Солдаты застыли, приветственно вскинув мечи и копья. Герцог, подняв руку, промчался между ними, одарил улыбкой Бертрана и Марселя Гарнье, управляющего поместьем, и, словно вспомнив о чем-то, повернулся к Анне.
Стефен ловко спрыгнул с коня. Отросшие за время похода, растрепанные волосы делали его похожим на гота. Щеки ввалились, кожа обтянула проступившие скулы. Но прищуренные глаза блестели. Как и подобает верному супругу, он подошел к ней. Они не виделись почти два года.
– Добро пожаловать домой. – Анна шагнула ему навстречу. – Слава Господу, вы вернулись целым и невредимым.
– А вы, моя дорогая, сияли, как маяк, указывая мне путь на родину, – с улыбкой ответил Стефен.
Он поцеловал ее в обе щеки, но в их объятиях не было ни тепла, ни ласки.
– Я скучал по тебе, Анна, – добавил герцог, окидывая ее взглядом, какой более подходил бы человеку, обрадованному тем, что его любимая кобыла не охромела и сохранила все зубы.
– Я тоже считала дни до нашей встречи, – холодно ответила она.
Сенешаль и управляющий уже спешили к господину.
– Бертран, Марсель. – Он протянул им руки. – Надеюсь, вы проделали весь этот путь не для того, чтобы сообщить какую-нибудь неприятную новость.
– Нет, мой господин, – ухмыльнулся сенешаль. – С вашим прекрасным городом ничего не случилось. Стоит на прежнем месте. Разве что стал еще сильнее.
– А казна еще полнее, чем тогда, когда вы уезжали, – поспешно добавил управляющий.
– Ладно, все это потом. – Стефен махнул рукой. – Мы провели в пути много часов, и задница болит так, словно меня гнали пинками от самого Тулона. Позаботьтесь о моих людях. Все страшно проголодались. А я... – Он посмотрел на Анну. – А я позабочусь о моей миленькой женушке.
– Теперь, мой муж, чтобы мы были на равных, мне придется прыгать до самого Парижа, – пошутила Анна.
Стоявшие рядом рассмеялись, и Анна, взяв супруга за руку, повела его к палатке, задрапированной зеленым и золотистым шелком. Едва они вошли, как любезное выражение соскользнуло с лица Стефена.
– Ты хорошо сыграла, женушка.
– Я не притворялась и действительно рада твоему возвращению. Ты нужен сыну. И если ты стал мягче и добрее...
– На войне люди не становятся мягче и добрее, – перебил ее герцог и, опустившись на стул, сбросил плащ. – Иди ко мне. Помоги снять сапоги. А я покажу, в какого милого щеночка превратился за это время.
Грязные, спутанные волосы падали на тунику. Пыль покрывала изможденное лицо. И от него пахло, как от кабана.
– Похоже, война даже не коснулась тебя. Ты такой же, каким и был, – обронила Анна.
– А ты, Анна, – ответил он, притягивая ее к себе, – ты, как сон, который желаешь видеть вечно.
– Пора проснуться. – Она отстранилась. Ухаживать за ним, прислуживать ему было ее долгом. Снять сапоги, вытереть шею влажной тряпицей. Но дотронуться до себя она ему больше не позволит. – Я не для того провела в одиночестве два года, чтобы меня оседлал грязный боров.
– Так подай мне чашу с водой, и я умоюсь, – ухмыльнулся Стефен. – Буду чистенький, как голубок.
– Дело не только в том, что от тебя воняет.
Все еще улыбаясь, Стефен медленно стянул рукавицы.
В палатку заглянул слуга с подносом, на котором лежали свежие фрукты. Почувствовав напряжение, он поставил поднос на скамью и поспешно вышел.
– Я успела познакомиться с твоими новыми друзьями, – не скрывая презрения, продолжала Анна. – С теми, которых ты прислал из Святой земли. С теми, что носят черный крест. С теми, что убивают без разбору, не щадят женщин и детей, невинных и благородных. Как низко ты пал, Стефен.
Он встал и медленно подошел к ней. И тут же как будто мурашки побежали у нее по коже. Стефен остановился за спиной. Она не повернулась.
Холодные, бесчувственные пальцы коснулись ее шеи. Губы, не знающие тепла любви, приникли к ее плечу.
Она отвернулась.
– Я твоя жена, Стефен, и потому буду заботиться о твоем здоровье и благополучии. Ради нашего сына. Я буду рядом с тобой, как того требует долг. Но знай – отныне ты никогда, никогда не прикоснешься ко мне. Я не позволю тебе этого. Ни в миг моей крайней слабости, ни в миг твоей крайней нужды. Я больше не позволю тебе осквернять мое тело.
Стефен усмехнулся и кивнул. Погладил ее по щеке, и она, дрожа, отшатнулась.
– Прекрасная речь. Поздравляю. Интересно, как долго ты ее репетировала?
Прежде чем Анна успела понять, что происходит, он сжал пальцы на ее горле. Боль пронзила все тело. Стефен приблизил к ней улыбающееся лицо.
Ей вдруг стало трудно дышать. Анна попыталась вскрикнуть, но воздуха в легких уже не осталось. Да и что толку? Кричи не кричи – никто не придет. Вопль боли и отчаяния сочтут знаком наслаждения. Пульс барабанным боем отдавался в ушах.
Он швырнул ее на землю и сам навалился сверху, продолжая сжимать ей горло большим и
