Владелец пальца с минуту тщательно обдумывает увиденное и услышанное. Затем одной рукой хватает записную книжку, а другой – телефонную трубку и нервно набирает номер. Колеблется, бросает трубку и берет свое пальто. Выходит.
Он идет к огням проспекта. Плавно приближается машина со светящейся надписью наверху.
– Такси!
Дворники громко скребут по лобовому стеклу. Громадное черное облако изливает крупные, как мячики для пинг-понга, капли, которые не отскакивают, а тяжело разбиваются о мостовую.
Человек высаживается перед домом на Монмартре, порывы влажного ветра подгоняют его. Он сверяет адрес. Поднимается на несколько этажей, выходит и останавливается перед дверью, из-за которой доносятся звуки ударов по подвесной груше и синкопическая музыка.
Он нажимает на звонок под именем ЛУКРЕЦИЯ НЕМРО. Через мгновение музыка прекращается. Он слышит шаги и шум открывающихся замков.
В приоткрытую дверь показывается потное лицо молодой девушки.
– Исидор Катценберг...
Она удивленно смотрит на него. Вокруг его ботинок образовалась лужица.
– Добрый вечер, Лукреция. Можно войти?
Она все еще не осмеливается убрать цепочку, продолжая глядеть на него, словно пораженная таким поздним визитом.
– Так я могу войти? – повторяет он.
– Что вы здесь делаете?
Она как будто улыбается.
– Вы со мной на «вы»? Кажется, в последний раз мы были на «ты».
– «Последний раз» был три года назад. И с тех пор я о вас ничего не слышала. Мы снова стали чужими друг другу. Поэтому на «вы». Что вас привело?
– Я по работе.
Поколебавшись, она наконец убирает цепочку и приглашает мужчину войти, затем закрывает за ним дверь. Он вешает свое мокрое пальто на вешалку.
Исидор Катценберг с интересом рассматривает квартиру. Его всегда забавляло разнообразие увлечений молодой журналистки, освещающей научные темы. На стенах постеры фильмов, в основном американских и китайских боевиков. В центре гостиной, недалеко от низкого столика, заваленного женскими журналами, подвесная боксерская груша.
Он садится в кресло.
– Ваш визит действительно удивил меня.
– Я сохранил прекрасные воспоминания о том, как мы искали истоки человечества.
Лукреция кивает:
– Вижу. Я тоже не забыла.
Нечеткие картины их предыдущей совместной работы в Танзании вновь всплывают в ее памяти. Она еще внимательнее смотрит на него. Метр девяносто пять, более ста килограммов: неловкий великан. Кажется, он похудел.
Что-то его сильно беспокоит, видимо, он заставил себя прийти сюда.
Исидор Катценберг отрывает от переносицы свою тонкую позолоченную оправу и тоже внимательно смотрит на нее. Рыжие волосы, длинные и волнистые, стянутые черной бархатной лентой, миндалевидные глаза изумрудно-зеленого цвета, маленькие ямочки и острый подбородок – мимолетная красота, как на полотнах Леонардо да Винчи. Она кажется ему миловидной. Не красивой, но миловидной. Возможно, из-за возраста. Прошло три года. Во время их последнего дела ей было двадцать пять, значит, теперь ей двадцать восемь.
Она изменилась. Уже не столько нескладный мальчик, сколько молодая девушка. Но еще и не женщина.
На ней китайская курточка из черного шелка со стоячим, как у кителя, воротником, который скрывает шею, зато открывает округлые плечи. Сзади на курточке рыжий тигр во всю спину.
– Так что за «работу» вы мне предлагаете?
Исидор Катценберг взглядом что-то ищет в комнате. Замечает видеомагнитофон, поднимается, вставляет кассету, которую достает из кармана, и нажимает на пуск.
Они вместе пересматривают сюжет о смерти Феншэ, переданный в теленовостях.
Кассета заканчивается сообщением о сильном дожде, похожем на тот, что идет за окном.
– Вы пришли ко мне в час ночи, чтобы показать новости?
– По-моему, невозможно умереть от любви.
– Ну-ну... вам всегда недоставало романтизма, дорогой Исидор.
– Напротив, я считаю, что любовь не убивает. Любовь спасает.
Она задумывается.
– В конце концов, мне это очень даже нравится, «смерть от любви». Хотела бы я когда-нибудь таким образом убить мужчину. Идеальное преступление, в хорошем смысле слова.
– Это всего лишь мое мнение, но, думаю, здесь речь идет не о преступлении, а об убийстве.
– А в чем разница?
– Это преднамеренное убийство.
Он кашляет.
– Вы простыли? – спрашивает она. – Вероятно, из-за дождя. Сейчас сделаю вам чай с бергамотом и медом.
Она ставит чайник.
Он растирается и отряхивается.
– С чего вы взяли, что оно преднамеренное?
– Доктор Самюэль Феншэ не первый умерший от любви. В 1899 году президент Французской Республики Феликс Фор был найден мертвым в доме свиданий. Шутки ради рассказывают, что прибывшие инспекторы спросили мадам: «Он еще в сознании?» На что та ответила: «Нет, он сбежал через заднюю дверь».
Лукреция не улыбается.
– К чему вы клоните?
– Полиция предпочла бы оставить дело в тайне, сказав, что президент скончался от сердечного приступа. Однако скоро оно получило огласку за пределами комиссариата. Пикантность обстоятельств гибели Феликса Фора помешала нормальному расследованию. Смерть в разгаре утех в публичном доме вызывает насмешки. Таким образом, никто серьезно и не копался в этом.
– Кроме вас.
– Просто из интереса, будучи студентом, я выбрал это дело темой для диссертации по криминологии. Я отыскал документы, нашел свидетелей. Раскрыл мотив. Феликс Фор собирался провести антикоррупционную программу, даже внутри секретных служб.
Лукреция Немро наполняет две чашки душистым чаем.
– Если не ошибаюсь, Наташа Андерсен призналась в убийстве Самюэля Феншэ.
Торопясь проглотить свой чай, Исидор обжигает язык и принимается дуть поверх чашки.
– Она
Для виду он просит ложечку и начинает быстро вертеть ею, будто желает таким образом остудить чай.
– Вот увидите, теперь за ней многие будут ухаживать...
– Мазохизм? – без малейшего стеснения спрашивает Лукреция, глотая горячий напиток.
– Любопытство. Очарование слияния Эроса, бога любви, с Танатосом, богом смерти. К тому же силен архетип богомола. Вы никогда не слышали о том, что самки этих насекомых убивают самцов во время полового акта, отрывая им голову? Это завораживает, потому что напоминает о чем-то глубоко сидящем в нас...
– Страх любви?
– Скажем, любви, связанной со смертью.
Одним глотком она допивает свой все еще горячий чай.
