– Вилль-дю-Пер, – выплюнул я ответ в его мерзкую физиономию.
– Дерьмовый городишко, – фыркнул Норкросс.
– Ты сжег мой дом. Ты убил мою жену и моего сына, Филиппа.
Он задумался, словно вспоминая что-то. Отвратительная усмешка тронула его губы.
– Да, припоминаю. Ты тот дурачок, который пытался помешать мне утопить сына мельника.
Усмешка расплылась по лицу.
– А как же хвастливый Хью? Шут из шутов, учившийся у самого Норберта из Боре? – Норкросс вдруг расхохотался. – Ты? Содержатель постоялого двора! Трактирщик! Мошенник.
Я снова рванулся к нему, но острие кинжала проткнуло кожу. Еще одно движение, и я был бы мертв.
– Ты забрал мою жену. Ты бросил в огонь моего сына.
– Что ж, если я это и сделал – тем веселее, ты, червяк. – Он пожал плечами и подмигнул Эстелле. – Вижу, госпожа, вы подверглись оскорблению. Ступайте и доложите о нападении.
Она поправила одежду и проскользнула к двери.
– Обязательно доложу. Спасибо, господин, вы появились вовремя. – Эстелла исчезла за дверью. – Стража! – Теперь ее крик разносился уже по коридору. – Помогите! Стража!
Норкросс повернулся ко мне. Он чувствовал себя победителем.
– Что скажешь, шут? Похоже, последним все-таки буду смеяться я.
Глава 53
Связанного по рукам и ногам, меня бросили в темную, пустую камеру на первом этаже замка.
Я знал – участь моя решена. Эстелла выступит в роли оскорбленной женщины. В той самой, которую она так успешно сыграла вечером. Норкросс предстанет в облике героя, вставшего на защиту чести благородной дамы от посягательств презренного шута. Кто поверит простолюдину в споре с такими знатными людьми? И смех меня больше не спасет.
От нерадостных мыслей отвлек громкий скрип двери. В камеру проник луч света. Наступил день. Три дюжих стражника переступили порог, капитан схватил меня за тунику и рывком поднял на ноги.
– Ну что, морковная голова, если у тебя еще остались хорошие шутки, сейчас самое время...
Меня бесцеремонно втолкнули в большой зал. Как и в мой первый день, помещение заполняли рыцари и придворные. Запыхавшийся посланец рассказывал окружившим его о некоем почтенном рыцаре, жестоко убитом разбойниками в соседнем герцогстве.
Болдуин, уже занявший место в своем кресле на возвышении, подозвал гонца к себе.
– Так ты говоришь, что почтенный Адемар убит в своем собственном доме?
– Не просто убит, мой господин... – Посланец явно чувствовал себя неуютно, сообщая такие новости. – Прибит к стене часовни... рядом с женой. Распят...
– Распят... – Болдуин медленно поднялся. – Значит, разбойники подняли его с постели?
– Да. Они были вооружены и в боевых доспехах, а лица скрывали за забралами шлемов. Никаких отметок, никаких знаков. За исключением черного креста.
– Черного креста? – удивленно переспросил Болдуин. Я так и не смог определить, было ли его удивление искренним или поддельным. – Норкросс, тебе известно что-нибудь о такой банде?
Из толпы выступил Норкросс. На нем была длинная красная туника, а на поясе висел меч.
– Нет, мой повелитель.
– Бедняга Адемар, – пробормотал, сглатывая, Болдуин. – Скажи, посланец, какое же сокровище искали эти трусы?
– Не знаю. – Посланец покачал головой. – Адемар лишь недавно вернулся из Святой земли, где был ранен. Говорили, что он привез с собой ценные трофеи. Я слышал, говорили о прахе самого святого Матфея.
– Прах святого Матфея, – снова повторил Болдуин. – Такая реликвия стоит целого королевства.
– Но есть еще более ценная, – заметил Норкросс.
Глаза Болдуина вспыхнули.
– Копье Лонгина! То самое, на котором осталась кровь Спасителя.
Таинственные всадники... поджоги... убийства... Я не сомневался, что за всеми этими преступлениями стоит Норкросс. И я был готов перерезать ему горло.
– Господин, – продолжал Норкросс, – Адемар уже в могиле, а у нас есть еще одно дело.
– Ах да, дело нашего шута. – Болдуин жестом отпустил посланца и, откинувшись на спинку, поманил меня пальцем. – Мне сообщили, шут, что ты позволяешь себе непозволительное. За короткое время ты успел оскорбить множество людей и нажить немало врагов.
Я посмотрел на Норкросса.
– Это мне нанесено величайшее оскорбление.
– Тебе? Как так? – усмехнулся герцог. – Может, жена Бримона не угодила?