– Степан, стой!
Конечно, она могла просто сесть на «Северный экспресс», как уже делала не один раз, и уехать в Париж. Но она знала Мусю и понимала, что та вполне может отправиться со своим новоиспеченным мужем в свадебное путешествие в столицу Франции, а Амалия намеревалась во что бы то ни стало не допускать встречи с ними.
По крайней мере, в ближайшее время, пока все не уляжется. И она, как это нередко бывало, почувствовала досаду от того, что разум бессилен справиться с некоторыми чувствами.
– Алексей Николаевич у себя? – спросила она у дежурного адъютанта, войдя в приемную.
У К. была привычка засиживаться в министерстве допоздна, хотя никто не мог сказать с уверенностью, было ли это следствие подлинного служебного рвения или он просто делал вид, что загружен работой до чрезвычайности. Он с изумлением привстал с места, когда к нему вошла баронесса в вечернем платье, с легким шарфом на плечах, оттеняющим белизну ее кожи. Бриллианты сверкали и переливались на ее шее, запястьях и в завитках белокурых волос, глаза горели каким-то необычным, холодным огнем.
– Чем обязан, сударыня… – он запнулся, не зная, как объяснить этот неожиданный визит.
– Просто я успела передумать, – бросила Амалия. – По поводу Иллирии. Если, конечно, не передумали вы.
Министр медленно опустился обратно в кресло. Он не понимал, что нашло на баронессу Корф, но нельзя сказать, что ситуация его не устраивала.
– То есть вы готовы ехать в Любляну?
– Завтра же, если вам будет угодно. Мне нужны деньги на расходы и копии донесений нашего резидента. Я должна представлять себе, с кем мне придется иметь дело.
К. кивнул.
– Я немедленно распоряжусь, чтобы вам все доставили. Ближайший экспресс отходит завтра вечером. Что-нибудь еще?
– Да, Алексей Николаевич. Пожелайте мне удачи. Представляется, что в этом деле она очень понадобится!
Глава 3
Адъютант его величества
Едва Петр Петрович Оленин открыл утром глаза, он сразу же вспомнил, кого он должен сегодня встретить на вокзале.
Итак, в Любляну приезжает баронесса Корф, о которой он в свое время слышал столько любопытных вещей. Говорили между прочим, что она будто бы предотвратила в одиночку большую войну[7], но Петр Петрович был склонен считать, что если какой-либо войне суждено начаться, то ее не в состоянии отменить никакая земная сила. По натуре Петр Петрович был фаталистом, больше всех живых существ любил своего кота Ваську и раз в неделю отправлял курьером в Петербург подробнейшие донесения обо всем, что творилось при иллирийском дворе. Некоторое время назад он первым уловил неблагоприятные для России признаки и дал понять начальству, что подписание соглашения насчет Дубровника рискует затянуться до Страшного суда. Сначала Петра Петровича, как водится, пожурили за паникерство, а потом, получив из дюжины дополнительных источников те же сведения, встревожились. В Любляну приехал опытный дипломат граф Ламсдорф и попробовал найти подходы к королю Стефану. Ламсдорф беседовал с ним и доверительно, и по-отечески, ссылался на союзный договор, на священную обязанность славян дружить между собою и так далее. Стефан, который имел в роду дюжину немцев, столько же австрийцев, чуть меньше французов и итальянцев, но ни одного славянина, произнес в ответ прочувствованную речь и прослезился, но соглашения не подписал. Ламсдорф не отступал и пробовал убедить его и так и эдак, но ничего не добился и уехал восвояси с неприятным ощущением от проваленной миссии, которая может ой как аукнуться Российской империи. И вот теперь в качестве последнего средства из Петербурга посылают баронессу Корф, вероятно, рассчитывая на то, что женщине будет легче растопить сердце монарха.
«Ну, Рейнлейн вряд ли это допустит», – усмехнулся про себя Петр Петрович и отправился кормить кота.
Поезд баронессы должен был прибыть на вокзал в полдень, но, отлично зная особенности балканского транспорта, Петр Петрович явился в половине первого. Его расчеты полностью оправдались: поезд Вена – Любляна, как всегда, опаздывал.
Петр Петрович прогулялся по перрону, возле которого росли роскошные вишневые деревья, в эту пору находящиеся в самом цвету. Однако не поэтическая красота цветущих белых вишен занимала в эти мгновения российского резидента, а мысль о том, что именно может предпринять неведомая ему баронесса Корф, чтобы добиться своего. Зная обстановку при дворе, он не сомневался, что Дубровник для России потерян окончательно, и хорошо, если удастся не допустить там присутствия австрийского флота, который способен создать большие проблемы нашим союзникам в Адриатике.
Вдали сипло свистнул локомотив и медленно– медленно, словно украдкой, стал подходить к станции. Носильщики оживились, подтянулись немногие встречающие. Поезд пропыхтел вдоль единственной платформы вокзала и остановился.
– Любляна! Любляна, конечная!
Петр Петрович приподнялся на цыпочки и тут только вспомнил, что у него нет фотографии баронессы Корф, есть только словесное описание: красивая блондинка за 30. Как сообщили ему из Петербурга в недопустимо легкомысленном стиле, «мимо, Петр Петрович, вы точно не пройдете».
«Ох столичные остряки!» – вздохнул про себя Оленин и завертел головой, высматривая ту самую блондинку.
Из вагона первого класса вышла брюнетка лет 30 с собачкой. На взгляд Петра Петровича, собачка была куда симпатичнее хозяйки. Впрочем, в данный момент брюнетки его вовсе не интересовали.
Из другого вагона показалась миловидная блондинка, и лет ей было как раз около 30. Петр Петрович двинулся было к ней, но в этот момент из вагона вышел муж блондинки, который нес на руках ребенка и о чем-то оживленно переговаривался со своей женой.
«Не то».
Из вагонов спускались военные, какие-то мужчины в цилиндрах, горничная со стертым невыразительным лицом и обширная старуха с тремя подбородками, плавно переходящими в бюст. Петр Петрович поглядел на нее и подумал, что старуха наверняка была когда-то молода и, может быть, даже нравилась кому-то. Однако сейчас не время было размышлять об этом, тем более что баронессы Амалии Корф не было видно.
Тут он завидел за спиной старухи даму в вуалетке с мушками, которая как раз готовилась спуститься на низкий перрон. Дама определенно была блондинкой – он видел завитки светлых волос, выглядывавшие из-под шляпки, – но было не похоже, что ей больше 30 лет. На всякий случай Петр Петрович приблизился, но тут из-за его спины выскочил высокий военный и галантно подал даме руку, помогая спуститься. Незнакомка поблагодарила его улыбкой и трепетом длинных ресниц.
– Merci, monsieur[8].
Военный учтиво поклонился, и, когда он повернулся, Петр Петрович признал его. Это был Милорад Войкевич, адъютант короля Стефана, и чутье подсказало Оленину, что адъютант никак не мог по случайному совпадению оказаться на этом перроне одновременно с ним, да еще подавать руку незнакомой даме.
Поспешно приблизившись, Петр Петрович чуть резче, чем ему хотелось бы, спросил:
– Баронесса Корф?
Незнакомка подняла вуалетку, и на Оленина поглядели загадочные карие глаза, в которых трепетали золотистые искорки.
– Именно так, сударь. А вы – Петр Петрович Оленин?
Чувствуя неловкость, он поклонился. Амалия перевела взгляд на статного черноволосого Войкевича, и Оленин понял: она тоже догадалась, что полковник прибыл сюда не просто так и руку подал ей не из
