Итак, организация мятежных валетов была разгромлена, а главные заговорщики – арестованы. Войкевич удвоил охрану короля, и Стефан теперь чувствовал себя куда увереннее, чем в дни, последовавшие за последним покушением. Он больше не ходил на скачки, чтобы не искушать судьбу, но побывал на дне рождения Лотты и преподнес ей дорогие подарки, которые призваны были помочь ей затмить баронессу Корф. Словом, жизнь мало-помалу возвращалась в привычную колею, и казалось, что теперь-то уж все точно будет хорошо. Поэтому Стефан не воспринял всерьез доклад встревоженного министра финансов о том, что происходит что-то странное, потому что некто скупил все долговые обязательства иллирийского правительства. Министр долго собирался с духом, прежде чем осмелился сказать монарху то, что стоило сказать уже давно: казна пуста, у них нет денег, они живут в долг, а срок уплаты по многим обязательствам уже подошел, и если кредитор потребует возврата денег (на что он имеет полное право), им будет нечем платить. Позор, позор!
Как принято у королей, Стефан раскричался, обвинил во всем нерадивого министра и пообещал дать ему отставку, но потом, слегка остыв, стал размышлять. Конечно, подарки Лотте, подарки жене, которая под влиянием баронессы Корф пристрастилась к модным платьям и красивым украшениям, игра в казино, строительство ипподрома да еще всякие мелочи вроде единовременной выплаты Войкевичу, Обрадовичу и тем, кто раскрыл заговор валетов, – все это обошлось недешево. К тому же, судя по докладу министра, налогов в этом году собрали мало, а еще впереди маячила угроза неурожая… нерадостная, прямо скажем, перспектива.
Вызвав министра, король извинился перед ним за несдержанность и перешел к делу. Необходимо договориться с кредитором, кем бы он ни был. Может быть, он согласится принять пока в залог серебряные рудники?
И министр отправился на встречу с кредитором, который оказался щеголеватым господином средних лет с почти седыми волосами. Господин этот был тесно связан с парижскими банками и с ходу огорошил министра заявлением, что оскудевшие рудники его не интересуют. Кроме того, он вообще-то выполняет поручение некоего лица, у которого имеются в Иллирии свои интересы. Какие именно, это лицо согласно сообщить только при личной встрече с его величеством.
После того как были оговорены все необходимые условия, встреча состоялась как бы случайно в очаровательной беседке парка Тиволи, напротив фонтана. И хотя уже выбор места говорил о многом, Стефан все же был искренне удивлен, когда увидел Амалию Корф.
Глава 25
Договор
– Прошу вас, присаживайтесь, ваше величество, – сказала Амалия. – Полагаю, вы уже знаете, о чем я намерена с вами говорить, не правда ли?
Стефан не стал возражать и присел на скамью, хмуря брови. Отчего-то ему вдруг стало трудно дышать. И еще – еще он почувствовал себя обманутым.
Вот, значит, для чего она явилась в Любляну, такая очаровательная, такая… такая опасная. Она расставила ему ловушку, и он, считавший себя, по крайней мере, не глупее многих, попался в нее, как неосмотрительная мышь…
– Думаю, мы можем обойтись без лишних слов, сударыня, – холодно ответил он. – У вас мои долговые обязательства, и я намерен их выполнить. Вы получите свои деньги обратно.
– Вы собираетесь занять их у австрийского правительства? – Амалия покачала головой. – Тогда, ваше величество, вместо меня вам придется иметь дело с Кислингом и его начальством, а это куда хуже и опаснее для вашей страны.
Король посмотрел на нее с мрачным вызовом.
– Не продолжайте, я уже понял. Или я уступлю вам Дубровник, или вы опозорите меня перед всей Европой? Так, сударыня?
– Совершенно верно. Договор о Дубровнике в обмен на векселя, которые вы так неосмотрительно выдали. Вам достаточно поставить свою подпись, и все будет кончено.
