого.
– Какого цвета бумага?
– Белого.
– Что пьет корова?
– Молоко...
На лице Исидора появляется победоносная улыбочка.
– Черт. Воду, а не молоко. Браво. Вам удалось меня запутать, – признает Лукреция.
На закуску им приносят тапенаду, и они едят, осматривая зал.
Справа от них мужчина громко кого-то убеждает в чем-то по мобильному телефону, а его сотрапезник пытается сохранить спокойствие в надежде, что скоро и у него зазвонит мобильник, чтобы, в свою очередь, поставить приятеля в неловкое положение.
На столике завибрировал телефон Лукреции. Исидор Катценберг бросает на нее вопросительный взгляд. Она смотрит на определитель номера и выключает телефон, решив, что не хочет говорить с тем, кто звонит.
– Тенардье звонила. Я отключила мобильник, чтобы нам никто не мешал... – извиняется она.
– Мобильник – новая современная форма бестактности, – замечает Исидор.
Вокруг них все едят молча. Исидор внимательно осматривает людей, скатывая шарики из хлебного мякиша.
– Умереть от любви, умереть от любви, Жиордано пошутил... – ворчит он, схватив шарик.
– Умереть от любви – прекрасно! Любить. Л-Ю-Б-И-Т-Ь так, чтобы в голове все взорвалось. Конечно, любитель помудрствовать, вы слишком умны, чтобы понять силу чувств! – отвечает Лукреция Немро.
Одним глотком он выпивает свой сироп из оршада.
– Феншэ убили, я в этом уверен. И это не Наташа Андерсен.
Журналистка берет его за подбородок. Ее большие зеленые глаза блестят в свете горящих свечей. Грудь вздымается от возмущения.
– Исидор, скажите честно: вы хоть раз произносили слова «я люблю тебя»?
Он высвобождается.
– Это фраза-ловушка. Лучший способ охмурять наивных. Я считаю, за этими словами скрывается лишь желание обладать кем-либо. Я никогда не хотел никем обладать и никогда никому не позволял обладать мной.
– Тем хуже для вас... Как же вы можете найти убийцу, если не способны отыскать любовь?
Он со злобой сминает хлебные шарики в один огромный ком, который проглатывает; а потом отпускает фразу, которую только что отшлифовал в своей церебральной мастерской:
– Любовь – это победа воображения над интеллектом.
Она пожимает плечами и думает, что ее собеседник способен только на умствования. И ни на что больше. Мозг без сердца.
Им подают закуски.
Лукреция берет листик салата и, как грызун, обкусывает его резцами.
– Я больше не собираюсь терять время в Каннах. По-моему, никакого расследования уже не надо, мой дорогой Исидор. Любовь существует, Самюэль Феншэ ее повстречал, и она убила его. Тем лучше для него. Я тоже надеюсь умереть от любви. Завтра я вернусь в Париж и продолжу заниматься мозгом в больнице Питье-Сальпетриер, где, по вашим словам, есть новейшее неврологическое отделение.
Внезапно лампы гаснут, оставляя присутствующих в полумраке свечей.
– А теперь, как и всегда, большое представление: сеанс гипноза с господином Паскалем Феншэ. Прошу вас отключить мобильные телефоны.
Все повинуются.
На сцену выходит человек в черном смокинге с блестками и приветствует аудиторию.
Лукреция и Исидор узнают в его лице знакомые черты. Только по сравнению со скончавшимся братом он несколько выше, без очков, более сутулый и кажется старше.
Паскаль Феншэ начинает представление речью о возможностях внушения. Он вспоминает русского ученого Павлова, которому удалось заставить собаку выделять слюну при звуке звонка.
– Это называется приобретенный рефлекс. Кого угодно можно запрограммировать на действие при данном обстоятельстве или в данный момент. Никогда не случалось, чтобы вы говорили себе: «Хочу проснуться без пятнадцати восемь без будильника», и вы действительно просыпались ровно без пятнадцати восемь? Ни минутой раньше, ни минутой позже.
В зале шум, некоторые припоминают, что и правда, такое бывало, но они считали это простой случайностью.
– Вы сами себя запрограммировали. И мы это делаем постоянно. Например, сюда относится желание сходить в туалет перед завтраком, появление голода во время перерыва, тяга ко сну после вечернего фильма...
Зрители уже не вспоминают вслух о подобных вещах, посчитав их слишком интимными.
– Мы словно компьютеры, которые можно программировать и перепрограммировать по желанию. Мы сами обуславливаем наши будущие победы и поражения. Вам никогда не приходилось видеть людей, начинающих свою речь словами: «Уверен, что помешал вам, но...»? Таким образом, они заставляют других отталкивать их. И это делается неосознанно.
Гипнотизер требует добровольца для эксперимента. Встает высокий блондин. Паскаль Феншэ просит, чтобы тому поаплодировали, затем ставит его перед собой и приказывает смотреть на маятник, говоря при этом: «Ваши веки тяжелеют, тяжелеют, вы больше не можете их поднять. Теперь вам жарко, очень жарко. Вы в пустыне и задыхаетесь в своей одежде».
Когда он повторяет эту избитую фразу несколько раз, подопытный, с закрытыми глазами, раздевается до трусов. Паскаль Феншэ будит его, и высокий блондин подскакивает, сперва удивившись, а затем устыдившись своей наготы. Все в зале аплодируют.
– В чем же фокус? – спрашивает Лукреция своего друга.
– Вообще, все дело не в гипнотизере, а в том, кого гипнотизируют, – объясняет Исидор. – Именно он позволяет голосу подчинить его. Считается, что лишь двадцать процентов населения подвержено гипнозу. То есть достаточно доверяется гипнотизеру, чтобы полностью поддаться.
Паскаль Феншэ требует нового испытуемого для следующего опыта.
– Идите, Лукреция!
– Нет, Исидор, давайте вы.
– Мадемуазель немного стесняется, – кричит он артисту.
Паскаль Феншэ спускается, берет девушку за руку и ведет на сцену.
– Сразу предупреждаю, что раздеваться не стану, – твердо заявляет Лукреция, стоя под прожекторами.
Гипнотизер просит ее смотреть на хрустальный маятник.
– Вы ощущаете все большую усталость. Ваши веки тяжелеют, тяжелеют...
Она не сводит взгляда с маятника, но ее рот произносит:
– Сожалею, но со мной это не пройдет, я считаю, что принадлежу к восьмидесяти процентам людей, невосприимчивых к гип...
– Вы спите.
Она замолкает и закрывает глаза.
– Вы крепко спите... – повторяет Паскаль Феншэ.
Кажется, Лукреция уже достаточно погрузилась в сон, и гипнотизер спрашивает ее, что она делала вчера. Она немного колеблется:
– Вчера я была в каннском морге.
Затем он спрашивает, чем она занималась на прошлой неделе. Она это вспоминает. Потом – что она делала месяц назад, год назад в тот же месяц, в тот же день. Она подчиняется. Далее он просит ее вернуться на десять лет назад. На двадцать. Потом пережить первые дни своей жизни, свое рождение, то, что происходило до него. Девушка сворачивается клубком. Он помогает ей сесть на пол, она принимает позу