– А если я не стану этого делать?
– Вы не хуже меня знаете, что тогда все только начнется.
Они сидели на скамье и молчали, но между ними пролегла пропасть враждебности, которую Стефан даже не пытался скрыть.
– Могу спорить, что это было самое дорогое дело вашей особой службы, – проговорил он с жалящей иронией.
И в это мгновение Амалия решила, что пора окончательно сбросить маски.
– Еще ваш отец обещал отдать нам Дубровник и клялся, что для него нет ничего важнее нашей дружбы. Потом он написал завещание, в котором призывал вас держать русских на расстоянии и не пускать в Дубровник ни нас, ни кого-либо еще. – Стефан вспыхнул. – Мы умеем ценить союзников, но знаем также способы, как заставить ненадежных союзников стать надежными. Хотите знать, стыдно ли мне за то, что я сделала? Ни капли, потому что нет удовольствия выше, чем обмануть того, кто сам привык всех обманывать. – Амалия поднялась с места. – Завтра же договор о Дубровнике должен быть подписан. Петр Петрович Оленин уже приготовил текст, и я могу передать его вашему секретарю для ознакомления. – Стефан хотел что-то сказать, но Амалия подняла руку, словно закрывая ему уста. – И я не желаю тратить время на обсуждение договора о нейтралитете и прочем, чему грош цена. Или Дубровник, или завтра же вся Европа узнает, кому и за сколько вы покупали украшения.
Змея, подумал опечаленный король. Змея, но… до чего же привлекательная змея! Даже сейчас, когда она в открытую угрожает ему, у нее такие глаза, ах, такие глаза…
– Вы не оставили мне выбора, сударыня, – промолвил он со вздохом, вставая со скамьи. – Что ж, присылайте ваш договор, я подпишу его. Но у меня есть один вопрос…
– Какой же? – спросила Амалия, предчувствуя подвох.
– Скажите, когда вы закрывали мою дочь от пули террориста, вы делали это только ради договора? Или ради чего-то еще?
Амалия вспыхнула, а король, попрощавшись, удалился с приятным ощущением хотя и маленькой, но победы. Потому что нет такой бочки дегтя, которую не могла бы подсластить самая крошечная ложечка меда.
…Во вторник подписанный договор отбыл с курьером и особой охраной в Петербург. Сложное, даже рискованное дело было завершено блестяще. Больше ничто не держало Амалию в Иллирии, и она принялась собирать вещи.
Стоял ясный, теплый сентябрь. Амалия побывала у Бреговича, передала его жене деньги и пообещала прислать все переводы его стихов на русский, какие только сумеет отыскать. Вернувшись в Тиволи, она неожиданно для себя увидела Мусю, которая дожидалась ее в гостиной.
– Я думала, вы уже давно вернулись в Петербург! – вырвалось у Амалии.
– Наше путешествие затянулось, – засмеялась Муся. – Мы добрались до Голландии и объездили почти всю Германию. В Бельгию тоже заехали… Теперь возвращаемся в Венецию и решили тебя навестить.
Амалия отметила про себя, что навестить ее пришла одна Муся, Андрей же благоразумно воздержался от визита. Впрочем, ее это больше ни капли не волновало. Хотя она не принимала всерьез роман с Войкевичем, он послужил тем самым сердечным клином, которым – по пословице – вышибают другой клин. Амалия была почти уверена, что теперь, если она увидит Андрея, ее сердце будет биться так же ровно, как и за минуту до встречи.
Впоследствии Амалия не раз будет вспоминать этот мирный вечер, совместную прогулку к пруду и любимого лебедя, который бегал за ней как собачка.
– Ой, у тебя тут есть даже теннисный корт! – оживилась Муся.
– Если хочешь, завтра можем сыграть партию-другую, – предложила Амалия. – Сегодня уже поздно.
Сказав это, она вспомнила, что ни Михаил, ни обе королевы, прежде такие сердечные, не давали о
